В изумлении я уставилась на него. – Селестина. – Он взял меня за руки и усадил рядом с собой на кровать. – В глазах большинства людей Креван всемогущ. Он контролирует Трибунал, а Трибунал научился манипулировать правительством – может быть, потому, что прежних чиновников почти всех заклеймили, а новые живут в страхе перед монстром, которого сами и породили. Народ пока поддерживает Кревана, но ведь не все и каждый. Ты привлекла внимание даже тех людей, кто раньше ничего не желал слушать. Я сразу понял, что ты – особенная. А теперь я знаю, что у тебя есть на него управа. Шестое Клеймо. И видеосъемка, показывающая, как это произошло. Я почувствовала стеснение в груди – надо признаться Кэррику, что записи у меня нет. – Эта съемка обличит Кревана. Он лишится доверия, лишится власти. Ты в силах принудить его отменить приговор. Ты же сама понимаешь. И, если доказать, что с тобой он допустил ошибку, возникнет вопрос, сколько еще ошибок он допустил. Вся система окажется под сомнением. И тогда у нас есть шанс обрести свободу. Но ключ к этому – у тебя в руках. – И это все? – переспросила я в страхе. – Я вот так просто заставлю Кревана передумать? – Это в твоих силах, Селестина, – повторил он негромко. – Но у меня нет больше сил, Кэррик! – в отчаянии призналась я и почти упала на кровать рядом с ним. – Я не могу больше! Только это и сумела я выговорить, потому что горло перехватили слезы, усталость одолела меня. Кэррик осторожно отвел мои руки от лица, подтянул меня к себе. Я уронила голову ему на грудь, рубашка его так и оставалась расстегнутой, мои слезы капали на его шрам. Он дал мне минутку выплакаться, сидел неподвижно и обнимал меня. Потом заговорил: – Знаешь, какая мысль помогает мне, когда кажется, будто я с чем-то не справлюсь? – Представляешь себе розы под дождем? – прохныкала я. Он не засмеялся в ответ. Такого поди рассмеши. – Нет, я думаю о тебе. Я даже отодвинулась немного – не ожидала. – Вспоминаю, как ты вела себя в автобусе, на суде и в камере, – тихо продолжал он, давая нам обоим возможность все вспомнить. – Самый храбрый, самый сильный человек, какого я видел в жизни. Ты – мое вдохновение, Селестина. Каждый раз, когда мне кажется, что я не справлюсь, что выхода нет, я думаю о тебе. Нет другой, похожей на тебя. Такой отважной, такой чертовски упрямой. А теперь у тебя в руках власть. Ты словно Супермен, а Креван – Лекс Лютор. Я засмеялась сквозь страх и печаль: – Жутковатое сравнение. Он смутился: – Я же с тобой всерьез говорю! – Ох! – Там, в камере, я увидел, какой потрясающей силой ты обладаешь. Сам я, попав туда, был напуган до ужаса. А потом стал думать о тебе – все время только о тебе. Хотел быть храбрым, как ты. И я не вскрикнул, когда меня клеймили, – как ты. Я рассказывал Лоркану, Фергюсу и Ленноксу о тебе, что в тебе есть … что-то, нужно только подождать, и они убедятся. Даже если ты сама не сознаешь этого, Селестина, оно пробуждается в тебе, когда ты этого совсем не ждешь, когда наступает время. – Они будут здорово разочарованы, если ты посулил им Супермена. – Они уже поверили мне. Они видели, как ты повела себя в супермаркете, дала отпор тому полицейскому. Только они пока не знают про … – Ш-ш. – Я приложила палец к его губам. Под дверью мелькнула какая-то тень. 22 Кэррик проследил за моим взглядом. Словно почувствовав, что мы ее заметили, тень торопливо сместилась. Кэррик вскочил, распахнул дверь, пробежал по балкончику, громко стуча ботинками по металлическому полу. Я откинулась на постель. Он вернулся, запыхавшись: – Не догнал. – Не беда. Главное, ты не произнес вслух, – сказала я равнодушно, глядя в потолок и чувствуя, как испаряется ощущение безопасности, охватившее меня утром в этом убежище. Конечно, Кэррик прав: надолго здесь оставаться нельзя. Я уже тоскую по родителям, по Эвану и Джунипер, тоскую по нормальной жизни. Но не только в этом дело: здесь, в этом месте, есть свои подводные камни, которые я сразу не разглядела. Нет, тут тоже небезопасно. Кэррик осмотрел коридор и закрыл дверь. – Ты как? В порядке? – Мой новый спокойный и счастливый мир только что рухнул. Так что, боюсь, нет. Он подошел, вытянулся на кровати – надо мной, упираясь локтями, нависая. Прижался губами к моим губам, долгий поцелуй. Потом отодвинулся и спросил снова: – А теперь? – Почти, – шепнула я. Я улыбнулась. – Итак, на чем мы остановились? – Он поднял мою руку и