– Мне он нужен здесь, – возразила я. – Необходимо расспросить его о плато. Потому-то мы его и взяли первым. И если я найду что-нибудь в библиотеке, не тащиться же мне для разговора с ним к черту на кулички. – Что, если Душелов его как-то пометила? – У нас найдется пара жопоруких колдунишек, чтобы хорошенько его проверить. Вдвоем уж как-нибудь справятся. – Что за выражения, девочка? – Прости, Одноглазый, забылась. Хотела сказать, что вы вдвоем – как один настоящий чародей… – Дрема дело говорит. Если Душелов его пометила, вы должны с этим разобраться. – Думай головой! – буркнул Одноглазый. – Будь он помечен, Душелов уже была бы здесь, а не заставляла своих прихвостней разыскивать его косточки. Кряхтя и постанывая, коротышка выкарабкался из кресла и зашаркал в полумрак, но не туда, откуда доносился голос Лебедя. – Он прав, – согласилась я. И направилась в ту сторону, где сидел Лебедь. Я не видела его почти пятнадцать лет. За моей спиной Тобо принялся донимать Сари расспросами о Мургене. Его явно задело безразличие отца. Я подозревала, что Мурген до сих пор не понял, кем ему является Тобо. Это из-за серьезной проблемы с восприятием времени, возникшей еще в осажденном Дежагоре. Возможно, Мурген думает, что все еще живет пятнадцать лет назад, запрыгивая оттуда на время в вероятное будущее. Свет упал на мое лицо, когда я подошла к столу, где Лебедь играл в карты с братьями Гупта и капралом по имени Недоносок. Плетеный уставился на меня: – Дрема, ты? Ничуть не изменился. Что, тебя Гоблин или Одноглазый заколдовал? – Бог добр к тем, кто чист сердцем. Как твои ребра? Лебедь пригладил остатки волос. – А, ничего страшного. – Он потрогал бок. – Жить буду. – Неплохо держишься. – Я уже давно нуждался в отпуске. Теперь от меня ничего не зависит. Можно отдыхать, пока она не найдет меня снова. – А она может? – Ты сейчас Капитан? – У нас уже есть Капитан. Я по части ловушек. Так что, разыщет она тебя? – Ну, сынок, я бы сказал, что ответ на этот вопрос лежит в области «а хрен его знает». С одной стороны Черный Отряд с его четырехсотлетним опытом выпутывания из передряг и напастей. На другой – Душелов с четырьмя же веками ведьмовства и безумия. Хоть монетку бросай. – Она тебя как-нибудь пометила? – Только шрамами. Тон, которым это было произнесено, побудил меня высказать догадку: – Хочешь перейти на нашу сторону? – Шутишь? Неужели весь этот сыр-бор только для того, чтобы завербовать меня в Черный Отряд? – Весь этот сыр-бор только для того, чтобы показать миру: мы все еще живы и можем делать, что и когда пожелаем, и плевать нам на Протектора. А еще нужно было захватить тебя. С живейшим интересом послушаю, что ты знаешь о плато Блистающих Камней. Он несколько секунд изучающе разглядывал меня, а потом уткнулся в свои карты. – Не ко времени этот разговор. – Решил в молчанку поиграть? – Да помилуй! Я готов болтать, пока у тебя уши не завянут. Но держу пари, ты не услышишь ничего, о чем еще не знаешь. – Он сбросил пикового валета. Недоносок взял карту из колоды, выложил группу от девятки до дамы, сбросил даму червей и осклабился. Да, пора ему с такими зубами на прием к Одноглазому. – Вашу мамашу! – проворчал Лебедь. – Продул партию. Парни, как вам это удается? Наипростейшая игра в мире, но вроде я не встречал еще таглиосца, сумевшего ее постичь. – Играй почаще с Одноглазым – и научишься. Син, подвинься, я сыграю, а заодно поковыряюсь в мозгах у этого типа. Я придвинула стул к столу, ни на миг не спуская с Лебедя