– Прости, – выговорил наконец Джек. – Моя интуиция подсказывала: дело обернется для тебя бюрократической головоломкой. Я ошибся. Оно обернется головоломкой для бюрократии. Глава 2 4 марта 19997 г. 13.30 Кого, Экваториальная Гвинея Отложив карандаш, Кевин Маршалл взглянул в окно. На душе у него было ненастно, за окном же, напротив, стояла вполне приятная погода, и впервые за долгие месяцы в свинцовой серости туч Кевин увидел голубые промоины неба. Наконец-то начался сухой сезон. Сухим он, конечно же, не был: просто в отличие от сезона дождей перестало лить как из ведра. Зато почуявшее силу солнце нагнетало температуру так, что казалось, будто попал в духовку. Сейчас вот столбик укрывшегося в тени термометра прыгнул к отметке сто пятнадцать градусов[7]. С утра Кевину не работалось, да и ночь он провел бессонную. Тревога, которую он ощутил перед началом хирургической операции, не проходила. Сказать правду, стало еще тревожнее, особенно после неожиданного звонка генерального директора «Генсис» Тейлора Кэбота. До этого Кевину всего раз довелось поговорить с боссом. Большинство сослуживцев по компании приравняли тот случай к разговору с Богом. Беспокойства Кевину добавляла и увиденная им струйка дыма, возносившаяся к небесам с острова Франчески. В то утро он заметил ее сразу, как пришел в лабораторию. Насколько можно было судить, дым поднимался с того же места, что и днем раньше, с отвесной стороны известняковой гряды. То, что струйка дыма стала еще заметнее, Кевина не утешило. Даже не пытаясь втянуться в работу, Кевин стащил с себя белый халат и накинул его на спинку кресла. Есть особо не хотелось, но он знал, что Эсмеральда, его экономка, приготовит обед, а потому понимал, что обязан явиться домой. В глубокой задумчивости, едва ли не в забытьи, Кевин одолел три лестничных марша, спустившись вниз. Несколько проходивших мимо коллег приветствовали доктора, но тот их словно не видел. Слишком глубоко ушел в свои мысли. В последние двадцать четыре часа доктор Маршалл осознал: надо действовать. Загвоздка эта сама собой не пройдет, как он надеялся еще неделю назад, когда впервые заметил дымок. К сожалению, Кевин понятия не имел, что надо делать. О себе знал: не герой. Более того, с годами привык считать себя в общем-то трусом. Всякие стычки он ненавидел и сторонился их. Мальчиком вообще избегал любого соперничества, кроме шахмат. И вырос, можно сказать, человеком одиноким, нелюдимым. У стеклянной входной двери Кевин приостановился. Как всегда, по ту сторону площади, под арками старой ратуши он разглядел свору экватогвинейской солдатни. Те, по обыкновению, томились скукой, бесцельно убивая время. Одни, усевшись за остатки мебели из пальмового дерева, резались в карты, другие, опершись о стену здания, лениво переругивались гортанными голосами. Почти все курили. Сигареты входили в их жалованье. Одеты солдаты были в перепачканные землей камуфляжи под цвет джунглей, изношенные солдатские ботинки и красные береты. Все были вооружены автоматами, которые или болтались на плече, или лежали под рукой. С тех самых пор, когда пять лет назад Кевин приехал в Кого, солдаты нагоняли на него страх. Камерон Макиверс, начальник службы безопасности, который знакомил Кевина с новыми местами, сообщил, что «Генсис» наняла для охраны приличную часть экватогвинейской армии. Позже Камерон понял, что так называемый найм армии в действительности был дополнительным откупом правительству – и лично министру обороны с министром местного управления. Кевину эта солдатня казалась скорее шайкой неприкаянных подростков, чем охраной. Лица у них цветом походили на обгорелое черное дерево. Ничего не выражавшие глаза и выгнутые дугой брови придавали охранникам вид надменный, вполне сообразный с их скукой. Кевина всегда охватывало неприятное чувство, будто солдаты спят и видят, как бы заполучить повод пустить в ход оружие. Толкнув дверь, Кевин вышел на площадь и пересек ее. В сторону солдат он не смотрел, но по опыту знал, что по крайней мере некоторые из них глядят ему вслед, отчего по коже доктора бегали мурашки. Кевин ни слова не знал на фанге, основном из местных наречий, а потому даже не догадывался, о чем говорили солдаты. Выйдя с центральной площади, Кевин несколько успокоился и замедлил шаг. Сочетание жары и стопроцентной влажности действовало как беспрестанная парная баня. Любое движение