поцеловал ладонь. – Раз. – Поцеловал правый висок. – Два. – Потом настал черед рта, он поцеловал мой заклейменный язык. – Три. – Потянул мою футболку за подол, поднял ее и обнажил шрам на груди, между чашечками бюстгальтера. Теперь он повторил мой жест – бережно обвел пальцем Клеймо, прежде чем поцеловать. – Четыре. – Он медленно продвигался вниз, поцеловал пупок, на котором никакого Клейма вовсе не было, но я не стала спорить. Он снял с меня обувь и носки. Правая подошва тоже заклеймена, «за сговор с Заклейменными, за то, что стала на их сторону и вышла из общества». Он поцеловал и это Клеймо, я слышала, как он прошептал: «Пять», касаясь губами моей кожи, и в то же время я слышала другие голоса, крики, шум и ярость, молоток, грохочущий в зале суда. Голова поплыла, все это словно вернулось ко мне. Он опустился на колени и посмотрел на меня. Я занервничала. Сердце сильно билось. Я клялась, что никому никогда не покажу. – Повернись, – попросил он. Я покачала головой, через силу сглотнула. Своими широкими ладонями он обхватил мои бедра, помог мне повернуться. Я подчинилась, оказалась на боку, и он лег подле, позади меня, рукой обхватив меня за талию. Если его ужаснуло то, что он увидел, он ничем этого не обнаружил. Шестое Клеймо не по приговору суда, его наносили без обезболивания, это сделал собственноручно обезумевший от ярости Креван. Я дернулась, когда раскаленное железо прожгло кожу, и «П», там расплывшееся, нечеткое, выглядит так же страшно, как страшен был сам акт. Кэррик двинулся вниз от ямочки пониже затылка, языком лаская позвоночник, косточку за косточкой, до поясницы, и там поцеловал самое болезненное мое Клеймо – то, которое, по его мнению, дает мне власть. И я услышала, как Креван орет, перекрывая охватившую всех в камере Клеймения панику: «Поставьте ей Клеймо на позвоночник! Ни разу еще нам не попадался человек, испорченный до мозга костей, как эта девчонка …» А потом его вопли стихли, я больше его не слышала. Он ушел из моей головы. Я свободна. – Шесть! – прошептали мы с Кэрриком одновременно. 23 В спальном вагончике было тесно, крошечное окошко почти не пропускало воздуха, а ночью все еще было жарко. Мы устроились поверх одеяла, переплелись ногами, голову я опустила Кэррику на грудь. Левая рука тоже покоилась у него на груди, словно охраняя Клеймо, а он левой рукой держал меня за правую ладонь, пальцем обводил Клеймо. Не знаю, заметил ли он, как естественно мы оба заняли такое положение. – Значит, двое Заклейменных вместе – идеальная пара, – подытожил Кэррик, вызвав у меня смех. – Шутник из меня не очень, – тут же извинился он. – Тебе и не нужно. Оставайся серьезным – злым – сексуальным. – Я поцеловала его в уголок рта. Арт был веселым, заводным, это мне больше всего в нем нравилось. Он все время смешил меня, мог разрядить напряженную атмосферу вовремя сделанным замечанием. А еще умел точно попасть невпопад – тоже талант. Я вдруг почувствовала себя виноватой, тело резко напряглось. – Что? – спросил меня Кэррик. – Мм, ничего. Но он словно читал в моих мыслях. – Я подумал, у нас есть способ добраться до Кревана. У тебя ведь еще один рычаг есть. Он любит своего сына, теперь он тем более вцепится в него. Ради него Креван что угодно сделает. Я оцепенела. Он хочет использовать Арта? Так омерзительна была мне сама эта мысль, а тем более бестактно выбранное время и способ подачи, что я неуклюже отодвинулась от Кэррика и попыталась выпутаться из его ног, но он был силен и ловок. Кое-как я выбралась из постели, но только потому, что Кэррик сам уступил мне. Я принялась поспешно одеваться. – Полно, Селестина. – Он сел, простыня сползла с его бедер, приоткрыв татуировку – флюгер, – которую он сделал себе в шестнадцать лет в школьной поездке, а что она значит, объяснять мне не захотел. – Ты ради этого решил переспать со мной? – выпалила я. – Чтобы я приняла твой план? Использовать меня, чтобы добраться до Арта и через него до Кревана? – Нет, – ответил он строго, но спокойно. Он не повышал голос, не разыгрывал драм, как я, говорил ровно и уверенно: – Просто мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы вернуть себе свою жизнь. – Но не за счет жизни тех, кого мы любим. Пауза. – Ты его любишь? – бесстрастно уточнил он. – Нет! Говорю же, нет. – Ты по-прежнему носишь браслет, который он тебе подарил. – Откуда ты знаешь, что это его подарок? – Слышал в камере.