«Я просто схожу с ума. Пришло время уезжать отсюда», — решил Марсель, когда снега стали таять. Язык Лисицы продолжала хворать, и её болезнь тревожила соплеменников. Лицо индеанки сделалось совершенно чёрным, руки постоянно содрогались, по телу рассыпались крупные капли пота. Ни палатка для потения, ни знахарские пляски и песни, ни отвары трав не привели к улучшению здоровья. Она скончалась в самом конце зимы. Сидящий Волк велел дочери взять на себя хлопоты с погребением, сам же отправился на несколько дней в горы, чтобы провести там время в глубоком посту и молитвах. Лесное Лекарство собственноручно зашила покойницу в шкуру бизона, испещрённую мелкими рисунками, и с помощью родственниц умершей водрузила тело на высокий помост. Погребальный настил был сделан из плотно связанных между собой ветвей деревьев, и на четырёх шестах, держащих его, Лесное Лекарство подвесила по одной отрубленной лошадиной голове. Последующие семь дней девушка оставляла у подножия помоста глиняную плошку с пищей и жгла пучки душистой травы. Весной в стойбище Абсароков начали исполняться военные танцы. Абсароки редко отправлялись на войну всем племенем, такие случаи были исключительными. Дикарям не нужна была крупномасштабная война. Они уходили в рейд небольшими отрядами, чтобы украсть лошадей у соседнего племени или отомстить за кого-нибудь из погибших родственников. Организатор похода обычно получал видение и нередко знал заранее множество деталей предстоявшего рейда. — Орёл кружил над горой, — неторопливо рассказывал Половина Луны, устроившись справа от Сидящего Волка, — а на горе стояли три высокие сосны. Я хорошо запомнил то место. Позади горы я разглядел деревню Полосатых Перьев, вернувшихся с охоты на бизонов. Их лошади были тяжело нагружены мясом и вымазаны свежей кровью. Мне навстречу выехал высокий воин с распущенными волосами. На каждой груди у него были видны белые отпечатки ладоней. На голове его сидело чучело ястреба с расправленными крыльями. — Ты сразился с ним? Что поведало тебе видение? — Сидящий Волк повернул лицо к Большой Луне. — Да, я поразил его копьём. Но я не знаю, что было дальше. — Ты пришёл просить меня возглавить отряд. Ты поднёс мне табак, мы выкурили трубку, и ты подарил мне трёх прекрасных охотничьих лошадей. Я согласен вести этот отряд. — Сидящий Волк взглянул на Молчуна. — Что ты скажешь, Большое Крыло? Не хочешь ли ты присоединиться? Марсель выдержал паузу, как было принято у Абсароков, чтобы придать особый вес своим словам, и ответил: — Зимой ты сказал мне, что я беден, что у меня не осталось даже коня. Я с радостью отправлюсь с вами, чтобы мои друзья не вздумали считать меня неудачником. И запомни, что я захвачу самых опасных лошадей! — воскликнул белый человек, подразумевая, что он не станет угонять коней, свободно пасущихся в табуне, а отвяжет животных, которых хозяева ценили выше остальных и потому привязывали на ночь возле своего жилья. Обычно военный отряд отправлялся в поход за лошадьми пешком. Когда руководитель отряда объявлял, что он заготовил себе мокасины, это служило знаком к началу приготовлений. Уходя пешком, воины как бы обрекали себя на удачный исход похода, ведь, не добыв себе лошадей во вражеском стане, они не сумели бы уйти от врага и погибли бы. Каждый из воинов брал с собой собаку, на которую навьючивал все необходимые для похода вещи, куда обязательно входила военная рубаха, новая обувь, маленький ковш и верёвка, предназначенная для пойманных лошадей. Сидящий Волк собрал группу в пятнадцать человек и, когда все члены отряда прошли через положенный пост и обряд очищения, что заняло несколько дней, глубокой ночью они выступили в поход. Они шли в полном молчании, оставив за спиной уснувшую деревню. Первым шагал Сидящий Волк, и возле него слышалось