вызывало обильный пот. Всего несколько минут – и Кевин почувствовал, как рубашка прилипла к мокрой спине. Дом Кевина находился чуть дальше половины пути от клинико-лабораторного комплекса до берега лимана: всего в каких-то трех кварталах. Судя по всему, небольшой городок в свое время был прелестным. Дома, как правило, покрывали штукатуркой ярких цветов и венчали крышами из красной черепицы. Нынче цвета вылиняли до бледных пастельных тонов. Ставни крепились на петлях снаружи. Большинство зданий находились в ужасном запустении, за исключением обновленных. Улицы прокладывались по немыслимому плану, зато с годами их вымостили импортным гранитом, служившим балластом для парусных судов. Во времена испанского колониального владычества достаток городку приносили продукты сельского хозяйства, в особенности кофе и какао, и этого более чем хватало, чтобы недурно содержать население в несколько тысяч человек. Увы, после 1959-го, года провозглашения независимости Экваториальной Гвинеи[8], судьба города резко переменилась. Новый президент, Масиас Нгуема, быстро переродился из всенародного избранника в самого злобного на континенте садиста-диктатора, чьи зверства превзошли даже то, что учинили Иди Амин в Уганде и Жан-Бедель Бокасса в Центрально-Африканской Республике. Итог для страны оказался катастрофическим. После того как пятьдесят тысяч человек были злодейски убиты, треть населения, в том числе все поселенцы-испанцы, покинули страну. Большинство городов оказались опустошены, в особенности Кого, который и вовсе был заброшен. Дорога, соединявшая город с остальной страной, пришла в негодность и быстро превратилась в непроезжую. В течение нескольких лет городу суждено было оставаться всего-навсего диковиной, которой любовались редкие туристы, добиравшиеся сюда на небольших моторных лодках из прибрежного города Акалайонга. К тому времени, когда семь лет назад здесь появился представитель «Генсис», джунгли уже начали отвоевывать у города некогда принадлежавшую им землю. Представитель оценил уединенность Кого и безграничность окружавших его тропических лесов, найдя его идеальным местом для задуманного «Генсис» предприятия с приматами. Вернувшись в Малабо, столицу Экваториальной Гвинеи, служащий «Генсис» незамедлительно вступил в переговоры с тогдашним экватогвинейским правительством. Страна была одной из беднейших в Африке и соответственно отчаянно нуждалась в иностранной валюте, так стоит ли удивляться нетерпеливости нового президента, из-за которой переговоры проходили стремительно. Кевин в последний раз завернул за угол и подошел к своему дому. Дом, как и большинство зданий в городке, был трехэтажным. «Генсис» со вкусом обновила здание, дабы придать ему рекламно-историческую привлекательность. Вообще говоря, это был один из самых вожделенных домов во всем городке, он стал предметом зависти других служащих «Генсис», в особенности начальника службы безопасности Камерона Макиверса. Только у Зигфрида Шполлека, управляющего Зоной, и Бертрама Эдвардса, главного ветеринара, имелись такие же жилищные условия. Свою удачу Кевин приписывал тому, что за него ходатайствовал доктор Раймонд Лайонз, хотя доподлинно ничего не знал. Дом был построен в середине девятнадцатого века в традиционном испанском стиле преуспевающим дельцом по импорту-экспорту. Первый этаж – арочный, с такими же арками, как и у ратуши, в которых изначально размещались торговые лавки и лабазы. Второй этаж предназначался для жилья, там размещались три спальни, три ванные комнаты, просторная гостиная, куда попасть можно было из всех помещений, столовая, кухня и крохотная комнатушка для прислуги. По периметру второй этаж опоясывала веранда. Третий этаж занимала огромных размеров открытая комната с полом из широких палубных досок, которую освещали две ажурные громадины люстры из кованого чугуна. Комната свободно вмещала сотню человек и, по всей видимости, использовалась для массовых мероприятий. Войдя в дом, Кевин поднялся по главной лестнице, которая вела в узкий коридор, и прошел в столовую. Как он и предполагал, стол был накрыт к обеду. Для бессемейного Кевина дом был чересчур велик. Он об этом заявил еще тогда, когда ему только показали это обиталище, но Зигфрид Шполлек, уведомив, что решение принималось в Бостоне, предостерег Кевина от жалоб на сей счет. Кевин смирился, хотя зависть коллег частенько