И богатые. Дети, чьи базовые представления о нормальности сформированы благодаря тому факту, что они просто родились в семье нейрохирурга или известного адвоката. Размышляя о колледже, они наверняка думают о Гарварде и Йеле, не меньше. И вот в этой гуще оказываюсь я в клетчатой юбке-плиссе и таком же бордовом пиджаке с синим гербом, под которым вышит лозунг на латыни, который я даже не могу прочесть. Я выхватила новый телефон и отправила Макс сообщение. Это Эйвери. Новый номер. Позвони мне. Я бросила последний взгляд на водительское сиденье и усилием воли заставила себя взяться за ручку дверцы. Не будет Орен со мной миндальничать – это в его обязанности не входит. Его работа – оберегать меня, вот только не от пристальных взглядов, которые, как я была уверена, обрушатся на меня, стоит мне только выйти из машины. – После уроков вы будете ждать меня здесь? – спросила я. – Да, я буду здесь. Я подождала еще пару секунд, решив, что от Орена могут последовать еще какие-нибудь указания, но их не прозвучало, и я открыла дверь. – Спасибо, что подбросили. * * * Никто на меня не пялился. Никто не перешептывался. Сказать по правде, пока я шла к двойной арке, украшавшей собой вход в главное здание, меня начало одолевать ощущение, что это равнодушие – показное. На меня нарочно никто не смотрит. Все нарочно молчат. Я ловила на себе только мимолетные взгляды, и то от раза к разу. Стоило мне заглянуть встречным в глаза, и они отворачивались. Я твердила себе, что из моего появления не делают много шума, чтобы меня уважить – но ощущение у меня все равно было такое, будто я забрела в бальную залу, где все кружатся в хитром вальсе и пляшут вокруг меня так, словно меня здесь и нет вовсе. На подходе к аркам какая-то девушка с длинными черными волосами нарушила этот всеобщий «обет молчания», стряхнула его с себя, точно породистый жеребец – неумелого наездника. Началось все с того, что она пристально на меня посмотрела – и тогда другие ученики один за другим взяли с нее пример. А когда я подошла ближе, темноволосая незнакомка отделилась от толпы и вышла мне навстречу. – Меня зовут Тея, – с улыбкой сказала она. – А ты, должно быть, Эйвери. – Голос у нее был очень приятный – музыкальный, певучий, она была словно сирена, которая прекрасно знает, что при желании без труда сможет отправить моряков на дно морское. – Хочешь, я покажу тебе дорогу к директрисе? * * * – Директрису зовут доктор Макгоуэн. Она профессор, защищала диссертацию в Принстоне. Ты у нее в кабинете проторчишь с полчаса, не меньше, пока дослушаешь ее рассказ о возможностях и традициях. Если предложит кофе – не стесняйся, бери. Зерна она сама обжаривает, и это просто с ума сойти как вкусно, – сообщила Тея, от которой никак не могло укрыться то обстоятельство, что теперь все кругом пялились на нас обеих. Но ей это, кажется, даже нравилось. – Когда доктор Мак выдаст тебе расписание, обязательно проверь, что у тебя каждый день есть время пообедать. В Кантри-Дэй обучение «модульное», то есть по шестидневному циклу, хотя учимся мы всего пять дней в неделю. На протяжении цикла ты изучаешь от трех до пяти разных предметов, и уроки могут поставить на любое время, так что если не будешь за этим следить, вполне может оказаться, что в первый и второй день у тебя будет занятие прямо в обеденный перерыв, а в третий и пятый уроков почти не будет. – Понятно, – отозвалась я. От новой информации голова шла кругом, но я выдавила из себя еще одно слово: – Спасибо. – Люди в этой школе все равно что феи в кельтских мифах, – с улыбкой сказала Тея. – Не стоит нас благодарить, если не хочешь делать нам одолжение. Я не нашлась с ответом и промолчала. Но Тея, кажется, не обиделась. Пока мы с ней шли по длинному коридору, увешанному фотографиями выпускников школьных лет, она решила прервать молчание: – Мы не такие уж и плохие, честное слово. Во всяком случае, большинство. Если будешь держаться ко мне поближе, точно со всем справишься. Это меня задело. – Я в любом случае справлюсь, – возразила я. – Это уж наверняка, – многозначительно ответила Тея. Видимо, она в этот момент подумала о деньгах? А как иначе. Или нет? По мне скользнул взгляд ее черных глаз. – Тяжело, наверное, жить в одном доме с этими мальчишками, – проговорила она, наблюдая за моей реакцией до того пристально, что никакая улыбка не помогла это замаскировать. – Да нет, все прекрасно, – парировала я. – Зайка моя, – покачав головой, ответила Тея. – Вот уж каким словом эту семейку не назвать – так это «прекрасные». До твоего появления у них все было не слава богу, да так и останется, когда ты уйдешь. Уйду? Куда же это я, по мнению Теи, денусь, интересно? Мы успели дойти до конца коридора и остановились у двери в кабинет директора. Она распахнулась, и из кабинета вереницей вышли четверо парней. Все четверо были в крови. Все улыбались. Последним вышел Ксандр. Сперва он увидел меня – а потом и мою спутницу. – Тея, – вырвалось у него. Она улыбнулась ему сладкой – почти приторной – улыбкой и поднесла руку к его лицу, точнее, к окровавленным губам. – Ксандр! Кажется, ты проиграл! – В бойцовском клубе «Смертельная