частое дыхание крупного бурого пса. Следом двигались три человека, на головах которых лежали клыкастые волчьи маски с торчащими ушами, а серые волчьи шкуры свисали вдоль спины. Отряд Абсароков сделал первую остановку перед самым рассветом, едва небосвод подал первые признаки утреннего света. Мужчины растянулись в траве и позволили себе вздремнуть. Разведчики же в волчьих нарядах пошли вперёд, чтобы убедиться в безопасности стоянки. Перед тем как продолжить дорогу, Сидящий Волк попросил воинов встать вокруг него, сам же повернулся к солнцу и сказал: — Стоящий-Над-Нами, не отвернись от своих детей. Если мой отряд возвратится домой без потерь и со множеством лошадей, то я обязуюсь поставить священную палатку для очищения. Я также отрежу тебе пятнадцать лоскутов кожи с моей груди: по кусочку за каждого члена моего отряда… На пятый день пути индейцы остановились, завидев двух своих следопытов, торопливо спускавшихся с холма и размахивающих над головами луками. — Они обнаружили врага, — сказал Сидящий Волк. — Пришло время обратиться к Великому Духу, чтобы он не оставил нас. Но я не вижу третьего нашего разведчика. Где Половина Луны? — Он остался на том холме, — тяжело дыша промолвил один из людей в волчьем обличье. — Он сказал, что на вершине холма растут три сосны, которые он видел во сне. Теперь он дожидается появления всадника, с которым ему положено сразиться. — Сейчас мы окурим себя дымом священной душистой травы, — произнёс Сидящий Волк, — раскрасим себя соответствующим образом и подкрадёмся к лагерю Полосатых Перьев, чтобы изучить обстановку… Отгоните всех наших собак. Если не станут уходить, убейте их! Сидящий Волк извлёк из сумки кожаный свёрток и достал из него небольшие косточки бизона, обвязанные косичкой полыни. Он поджёг косточки и раздал их воинам, после чего запалил полынь и первый умылся её дымом. Затем передал траву влево по кругу. Марсель молча следил за приготовлениями Абсароков, не принимая участия в церемонии очищения дымом. За десять лет тесного общения с дикарями он так и не приобщился к их обрядам, равно как не молился и христианским святым угодникам. Он верил только в собственные силы, в неустанную бдительность и твёрдость духа. В трудные минуты он обращался с просьбой лишь к ружью, чтобы не дало осечки, да к лошади, чтобы не оступилась во время безумного бега. Он встал во весь рост и потянулся. Где-то глубоко внутри привычно щекотало чувство возбуждённой нетерпеливости, всегда поднимавшее трепещущую голову перед разного рода рискованными предприятиями. Марсель принадлежал к породе людей, которые без оговорок отдавались размашистой, бешеной скачке жизни. Он не признавал никаких “если”, готов был принять любую боль, помня, что без неё не могла бы и блаженная радость ощущаться в полную силу. Стоя в пышных зарослях цветущего кустарника и ожидая неумолимо приближавшуюся опасность, он дышал легко и свободно. Мысли о Лесном Лекарстве, этой непонятной и совершенно не похожей на индейских женщин девушке, развеялись, как ночная тьма с приходом солнца. Его руки и ноги напряглись, приятно прокачивая бегущую по упругим мышцам силу. Он снова чувствовал себя в своей тарелке, его больше не одолевало томительное и унижающее желание упасть на колени перед Лесным Лекарством и просить её открыть перед ним женскую плоть. Нет, он хотел кричать от счастья, хотел бежать вперёд без промедления, чтобы схватиться с кем-нибудь мускулистым и повергнуть его, дабы доказать свою бесконечную силу. Едва Абсароки закончили свои мистические процедуры, Молчун различил фигуру всадника, огибающего холм, на котором притаился Половина Луны. Даже с большого расстояния можно было разглядеть на его голове чучело птицы, о котором упоминал Половина Луны. — Смотрите, — указал на него Молчун, и все повернули