вызывала у него чувство неловкости. Как по волшебству, появилась Эсмеральда. Кевин всякий раз удивлялся, как это ей неизменно удавалась такая точность: словно она с какого-то наблюдательного пункта высматривала, как он подходит к дому. Миловидная женщина неопределенного возраста с округлыми чертами лица и печальными глазами, Эсмеральда была одета в платье из яркой ткани рубашечного покроя, голова ее была туго перетянута шарфом в тон платью. Кроме своего родного языка, она бегло говорила на испанском и сносно – на английском, в котором день ото дня делала успехи. С понедельника по пятницу Эсмеральда жила в помещении для прислуги. Выходные же проводила в кругу семьи в поселке, выстроенном «Генсис» на востоке вдоль берегов лимана для местных жителей, работавших в Зоне, как называли территорию, занятую «Генсис» под экватогвинейский эксперимент. В поселок она перебралась со своей семьей из Баты, главного города материковой части Экваториальной Гвинеи. Столица страны, Малабо, находилась на острове Биоко. Кевин постоянно уговаривал Эсмеральду уходить, если захочет, домой по вечерам, но она отказывалась. Когда же он стал особенно настойчив, сказала, что ей приказано оставаться в Кого. – Вам звонили по телефону, – оповестила Эсмеральда. – У-уф! – нервно выдохнул Кевин. Пульс у него участился. Телефонные звонки были событием редким, а в нынешнем своем положении он не хотел больше никаких неожиданностей. Вполне хватало расстройства, вызванного полуночным звонком Тейлора Кэбота. – Звонили от доктора Раймонда Лайонза из Нью-Йорка, – сказала Эсмеральда. – Он просил вас ему перезвонить. Звонок из-за границы Кевина не удивил. После того как «Генсис» оснастила Зону спутниковой связью, стало гораздо легче звонить в Европу или в Штаты, чем в Бату, находившуюся в каких-то шестидесяти милях к северу. До Малабо, столицы, и вовсе было почти не дозвониться. Кевин направился в гостиную, где в углу на столике стоял телефон. – Обедать будете? – спросила Эсмеральда. – Да, – ответил Кевин. Он еще не успел проголодаться, но не хотел обижать Эсмеральду. Кевин подсел к столу. Уже положив руку на трубку, быстро сообразил, что в Нью-Йорке сейчас около восьми часов утра. Он было задумался, с чего бы это доктор Лайонз позвонил ему, но тут же решил, что звонок имеет касательство к его краткому телефонному разговору с Тейлором Кэботом. Кевину идея вскрытия Карло Франкони совсем не нравилась, и он даже представить себе не мог, чтобы Раймонду Лайонзу она пришлась по душе. С Раймондом Кевин познакомился шесть лет назад. Было это в Нью-Йорке, на встрече Американской ассоциации «За развитие науки», где Кевин выступал с докладом. Доклады Кевин ненавидел и делал их редко, но в тот раз его заставил выступить декан факультета в Гарварде. Со времени работы над диссертацией Кевин занимался транспозицией хромосом, процессом, при котором хромосомы обменивались частичками и кусочками, чтобы ускорить приспособляемость вида, а следовательно, и его эволюцию. Явление это особенно часто происходило во время образования половых клеток, процесса, известного как мейоз. Так совпало, что на той же встрече и в то же время, когда должен был выступать Кевин, Джеймс Уотсон и Френсис Крик читали публичную лекцию, посвященную годовщине их открытия структуры ДНК. Лекция привлекла невероятное внимание публики, а значит, слушать Кевина пришло совсем немного народу. Одним из пришедших был Раймонд. Прослушав выступление Кевина, Раймонд впервые сделал ему предложение. Разговор закончился тем, что Кевин ушел из Гарварда и стал работать на «Генсис». Сняв слегка дрожавшей рукой трубку, Кевин набрал номер. Раймонд отозвался после первого же звонка: видимо, неотступно сидел возле телефона. Слышимость была кристально чистой, будто собеседник находился в соседней комнате. – У меня хорошие вести, – сразу заявил Раймонд, едва убедившись, что говорит с Кевином. – Никакого вскрытия не будет. Кевин не ответил. В голове у него царил кавардак. – Ну как, полегчало? – поинтересовался Раймонд. – Я знаю, что Кэбот звонил вам ночью. – Полегчало в какой-то мере, – отозвался Кевин. – Только будет вскрытие или нет, но у меня появляются сомнения по поводу нашего предприятия. Настал черед замолкнуть Раймонду: не успел он справиться с одной чреватой неприятностями задачей, сзади, разинув пасть, подобралась другая. – Мы, наверное, просчитались, – сказал