роботобитва» проигравших не бывает, – невозмутимо возразил он. – Есть только победители и те, чьи роботы, скажем так, бабахнули. Мне вспомнился кабинет Тобиаса Хоторна и бесчисленные патенты и награды на стенах. Выходит, Ксандр Хоторн – юный гений? И куда делась одна из его бровей? Тея невозмутимо продолжила беседу, точно слова Ксандра не заслуживали особого внимания. – А я тут решила проводить Эйвери до кабинета и дала ей несколько советов, как выжить в Кантри-Дэй. – Чудесно, – сказал Ксандр. – Эйвери, а бесподобная Тея Каллигарис не забыла упомянуть, что ее дядя женат на моей тетушке? И точно: Зара ведь носит фамилию Хоторн-Каллигарис. – Слышал, Зара и твой дядюшка ищут способы оспорить завещание, – заметил Ксандр, обращаясь вроде как к Тее, но меня не оставляло чувство, что тем самым он предупреждает меня. Не доверяйте Тее. Тея, нисколько не утратив самообладания, только пожала плечами: – Ничего об этом не знаю. Глава 23 – Я записала вас на курс американистики и на философию осознанности. Изучать естественные науки и математику вы сможете в том же объеме, что и раньше, если только наша программа не покажется вам чересчур сложной. – Доктор Макгоуэн отпила кофе. Я последовала ее примеру. Он и впрямь оказался божественным, как и обещала Тея, и это навело меня на мысли о том, насколько в таком случае правдивы остальные ее слова. Тяжело, наверное, жить в одном доме с этими мальчишками. До твоего появления у них все было не слава богу, да так и останется, когда ты уйдешь. – Если же говорить об элективах, то могу посоветовать курс под названием «Создание смыслов», в котором рассказывается о том, как идея передается посредством искусства. Курс создан при поддержке местных музеев, художников, драматургов, театра балета и оперы и так далее. А учитывая, какую помощь всем этим людям и организациям оказывает Фонд Хоторна, думаю, курс будет для вас очень… полезным. Фонд Хоторна? Я с трудом – причем немалым – удержалась от того, чтобы не повторить вслух эти слова. – Для того чтобы до конца разобраться с вашим расписанием, мне хотелось бы сперва поподробнее узнать о ваших планах на будущее. Скажите мне, Эйвери, какова ваша главная страсть? На кончике языка у меня вертелся примерно тот же ответ, который я когда-то дала мистеру Альтману. Я привыкла строго придерживаться своих планов – но раньше они были составлены исключительно из практических соображений. В те времена я решила поступить в колледж на то направление, которое обеспечит мне надежную работу. И правильнее всего было придерживаться того же курса и сейчас. Эта школа наверняка даст мне больше ресурсов, чем прежняя. Тут меня лучше подготовят к итоговым тестам, тут я смогу набрать больше баллов за успехи в учебе, здесь у меня возрастут шансы закончить колледж за три года, а не за четыре. Главное – провернуть все с умом, и тогда, даже если Зара со своим мужем перепишут завещание Тобиаса Хоторна, я все равно останусь в выигрыше. Но доктор Мак спросила меня не о планах. А о главной страсти. Кроме того, если завещание и будет пересмотрено, мне наверняка выплатят денежную компенсацию. Интересно, сколько миллионов долларов мне предложат за то, чтобы я просто убралась восвояси? В худшем случае я просто продам журналистам свою историю, и вырученной суммы наверняка хватит на учебу в колледже. – Путешествия, – выпалила я. – Всю жизнь мечтаю объездить мир. – А почему? – спросила доктор Мак, остановив на мне внимательный взгляд. – Что вас так манит в чужие края? Искусство? История? Иные народы и культуры? А может, вас влекут красоты природы? Может, вы хотите увидеть горы и скалы, океаны и гигантские секвойи, тропические леса… – Да, – выдавила из себя я. На глаза навернулись жгучие слезы – сама не знаю почему. – Все это мне интересно. Да. Доктор Мак потянулась ко мне и взяла за руку. – Я составлю для вас список элективов, – мягко пообещала она. – Насколько я понимаю, в ближайший год поехать за границу по обмену у вас вряд ли получится, учитывая, скажем так, уникальные обстоятельства, но у нас действуют замечательные программы, которые можно иметь в виду на будущее. Может, вам даже захочется отложить выпускной на время. Если бы неделю назад мне сказали бы, что в моей жизни появятся обстоятельства, из-за которых я начну подумывать о том, чтобы задержаться в школе хотя бы на минуточку дольше необходимого, я бы сочла это бредом. Но ведь и школу, где я оказалась, никак нельзя назвать заурядной. Как и мою жизнь теперь. Глава 24 Макс перезвонила мне около полудня. Модульная система, которой придерживались в Хайтс-Кантри-Дэй, подразумевала, что у меня в расписании иногда появлялись «окна» между занятиями, во время которых я могла делать что вздумается. Бродить по коридорам. Наведаться в танцевальную студию, в темную комнату, где проявляли фотоснимки, или в один из гимнастических залов. Где именно пообедать, я вправе была решить самостоятельно. Поэтому, когда Макс позвонила мне и я метнулась в пустой класс, чтобы с ней поговорить, никто меня не остановил – никто даже не обратил на это особого внимания. – Это настоящий рай! – сказала я подруге. – Рай. Кроме шуток.