Роберт между тем продолжил: — Но был один фактор, который её останавливал. Помнишь, я сказал про опыты в наших клиниках? Так вот, многие из тех, чьё сознание перенесли в ВИРТУС, страдали провалами в памяти. И мамуля опасалась разделить их участь, — Роберт вновь заговорил с сарказмом: — Согласись, было б обидно, если бы мамочка, пустив в себя пулю и угодив в свой виртуальный эдем, забыла, ради чего всё это затеяла… Вот она себе послание и оставила: «Чтобы завершить начатое, соверши три деяния»… дальше ты знаешь, — за этим последовал новый смешок. — Всё–таки гениев не зря считают чокнутыми: вместо того, чтобы дать себе прямую подсказку, мама придумала чушь с белым камнем, богом войны и бывшим болотом… Роберт перевёл дух, вновь ожидая вопросов. А их у меня хватало: ящик Пандоры пока открылся не до конца. — Значит, — уточнил я, — твоей матери понадобилось это послание на случай, если она забудет, где спрятаны части программы? Но что в них содержится? — Дополнения, — бросил Роберт. — То, без чего «Феникс» даёт сбои. Поэтому они нужны Рябовой, — задержав на мне взгляд, он беспощадно сказал: — Без них она сошла бы с ума. Не сразу, конечно — может, через полгода… Ей бы чего–то не хватало — и она не понимала бы, чего именно. Вместо цифрового рая твою подружку ждал бы цифровой ад. Тут во мне вскипел гнев: — И ты, скотина, пытался ей помешать… — Давай без грубостей, — поморщился Роберт. — С ней ведь пока всё в порядке. — С ней не всё в порядке, — процедил я. — У неё приступы… непроизвольная смена аватаров. — Неприятно, — признал Роберт. — Но в остальном–то всё в норме. Зачем зря воздух сотрясать? Я велел себе остыть. Теперь ясно, почему он не рискнул встретиться по–настоящему… Ещё мне вспомнилось, что Кэсс не пьянеет от виртуального алкоголя. Но об этом–то можно не тревожиться: Диана Кнежик ненавидела пьяниц из–за отца. Она заложила в «Феникс» невосприимчивость к спиртному. Сосчитав в мыслях до пяти, я успокоился и спросил: — Но зачем такие сложности? Файлы с программой можно было хранить где угодно, а твоя мать оставила их там, куда не подступиться… — Это тебе не подступиться, — снисходительно уточнил Роберт. — Забыл, что мы говорим о создательнице ВИРТУСа? Я бы не удивился, если бы ей не пришлось идти ни за куклой, ни за яблоком, ни за биноклем: возможно, они сами бы к ней прилетели… Подумав, я нехотя кивнул. — Но почему в подсказке самой себе она выглядела ребёнком? К моему удивлению, Роберт признался: — Понятия не имею… Мамуля обожала всевозможные намёки: видимо, это один из них. А на что конкретно она намекала… да чёрт её знает, — бессильно вздохнув, он бросил будто в оправдание: — Но в остальном её план ясен. Я вскинул брови: мол, и что это за план? — На его первом этапе, — сказал Роберт, — она приструнила бы спецслужбы: проведённые в компании обыски стали бы первыми и последними. Не зря же компонент программы, загружённый в Бедуина, даёт доступ к ВИРТУС-камерам… — Шантаж? .. — понял я. — Шантаж, — подтвердил Роберт. — Мать следила бы за всеми, кто ей мешал: через камеры, подключённые к ВИРТУСу, она собрала бы компромат. И заметь, её слежку бы не раскрыли: ведь у сознания, загружённого в Сеть, нет ни айпи, ни гейм–кресла. Мамуля стала бы призраком! — будто ухватившись за какую–то мысль, Роберт вдруг сменил тон: — Как думаешь, почему тот, кто избавил тебя от вирусов, не нашёл их на Рябовой? Я не смог за ней шпионить по элементарной причине: программ против виртуальных фантомов не существует… Просто не было нужды их создавать. Вновь ответив кивком, я спросил: — Значит, разделавшись с врагами, твоя мать объявила бы о «Фениксе» публично? — Из ВИРТУСа, — дополнил Роберт. — Уверен, она возомнила себя мессией… Привратником, впускающим избранных в рай. — Но в итоге Бедуин оказался у какого–то алкаша, — заметил я. — У картёжника, игравшего с Кэсс. Почему? Из–за твоего вмешательства? — Скорее, из–за моей ошибки, — поморщился Роберт. — Чтобы сорвать мамулин план, я заразил Бедуина вирусом: надеялся его уничтожить. И сначала я решил, что мне это удалось: он ведь из маминой выбиралки пропал… — Что значит — «пропал»?.. — не понял я. — Обыкновенно. Просто взял — и исчез. В ту секунду, когда мамуля дала дубу. От слов Роберта мне стало не по себе: вот уж не думал, что так можно говорить о родной матери… — То есть про твой вирус она не знала? — уточнил я. — А «Феникс» из–за него не сработал? — В тот раз — нет, — подтвердил Роберт. — И когда твоя мать упала в своём саду, её сознание… — …кануло в вечность, — изрёк Роберт. — Кстати, я не сомневаюсь, что она как раз в тот день и собиралась застрелиться — потому к любимой яблоне и пошла: как говорится, напоследок… Очень трогательно, да? Отвечать мне не хотелось. Хорошо, что