головы. Дальнейшее произошло настолько быстро, что индейцы едва успели сообразить, что произошло. Половина Луны вынырнул чуть ли не из-под лошади врага, заставив её подняться на дыбы, и взмахнул копьём. Всадник увернулся, завертелся на месте, спрыгнул на землю, уклоняясь от второго удара копьём, и бросился на Половину Луны, вскинув над головой топор. Оба дикаря исчезли в высокой траве. Абсароки затаили дыхание. Через несколько секунд стебли травы раздвинулись, и показался человек с чучелом птицы на голове. Его торжествующий крик разлился между склонов холмов и донёсся до Абсароков. После этого победитель забросил труп на коня и поскакал в свой лагерь. — Видно, Половина Луны в чём-то провинился, — глухо произнёс один из воинов. — Видение заманило его в западню. — Теперь Полосатые Перья знают о нашем присутствии, — сказал, нахмурившись, Сидящий Волк. — Нам придётся долго выжидать, пока они не успокоятся. Наберёмся же терпения. С наступлением ночи лишь половина отряда Абсароков устроилась на ночлег, остальные остались бодрствовать. Костёр они не развели, боясь привлечь к себе внимание вражеских дозорных. Марсель-Молчун тоже не спал. — Послушайте, друзья, — заговорил он вдруг, — Половина Луны рассказывал, что в его видении Полосатые Перья только что вернулись с охоты. Если это так, то они слишком заняты сейчас праздником. Кроме того, мы не увидели, чтобы тот человек с птицей на голове вызвал кого-нибудь из деревни. Значит, Полосатые Перья решили, что Половина Луны пришёл один. Они ничего не заподозрили. Не будем же терять времени… Темнота надёжно скрывала лица дикарей, но Молчун чувствовал, что они колебались. Сам же он, не теряя более ни мгновения, решительно направился в сторону лагеря Полосатых Перьев. За ним последовал Кривой Бык. — Я ничего не боюсь, Большое Крыло, — шептал он Молчуну. — Ты храбр, но и я ничего не страшусь. Не знаю, какая сила тебя охраняет, но я уже много лет ношу среди прочих амулетов два передних зуба моего отца. Он был отважным воином и никогда не терпел поражений в бою. Я выломал у него два зуба после его смерти, и с тех пор они всегда приносили мне удачу… Кривой Бык замолчал и пошёл рядом с Молчуном совсем бесшумно. Впереди послышались удары барабанов и многоголосое пение. Полосатые Перья шумно отмечали удачную охоту. В небе качались отсветы костров. Подкравшись к табуну, Молчун и Кривой Бык осторожно стали отводить лошадей в сторону и вскоре заметили пришедших к ним на помощь других Абсароков. Индейцы действовали быстро и слаженно: оставив трёх человек для охраны отобранных лошадей, остальные скользили в табуне, знающим взглядом оценивая достоинства животных. Атмосфера всё больше наэлектризовывалась. Состояние задорного азарта и близость смертельной опасности ощущались в каждом движении, каждом звуке. Вскоре Сидящий Волк дал знак уходить, и юркие тени дикарей проворно побежали прочь от вражеского стана. Они мчались без остановки всю ночь и половину дня. Часть лошадей разбежалась, когда они переправлялись через Коричневый Ручей неподалёку от Горы Антилопы, но угнанный табун всё ещё насчитывал около пятидесяти голов. Если бы не гибель Половины Луны, то рейд можно было бы назвать невероятно успешным. Внезапно Сидящий Волк остановился. — С нами нет Большого Крыла! — воскликнул он, оглянувшись и не увидев Молчуна. А белый человек тем временем таился в роще неподалёку от деревни Полосатых Перьев, отведя десять прекрасных жеребцов, которых сумел отвязать от палаток именитых вражеских воинов, но не спешил уходить. Он ждал наступление следующей ночи. Он хотел, чтобы возбуждение в деревне, связанное с воровством огромного количества лошадей, улеглось. Он видел, как поутру отряд в двадцать человек пустился по следам Абсароков, и решил поехать в другом