Помолчав, отец спросил, были ли там девчонки. – Ага. Прошло около минуты, прежде чем отец заговорил снова. – В любом случае, это был последний раз, когда ты не ночевал дома. Мать чуть не спятила сегодня утром. Еще одна такая выходка, и я займусь тобой всерьез. Антони взглянул на отца. У того было усталое лицо – лицо человека, который много пьет и мало спит, обманчивое и непостоянное как море. Антони любил это лицо. Они нашли Элен на кухне, под неоновой лампой, та просматривала телепрограммку и курила. – Вкусно пахнет, – сказал отец, выдвигая стул и садясь. – Что мы сегодня едим? Элен стряхнула пепел и затушила сигарету. Она курила «Винстон». В пепельнице лежало что-то около двадцати пяти окурков. Антони не смел даже взглянуть на нее. Она была в очках для чтения – не слишком хороший знак. – Картошка, – сказала она. – С яйцами и салатом. – Отлично, – сказал отец. Потом обратился к Антони: – Ничего не хочешь сказать? Антони знал, что у нее должно было твориться внутри. Он через стол ощущал ее враждебность. Натянутое лицо, сжатые, почти невидимые губы. – Извини, – сказал он. Отец продолжил: – Знаешь, его по пути вырвало. – Как бы то ни было, больше ты по вечерам никуда ходить не будешь, – сказала мать. Она хотела сказать это каменным тоном, но посредине фразы осеклась. Отец спросил, все ли у нее в порядке. – Да. Просто устала. – Видишь? – сказал отец, призывая сына в свидетели. – Я тоже валюсь с ног, – сказал Антони. – Пойду спать. – Поешь сначала, – сказал отец. – Когда вкалываешь, надо есть. С этим не поспоришь. Антони сел за стол, мать подала ужин. Картофель был переварен, яйца липкие и пересоленные. Антони проглотил все в два счета. Отец, казалось, пребывал в отличном настроении, как всегда, когда рабочий день оставался позади. Или когда он чувствовал какую-то свою вину и предпочитал об этом не думать. Он принялся болтать о новых стройках. Для летнего времени это прекрасно, можно будет устроиться на полный рабочий день. Он и сам почти верил в то, что дела у него идут лучше некуда. Он спросил у матери, не осталось ли чего выпить. Она налила ему в большой стакан вина прямо из коробки. – Это все то же, с барбекю? – Да. – Неплохое, надо еще купить. – Думаю, не стоит покупать винище пятилитровыми баллонами. Отец одним махом залил в себя стакан, с удовлетворением вздохнул. Антони уже давно прикончил свою порцию. Он встал. – Подожди две секунды, – сказал отец. Антони застыл. Мать начала перекладывать остатки картошки в пластмассовый контейнер. Даже со спины, по одним только движениям было видно, как она нервничает. – Сегодня хороший фильм по телику. Он взял программку, чтобы удостовериться, и добавил: – «Герои Келли». По третьей. – Не-а, – ответил Антони. – Умираю. Пойду завалюсь в койку. – Ох уж эта молодежь… У себя в комнате Антони быстро разделся и нырнул в кровать, даже не приняв душ. Хорошо бы побыстрее заснуть и забыть обо всем. Он потушил свет, закрыл глаза. Слышно было, как на другом конце коридора разговаривают, убирая посуду, родители. Старик, похоже, залил в себя еще стакан. Об этом можно было догадаться по голосу, он говорил теперь быстро, слегка плаксивым тоном. Мать отвечала одними «да» и «нет». В какой-то момент она выставила его из кухни, Антони услышал его чертыхания, потом «Начинается…», и дальше все стихло. Затем в гостиной включили телевизор. Почти сразу он узнал в коридоре шаги матери. Она вошла без стука. – Ну и что это значит? Что случилось? Она говорила очень тихо. Антони лежал не реагируя, тогда, прикрыв за собой дверь, она присела к нему на кровать. – Что с мотоциклом? Она встряхнула его. – Антони. – Не знаю. – Как это? Что это еще за штучки? Долго рассказывать. Все так сложно. Антони хотелось спать. Так он ей и сказал. И тогда мать ударила его. Ее рука со всей силы обрушилась сверху на лицо сына. В комнатушке с закрытыми ставнями оплеуха прозвучала как выстрел. Антони сел в кровати и схватил мать за запястье, не дожидаясь повтора. В ухе у него гудело. – Э, ты чего, совсем с ума сошла?! – Ты понимаешь, что наделал? – проговорила она. – Ты понимаешь? Голос ее был еле слышен. Она говорила сама с собой. Или, может быть, с Господом Богом. – А что я? – жалобно проговорил Антони. – Мы вышли, а его нет. – Да как такое могло случиться? Что нам теперь делать? В доме раздался сухой звук: то ли балка скрипнула, то ли чьи-то шаги. Мать вся напряглась, резко повернула голову к двери. – Мам. Ему пришлось позвать ее еще раз, чтобы вывести из ступора. Она очнулась, взглянула на него огромными потерянными влажными глазами. Руки ее дрожали. – Прости, мам. Она быстро вытерла щеки, шмыгнула носом, встала, одернула футболку. – Что мы будем делать? – спросил Антони. – Не знаю. Надо найти его. Другого пути нет. – И прежде, чем выйти из комнаты, сказала напоследок: – Иначе этой семье крышка. 7 Антони очень рассчитывал, что кузен поможет ему выпутаться. А зря. В воскресенье он весь день пытался поймать его, даже заглянул к нему домой, но все без толку. В понедельник – то же самое, кузен оставался таким же неуловимым. Ничего нового, если подумать. На кузена никогда нельзя было особенно положиться. Но время поджимало, а Антони знал, что одному ему не справиться. Всякий раз, входя в гараж, он констатировал пустоту под брезентовым чехлом и, застыв перед ним, задавался вопросом, что ему лучше сделать: сбежать из дома или застрелиться? К счастью, мать отыскала старую упаковку «Ксанакса» и, приняв таблетку на ночь, до полудня следующего дня пребывала в прострации. В воскресенье утром, за завтраком она пять минут в нерешительности стояла перед открытым шкафчиком, не помня, что собиралась достать – сухарики или хлеб для тостов. А в понедельник отправилась на работу без линз, а главное – без каблуков. Это ее полукоматозное состояние не ускользнуло от внимания Патрика, но он когда-то уже раз и навсегда решил для себя проблему душевных состояний Элен: она – сложная личность. В конце концов, во вторник объявился кузен. Антони обнаружил его дома, в ванной, в трусах и по пояс голого. Он только что вылез из-под душа и смазывал волосы гелем. – Где ты был? Я тебя уже три дня ищу. – Я был занят. Антони не мог прийти в себя от удивления. Ну уж это слишком – чтобы человеку настолько было на все наплевать. Кузен спокойно занимался собой. Он почистил зубы, надел футболку. Потом они поднялись наверх. В комнате у него был идеальный порядок. Кузен включил, как обычно, музыку. Еще не было полудня, рановато для курева. Антони даже не решался сесть. Он ждал, засунув руки в карманы. – Кончай дуться, – сказал кузен. – Садись.