Кевин. – Я имею в виду, что я, видимо, допустил ошибку. Меня начинает мучить совесть, и становится немножко страшно. Я ведь, по правде говоря, занимаюсь фундаментальной наукой. Эта прикладная наука – не мое дело. – Помилосердствуйте! – раздраженно воскликнул Раймонд. – Не надо ничего усложнять! Только не сейчас. Я хочу сказать: вы же получили лабораторию, о какой всегда мечтали. Я себе все мозги свихнул, добывая вам каждую чертову единицу оборудования, какую вы запрашивали. Да и главное, дела идут хорошо, особенно с моим набором врачей и пациентов. Черт, да если учесть все возможности акций, какие вы накапливаете, вы же станете богачом! – Я никогда не намеревался стать богачом, – промолвил Кевин. – Что ж, бывает, в жизни выпадает и нежданное худо, – не сдержал улыбки Раймонд. – Кевин, встряхнитесь! Не усложняйте мне жизнь. – А какая радость быть богачом, когда я торчу здесь, в сердце тьмы? – печально спросил Кевин. Неожиданно в воображении возник образ управляющего, Зигфрида Шполлека. Кевина передернуло. Этот человек нагонял на него ужас. – Вы же там не навечно, – возразил Раймонд. – Сами мне говорили, что вы практически у цели, что система почти совершенна. Когда она станет таковой, а вы обучите кого-нибудь себе на замену, – вернетесь сюда. И с вашими-то деньгами отстроите лабораторию своих мечтаний. – Я сегодня опять видел, как с острова поднимается дымок, – оборвал его Кевин. – Точно такой же, как на прошлой неделе. – Забудьте про дым! – вспылил Раймонд. – Слишком много даете воли своему воображению. Чем попусту изводить себя, сосредоточились бы лучше на работе да завершили ее. Если уж у вас выдается свободное время, предавайтесь фантазиям о лаборатории, какую вы отстроите, когда вернетесь в Штаты. Кевин согласно кивнул: в словах Раймонда был толк. В какой-то мере беспокойство Кевина объяснялось опасением остаться не у дел в научном мире, если станет известно, чем он занимается в Африке. Никто ему исследований не закажет, а тем более до руководства ими не допустит. Но если у него появится собственная лаборатория и независимый источник дохода, то волноваться будет не о чем. – Послушайте, – продолжил Раймонд, – я приеду за последним пациентом, когда он придет в норму, что, очевидно, произойдет весьма скоро. Тогда мы опять об этом потолкуем. А пока прошу вас, помните: мы почти у цели, а деньги рекой текут в наши оффшорные закрома. – Договорились, – нехотя согласился Кевин. – Только ничего не предпринимайте в спешке, – настаивал Раймонд. – Обещайте! – Договорились, – повторил Кевин с чуть большей охотой и повесил трубку. Раймонд умел убеждать, и всякий раз после разговора с ним Кевин неизменно чувствовал себя лучше. Оторвавшись от телефона, Кевин вернулся в столовую. Следуя совету Раймонда, попробовал представить, где разместит свою лабораторию. Многое говорило в пользу Кембриджа в штате Массачусетс: у Кевина были неплохие связи и в Гарварде, и в Массачусетском технологическом. Хотя, с другой стороны, может, лучше устроиться где-нибудь в глубинке, на природе, скажем, в Нью-Хэмпшире. На обед была белая рыба, показавшаяся Кевину незнакомой. Когда он спросил Эсмеральду, та смогла сообщить только ее местное название. Для Кевина это было пустым звуком. Сам себе удивляясь, он съел больше, чем намеревался. Разговор с Раймондом благотворно сказался на аппетите. Мысль заиметь собственную лабораторию все еще не утратила привлекательности. Поев, Кевин сменил влажную сорочку на свежую, только что выглаженную. Его тянуло побыстрее вернуться на работу. Он был уже на лестнице, когда Эсмеральда спросила, во сколько подавать ужин. В семь часов, как обычно, ответил он. Пока Кевин обедал, с океана накатились серо-лиловые тучи. Когда он открыл входную дверь, на улице лил дождь, а прямо перед домом ярился водный поток, во всю прыть несшийся к побережью. На юге, за заливом Муни, Кевин видел полосу яркого солнечного света и полукруг полной радуги. В Габоне все еще стояла ясная погода. Кевина это не удивляло: дождь тут, случалось, лил на одной стороне улицы, а на другой было сухо. Прикинув, что дождь будет идти еще не меньше часа, Кевин обогнул дом под прикрытием арки и забрался в черную разъездную «тойоту». До клиники было ехать смехотворно близко, и все же Кевин счел за лучшее проехаться, чем ходить остаток дня промокшим. Глава 3 4 марта 1997 г.