направлении, чтобы не столкнуться с преследователями. Но прежде он должен был забрать из деревни Полосатых Перьев тело Половины Луны. В сгустившейся тьме он подполз к ближайшему жилищу и застыл, прислушиваясь. Сердце бешено колотилось и мешало слушать, а слышать необходимо было всё, малейшая неосторожность грозила мучительной смертью. На противоположном конце стойбища стучал бубен, монотонно пел старческий голос. В нескольких шагах от Молчуна прошла женщина и нырнула в палатку, озарившись, когда подняла входной полог, светом костра. Молчун медленно прокрался дальше, затем встал во весь рост и неторопливо пошёл в центр деревни, будто был одним из её законных жителей. Возле огромного кострища, где вчера бесновались дикари, он различил во мгле неподвижное тело Половины Луны. Одежда была сорвана с мертвеца, руки и ноги исполосованы острыми лезвиями по всей длине. Молчун мягко подошёл к жилищу, возле которого фыркала крапчатая серая лошадь, отвязал длинный кожаный ремень и тихонько подвёл кобылу к изуродованному мертвецу. Легко забросив труп на спину животного, Молчун побежал впереди, подёргивая через плечо повод. Ближе к окраине деревни его нервы не выдержали, и он запрыгнул на лошадь, сразу пустив её вскачь. Шесть дней спустя он приближался к стойбищу Абсароков и уже издалека слышал громкие песни: племя отмечало возвращение отряда. Судя по всему, родственники Половины Луны не стали устраивать долгого оплакивания, и деревня тонула в грохоте барабанов. Обычно отряд не въезжал в деревню сразу, если кто-то погиб в походе. Воины посылали гонца, и тот начинал носиться между палаток, громко сообщая о погибших, затем он прыгал на землю, садился и неподвижно ждал, когда вокруг него сгрудятся люди, готовые узнать о подробностях несчастья. Родные оплакивали погибшего до тех пор, покуда следующий отряд не привозил с собой из похода скальп — доказательство гибели врага. Но семья убитого могла разрешить проведение торжеств в племени уже на следующий день. Именно так и случилось в этот раз. Возвращение Молчуна с десятью отменными скакунами и телом погибшего соплеменника произвело в стойбище шумное волнение. Пляски прервались, мужчины приветственно заулюлюкали, женщины восторженно заверещали, ярко раскрашенные всадники в пышных головных уборах окружили прибывшего, размахивая над собой длинными жезлами, сплошь увешанными красивыми орлиными перьями, мальчуганы радостно прыгали возле лошадей, ловко вспрыгивая на них и соскакивая обратно. Приняв тело Половины Луны, старухи привычно подняли вой и понесли зловонного мертвеца за пределы лагеря. Сидящий Волк приблизился к Молчуну, и на его выкрашенном в чёрный цвет лице сияла белая улыбка. — Ты совершил великий подвиг, мой друг! — воскликнул дикарь. — Мы только что начали Длинный Танец, присоединяйся к нам. Мы немедленно раскрасим тебя должным образом. Ты достоин быть первым на этом торжестве! Оказалось, что отряду всё же пришлось схватиться с преследователями, но никто из Абсароков не погиб, лишь трое получили лёгкие ранения в руки и грудь. Теперь те, которые сумели прикоснуться в бою к врагам, выстроились в круг и исполняли песню. Люди, смеясь и приплясывая, подносили им подарки, бросая возле их ног. Жёны героев танцевали внутри круга, привязав к макушкам мешочки с амулетами своих мужей. Сидящему Волку полагалось вывести на середину круга свою жену и положить ей на голову свой амулет, но он был вдовцом, поэтому привёл Лесное Лекарство. Девушка вымазала левую половину лица белой краской, как бы указывая этим, что лишь половина её существа принимала участие в этом танце, потому что только обликом своим она замещала мать. — Брат, — шагнул Молчун к Сидящему Волку после завершения танца, — я пригнал из лагеря Полосатых Перьев самых лучших лошадей. Я даю их тебе за