глаз. Уж он-то не хуже меня умеет входить в образ. Это не тот Плетеный Лебедь, о котором рассказывал Мурген в своих Анналах, и не тот, которого Сари встречала во дворце. Я взяла свои пять карт: – Завидная невозмутимость, Лебедь. – А зачем напрягаться? Хуже, чем есть, уже не будет. У меня нет даже двух карт одинаковой масти. – Уверен, что хуже не будет? – А что я могу? Только расслабиться и получать удовольствие. Играть в тонк, пока не придет моя подружка и не уведет меня домой. – Неужели совсем не боишься? Судя по донесениям нашей разведки, у тебя во дворце положение даже более шаткое, чем было у Копченого. У Лебедя отвердели лицевые мышцы. Сравнение не пришлось ему по вкусу. – Самое худшее уже случилось, разве нет? Я в руках врагов. Но все еще не замучен. – Никаких гарантий, что так будет и дальше. Если не захочешь нам помогать. Проклятье! Если так дело пойдет и дальше, мне придется сходить в ближайший храм и обчистить ящик для пожертвований! Карта ко мне так и не шла до конца партии. – Я готов петь, как дрессированная ворона, – сказал Лебедь. – Как целая стая ворон. Но помощи от меня будет немного. Неужто веришь, что я в самом деле был среди заправил? – Может, и не верю. Он сдавал, а я пристально наблюдала за руками: а ну как попробует смухлевать? Вроде был момент, когда эго искусного шулера побуждало Лебедя вспомнить, не изменила ли ему ловкость рук. Но если и возникла у него такая мысль, он решил, что меня не провести, и воздержался. Выходит, не зря я обучалась тонкостям игры у Одноглазого. – Но ты должен это доказать. Для начала объясни, как вам с Душелов удалось живыми выбраться с плато. – Ну, это просто. – Он сдал карты без фокусов. – Мы неслись быстрее гнавшихся за нами призраков. На тех черных конях, которых Отряд привел с севера. Может, он и не лгал. Мне самой не раз приходилось ездить на этих волшебных бестиях. Они скачут несравненно быстрее обычных коней, а усталости и вовсе не знают. – Ну, допустим. И что, у нее нет какого-нибудь особого талисмана? – Ни о чем таком не слышал. Опять дрянные карты. Допрос Лебедя может дорого мне обойтись. В нашей команде я не самый сильный игрок в тонк. – Что случилось с конями? – Насколько мне известно, все пали. Их прикончило время, или магия, или раны. Что весьма огорчило эту суку. Она не любит ни ходить, ни летать. – Летать? Я так сильно удивилась, что сбросила карту, которую следовало придержать. Один из братьев Гупта воспользовался этим и заработал еще пару монет. – Пожалуй, мне нравится играть с тобой, – заявил Лебедь. – Да. Летать. У нее пара ковров, сделанных Ревуном, но управлять ими она толком так и не научилась. В этом я на собственном опыте убедился. Тебе сдавать. Эта хреновина так вихляет, что свалиться с нее ничего не стоит. А вихляет она даже на пятифутовой высоте. Неизвестно откуда возник Одноглазый. Как обычно в эти дни, под мухой. – Еще одного примете? – спросил он, дыхнув перегаром. – Знакомый голосок, – проворчал Лебедь. – Дудки. Я тебя раскусил еще двадцать пять лет назад. Вроде мы отправили в Кадигхат твою задницу, нет? Или это была Бхарода? Или Наланда? – Я скор на ногу. – Можешь играть, но только если покажешь сначала деньги и согласишься не сдавать, – проговорил Недоносок. – И держать руки все время на столешнице, – добавила я. – Ты разбиваешь мне сердце, Малышка. Люди могут подумать, будто ты считаешь меня мошенником. – Вот и отлично. Зачем им терять время и разочаровываться? – Малышка? – У Лебедя что-то мелькнуло в глазах.