я вырос не в семье гениев… Потом я снова подумал о Кэсс — точнее, о её способности влезать в чужой инвентарь: ей по силам брать оттуда предметы, но не деньги. Видимо, вирус Роберта навредил «Фениксу», лишив его ряда функций. — Уже позже, — сказал Роберт, — я обнаружил, что мой вирус не смог удалить программу: он её переместил. А куда, я не знал. И это открыло возможность того, что её кто–то использует — пусть даже и не нарочно. Так оно и получилось, — Роберт умолк, затем добавил: — Мамуля никогда не проигрывала всухую… Мрачно кивнув, я проронил: — По–твоему, её смерть была знаком? Чем–то вроде провидения? — Почему нет? — серьёзно ответил Роберт. — Гибель под яблоней — явный намёк: типа не смейте срывать этот плод и продолжать её дело, — он вроде задумался, потом сказал: — Иногда ход истории меняют силы, которым нет объяснения. Ты в курсе, сколько раз покушались на Гитлера? — Роберт мельком на меня глянул. — Одни говорят двадцать, другие — сорок… А он каждый раз избегал смерти. Чем тебе не Божий промысел? — Тогда уж дьявольский… — ввернул я. — Уверен? — прищурился Роберт. — А представь, что бы было, если бы Гитлера укокошили. Ни Нюрнбергского процесса, ни того, что назвали немецкой виной: национального покаяния за содеянное. Через пару–тройку лет нацизм бы воспрянул. Нужен был развал системы, а не бомба, заложенная под стол. Я спорить не стал, хотя счёл это чушью: если диктатор подорвётся на бомбе, не успев начать войну, то народу и каяться будет не в чем… Потом я переключился на рассказ Роберта, пытаясь упорядочить всё, что узнал. Получилось вот что. Первое: Диана Кнежик создаёт программу, переносящую сознание в виртуальность (глобальность слова «душа» заставляла меня его избегать). Разбив программу на архивы, Кнежик их прячет, чтобы однажды совершить суицид и уже из виртуальности явить всем своё детище, — а фактически стать цифровым мессией. Но за ней (и это уже второе) следит Роберт. Движимый явной обидой на мать (видимо, детство у него было не сахар), он заражает вирусом Бедуина — того аватара, где скрыт главный архив. Вирус повреждает «Феникса», но Диана подвоха не замечает: вероятно, её отпрыск унаследовал мамин гений. Она защитилась бы от любых хакеров, кроме сына. Третье: Не успев покончить с собой, Диана гибнет глупой смертью — но в виртуальность не попадает: действия Роберта приводят к тому, что из её выбиралки Бедуин перемещается к какому–то пьянице. Тот играет в карты с Кэсс, после чего она становится новым владельцем Бедуина. Кэсс о нём год не вспоминает, но в «Китеже» из–за жары делает его своим аватаром — и тем самым невольно активирует «Феникса». Тут у меня возник вопрос: — Но как ты узнал, что Кэсс воспользовалась Бедуином? — Отслеживал баги, — сообщил Роберт. — Я не сомневался, что если кто–то его использует, возникнет сбой — причём такой, какого не было раньше. Поэтому я создал искин, собирающий данные об ошибках. Он действует по всему ВИРТУСу… даже в тестируемых сегментах. И если искин видит баг, относящийся к уникальным, он оповещает об этом меня. Я рассеянно кивнул. Тестируемые сегменты вообще–то закрыты, но для Роберта это разве проблема? Раз уж он хакнул свою мать (а степень защиты её данных я не мог и представить), то что ему хакнуть закрытый сегмент?.. — Выходит, — произнёс я, — ты узнал о баге в «Китеже» сразу, как он случился? Роберт кивнул. — И что ты сделал потом? — Хочешь спросить, не я ли убил Кэсс? — прямо уточнил Роберт. — И зачем мне было её убивать? Чтобы её сознание попало в ВИРТУС? Я нахмурился: и правда, глупо… Ведь он не хотел, чтобы «Феникс» использовался по назначению. А гибель Кэсс как раз к этому и привела. Значит, Роберту не было смысла желать ей смерти. Но тогда кто, чёрт возьми, виноват в ДТП?! Тут я задел рукой ремень, которым Роберт пристёгивался, и это меня навело на мысль… А та перетекла в смутный вывод. Но Роберт не дал ему оформиться: — Пожалуй, пора перейти к тому, зачем я тебя спас. — Из альтруизма? — сострил я. — Увы, не совсем… — Роберт внезапно сменил тему (хотя я уже просёк, что у этих двух тем один знаменатель): — Ты не задавался вопросом, почему я не взял эти предметы сам — куклу, яблоко и бинокль? Скажу сразу: моя эпилепсия и неспособность надолго войти в ВИРТУС тут ни при чём. — Задавался, — признал я. — И?.. — Я это понял сегодня в «Дворге», — это была чистая правда, и в ней крылась причина, побудившая меня пойти за куклой вместе с Кэсс — а не в одиночку, как было бы проще. — Только Кэсс могла их взять — и никто, кроме неё. Бинокль с яблоком я брал в руки в её Убежище, когда она мне это позволила, но в «Адреуме» и «Фрее» Кэсс взяла их сама: там я к ним не прикасался. А если бы попробовал, ничего бы не вышло… Верно?