твою дочь… — Нет! — Радостное выражение в одно мгновение слетело с лица индейца. — Никогда она не станет твоей женой! Я не отдам её никому! Чёрная физиономия злобно искривилась перед Молчуном, и Сидящий Волк в охватившем его внезапном раздражении быстрым шагом направился домой. Молчун растерянно застыл, впившись глазами ему в спину. В ту минуту он впервые страстно захотел броситься на Сидящего Волка и вонзить длинный охотничий нож между лопаток упрямого краснокожего тупицу. Он даже ощутил в руке силу удара и брызнувшую липкую кровь на стиснутых пальцах. — Я предупреждала тебя, что отец не согласится видеть меня чьей-то женщиной, — услышал Молчун шёпот в самое ухо. Возле него стояла Лесное Лекарство. Он тяжело вздохнул и нервно задрожал. — Я слышал эти слова в ту зимнюю ночь… Так это было на самом деле? Ты и я… — Голос Молчуна сорвался. Вечереющий воздух сдавил ему грудь и стиснул виски, неожиданная духота окутала со всех сторон и вскружила голову. Он взял Лесное Лекарство за руку и повёл сквозь галдящую толпу за пределы лагеря. Сердце его то готово было выскочить из груди, колотясь чуть ли не в горле, то сжималось и пряталось в самой глубине тела, разливая мертвецкий холод. Молчун остановился за густыми ветвями кустарника, усыпанного чёрными ягодами, и привлёк к себе девушку. Его дыхание участилось. Одно лишь прикосновение к её коже уже было наслаждением. Несколько мгновений он стоял неподвижно, привыкая к ощущению её близости, затем рывком опустил Лесное Лекарство на колени и судорожно задрал кожаную юбку до самой талии. Длинная рассыпчатая бахрома, которой была оторочена нижняя кайма платья, мешала Молчуну, соскальзывая с упругих ягодиц индеанки и закрывая от мужчины влажное потаённое место женского тела. Лесное Лекарство опустилась на руки и посмотрела на Молчуна через плечо. Её чёрные глаза источали огонь, веки томно опустились, и взгляд сделался бесстыдно-призывным. Молчун дал тяжёлым замшевым штанам соскользнуть вниз и прижался обнажённой кожей к женской наготе. Его плоть рывками поднималась и в конце концов упёрлась пылающим концом в мякоть, охотно принявшую его и затянувшую в мокрое нутро. Над головами соединившихся в страстном порыве людей закачались тёмные кроны густых деревьев, в шелестящей листве заплясал ветер, окатывая своим порывистым дыханием податливые стебли высокой шелковистой травы. Подкрадывалась ночь, но барабанный бой в деревне не стихал, продолжая перекликаться с пронзительными голосами певцов и собственным эхом, перекатывающимся по сумеречной долине. Лесное Лекарство повернулась к Молчуну лицом и, потянув бёдра на себя, освободилась от липкого и всё ещё напряжённого мужского органа. Мужчина ткнулся лицом в её грудь, охваченный внезапно накатившими на него опустошённостью и страхом. — Я увезу тебя с собой. Сидящий Волк не хочет разлучаться с тобой. Мне кажется, что он болен. Но и я болен. Моё сердце разрывается, когда я вижу тебя и не могу обнять… Я ухожу от тебя, и мне становится свободно, но едва вновь увижу тебя, как стальное жало впивается в меня и заставляет страдать… Сейчас я с тобой, я счастлив, но я боюсь чего-то. Мужчина не должен бояться, и никто никогда не мог упрекнуть меня в трусости. Но здесь не трусость, нет, меня пронизывает потеря… Я отхожу от тебя, и сразу что-то важное покидает меня, кто-то невидимый вырывает из меня что-то очень существенное… — Небо дало мне знак, что я получу от тебя ребёнка, но не в этот раз. — Лесное Лекарство прикоснулась губами к его лбу. — У нас будут внуки… Но не спеши, Большое Крыло. Бегущий человек не замечает слишком многого… Молчун скользил пальцами в пульсирующем влагалище, откуда лениво истекало его густое семя. После услышанных слов он вдруг ощутил в этой слизистой массе дрожание жизни. Густые волосы на