Измерил я весь ужас быть убийцей Своих детей, и жалость к осужденной Глубокая вонзилась в сердце мне; Да, видно, кровь сближает нас недаром… На что Елена ей?.. О нет, Атрид, Пускай войска уходят! Бросим этот Несчастный край! Но орошать лицо Слезами ты не должен, заставляя С собою брата плакать. Если жрец, Судьбы твоей в гадании касаясь, Затронул и мою, его слова Из памяти я вычеркнул, и снова Я для тебя не изверг, снова брат… Перегореть в горниле[25] состраданья И вылиться в другую форму – мне Не стыдно, Агамéмнон, нет, нисколько!.. Себе лишь в том я изменил, что к брату Родному вновь вернул себе любовь. Измена же такая красит мужа, Что направляет к лучшему его. Корифей Ты слово благородное сказал, Достойное Тантала, сына Зевса; Теперь ты предков оправдал своих. Агамемнон Твои слова охотно похвалой Венчаю, брат, и эта перемена Вполне тебя достойна, – да, раздоры Меж братьями бывают из-за жен И жажды власти. Но на то ли, право, Судьба роднила нас, чтобы губить Друг друга мы горели?.. Но, увы, Мне больше нет возврата, и ножа От дочери я отклонить не властен… Менелай Как? Кто ж тебя заставит дочь убить? Агамемнон Все войско, все ахейцы мне велят. Менелай Скорей тогда домой верни их, в Аргос. Агамемнон Вернуть?.. Да разве этим сбережешь? Менелай Ты чересчур, Атрид, боишься черни. Агамемнон А если жрец откроет тайну им? Менелай