нежной коже между ног Лесного Лекарства превратились в траву, пробившуюся сквозь рыхлую сырую землю, и пальцы мужчины лёгким движением сгребли мягкие комья и перетёрли их о шершавую ладонь. Бёдра женщины раскрылись, и между ними появился быстро растущий упругий стебель, наполненный незримым духом. Марсель обхватил его губами, и свежая влага с ароматом утренней росы коснулась его грязного бородатого лица. Стебель тянулся вертикально вверх, раздуваясь в диаметре и обтягиваясь рельефными прожилками. Под его эластичным покровом белый человек угадывал ритмичное биение, ему даже казалось, что он различал некое свечение внутри неведомого ствола. — Ах! — вырвалось изо рта Лесного Лекарства, и она протянула к Молчуну сильные руки. Тело её бурлило под платьем, волны вздымали шуршащую одежду, но необъяснимое зрелище не пугало Молчуна. Он будто шагнул в таинственный мир, где всякие чудеса были вполне естественными. В сгустившейся тьме он различил, как ствол, выросший из лона Лесного Лекарства, принял очертания гигантского фаллоса, от которого на самой вершине, подобно ветвям молодого дерева, тянулись в стороны зеленоватые побеги. У основания, обрамлённого чёрными волосами, ствол заметно разбухал и принимал форму младенца, свёрнутого в материнском чреве. Молчун прижался к неведомому растению и крепко обнял его, чувствуя, что в сердцевине упругого ствола таилась влекущая сила Лесного Лекарства. Девушка свободно поднялась со спины, будто не служила только что почвой для волшебного растения, и обняла ствол с другой стороны, обхватив при этом и Молчуна. Из её ладоней струилось умиротворяющее тепло. Молчун закрыл глаза и окунулся в мгновенную дремоту. Жизнь задрожала повсюду, в каждой капельке влажного воздуха, в каждом звуке. Резкий крик совы вырвал Молчуна из блаженного состояния. Зашумели её крылья над головой. Не меняя положения, Марсель-Молчун раскрыл глаза и в сантиметре от лица увидел корявую кору сосны, смолистый ствол которой он крепко сжимал обеими руками. Мужчина огляделся, но не увидел поблизости никого. Он стоял на коленях, вокруг которых лежали скомканные штаны, и упирался мокрым от свежего семени пахом в гладкую объёмистую щель на теле сосны. — О, ведьма! — воскликнул он, откидываясь на спину. — За что ты терзаешь меня? Чего добиваешься? * * * Молчун по кличке Большое Крыло покинул деревню Птичьего Племени на следующее утро, не попрощавшись ни с кем. Он позвал двенадцатилетнего мальчугана по имени Енот в помощники, боясь растерять своих лошадей, и поскакал в направлении форта Юнион, стоявшего на слиянии рек Миссури и Жёлтого Камня, известных среди дикарей под названием Быстрой Воды и Лосиной Реки. На пятый день пути Енот заметил, что лошади из табуна стали вести себя несколько обеспокоенно. Приблизившись к ним, мальчик услышал, как животные разговаривали, обращаясь к нему. — Не нужно ехать с бородатым человеком, наш маленький брат. — Лошади произносили слова отчётливо, и Енот остановился, как громом поражённый. — Впереди ждут большие неприятности. Возьми трёх из нас и не медли с возвращением домой. На следующее утро Молчун обнаружил, что мальчик исчез, и вместе с ним пропали три лошади. Молчуну ничего не оставалось делать, как продолжить путь в одиночку. — Если этот парень сможет добраться до своей деревни невредимым, то обязательно похвастает, как украл моих лошадей. А я уж в следующий раз покажу ему, как воровать у друзей, — ворчал Молчун, покачиваясь в седле. — Впрочем, пусть попробует сперва доехать до своих. Сдаётся мне, что этот рейд выйдет ему боком. Территория близ форта Юнион принадлежала племени Черноногих, весьма радушно встречавшихся с белокожими торговцами возле укреплённого поста, но без зазрения совести стрелявших в одиноких белых путников, чтобы поживиться их вещами.