Оторопело подняла глаза на Инваго. Не получилось? Только что я чуть ему не отдалась, а он говорит – не получилось. – Я искренне благодарен тебе за спокойствие… Сомнительная благодарность, особенно если учитывать мою вчерашнюю истерику. Но я молчу в ожидании дальнейших слов. – И еще больше я благодарен тебе за терпение и понимание, что на это все я имею полное право. – Окинув меня говорящим взглядом, он медленно вытащил руки из моего белья, погладил спину и вернул их на талию. – Несомненно, я буду ждать. – Упрямая твердость в голосе и вынужденная констатация факта: – Но временами мне очень сложно сдержаться. Что ж, глаз за глаз, откровение за откровение. – Мне тоже сложно удержаться от слез и обвинений, однако я рада, что мои всплески воспринимаются тобой со стойкостью и проклятым юмором, – ответила ему со смешком и в благодарность примирительно поцеловала. Вернее, попыталась поцеловать, но моя попытка увенчалась лишь едва уловимым прикосновением к обветренным мужским губам, потому что Хран спешил и почти что вырвал меня из вновь сжавшихся рук Инваго. Перемещение в столицу Тарии посредством огненного моря на этот раз было сродни увеселительной прогулке. Я не испугалась, не задержала дыхания, да и вообще не заметила движения, все еще пребывая в прострации от незавершенного поцелуя и мысли: «Я сама к нему потянулась!» К тарийцу. Сама. Безоружная. Это откровение меня поразило. – Я, конечно, предполагал, что когда-нибудь вы двое перестанете брыкаться. Но кто ж знал, что просветление придет не вовремя, – выхватив меня из лодки и подняв на поверхность – в спальню, где я проснулась три дня назад, Хран с улыбкой пожурил: – Не стоит так смотреть и вздыхать, Тора. Я действовал исключительно в ваших интересах. И благодаря моему своевременному вмешательству тебе не придется сожалеть о своем порыве, а Инваго о нем останется только мечтать. Спорить не буду, но возникает вопрос: – Что ж ты не вмешался в дела Торопа и Гаммиры? – А куда там вмешиваться? – Демон обернулся тростиночкой и всплеснул руками, уже девичьим голоском сообщив: – Она, связанная, спит на кровати, он на полу… бдит. Поражаюсь вашему вояке! На его месте я бы эту грымзу уже раза три прибил, а он терпит. – Так ты соврал? – Слукавил ко всеобщему благу. Но кто знает, кто знает… Мои возмущения черноглазая красавица прервала щелчком пальцев и предложением занять нужную диспозицию, а именно залезть в ванную со взбитой пеной, дабы стереть запах подземных чертогов, смыть красный песок и скрыться от глаз любопытных. – Не поняла, каких глаз… – Лезь в воду, здесь уже не только свекровушка, – шикнула тростиночка, подтолкнула меня в сторону ванной комнаты и исчезла, чтобы уже кому-то в коридоре сообщить, что супруга главы рода Дори все еще не готова кого-либо принимать. Причина более чем веская, однако я не успела даже шагнуть в направлении ванной, как вдруг в спальню через другую дверь вломились разодетые в пух и прах дамы возрастом от пятнадцати до пятидесяти пяти лет, а с ними прислуга: пара горничных и с десяток вооруженных воинов из охраны. Воспоминание о том, что в семействе Дори из-за реликвии убивают, мелькнуло и ушло, как только я поняла, что воины стоят кольцом вокруг одной определенной особы и именно она восклицает: «Мне не нужна эта грязная вдовийка. Мне нужен Талл… Только он поможет, он и наша реликвия!» – Вы хотели сказать – Инваго, – мрачно усмехнулась я и сложила руки на груди, не пытаясь ни спрятаться, ни прикрыться. Наличие перстня на моем пальце было замечено сразу, отсутствие одежды – также. Мужчины, как ни странно, отвели глаза, женщины частично возвели очи к небу, частично уставились на мои ноги и рванье, ранее именовавшееся рубашкой. Заглянувшую в дверь за их спинами тростиночку, явно ругнувшуюся и решившую переместиться ко мне, я остановила взглядом. Не время заступаться и поддерживать. Благодаря охоте в подземных чертогах и частично Инваго я обнаружила в себе залежи непробиваемого спокойствия и намерена была их использовать. Брезгливость, презрение и искреннее недоумение отчетливо отразились на вытянувшихся лицах визитеров, а пик крайнего недовольства обозначила всего одна приглушенно оброненная фраза: – Грязь бесстыжая! – Благодарю за оценку вашего сборища, – не оставила я брошенную реплику без внимания и улыбнулась уголками губ. – Итак, кого мне благодарить за вторжение в мои покои в мое первое утро в качестве полноправной супруги главы рода? – Вот же… тварь… – раздалось невнятное из плотного строя охраны, а затем и более громкое: – Мне нужен Таллик Инваго Дори! Немедленно. Где он? – Расступись! – рявкнула я так, что вымуштрованные воины тут же подчинились. – Стоять на месте! – отреагировала взбалмошная дамочка. Вот только ни ее тон, ни агрессивность не возымели воздействия, ибо не шли ни в какое сравнение с моими. Воины разбили строй, а затем беспрекословно подчинились и следующим командам: вывести всех из спальни, закрыть двери, развернуть кресло и подать мне халат. Я облачилась в шелк с особым удовольствием, потому что тариец не просто подал обозначенный предмет одежды, он его развернул и придержал, помогая надеть. Под ненавидящим взглядом визитерши я медленно завязала поясок, заняла кресло и попросила охрану удалиться за дверь. – Это все ваши пожелания? – с поклоном уточнил главный из них, окончательно отдавая себя в мое распоряжение. Неожиданный поворот, я замешкалась с ответом. Но короткий взгляд тарийца на перстень моментально все объяснил. Камень реликвии уже не был красным, он был золотым и, судя по блеску, довольным. – Не пропускайте никого, кроме хранителя, – воспользовалась я уступкой и не пожалела. Дамочка, оставшаяся без охраны и поддержки, вдруг взвизгнула и зашипела рассерженной кошкой: – Как вы смеете?! Как смеете подчиняться ей! Воин что-то тихо ответил, тарийка потрясенно застыла, а хранитель рода уже была тут как тут. – Я тобой горжусь, – шепнула мне тростиночка и с воодушевлением поинтересовалась: – Как размажем эту истеричку? – с радостью услышала изумленный вздох гостьи, добавила: – То есть… чего изволите, дрожайшая Торика ЭлЛорвил Дори, хранительница реликвии, покорительница стражей? – Предоставь мне все документы на имя мадам… – Эонка Линг Дори, – мне протянули книгу рода, открытую на нужном листе. И пока эта самая Эонка хватала ртом воздух и сжимала кулаки, я с удовольствием прочитала ее занятную биографию, отметив между делом, что с жалобами к главе рода она обращается уже двадцать четвертый раз, и это за неполные десять лет брака с дважды вдовцом Аргашем Дори. Жизнь у тарийки была не сахар, но, судя по записям, подсаливала она ее сама. Эонка Линг, четвертая дочь разорившегося баронета, в свои семнадцать лет была рада выскочить замуж за превосходящего ее по возрасту и состоянию мужчину. И так уверовала в свою удачу, что решила отсудить часть земель у собственного отца. Якобы он недодал ей приданого. Подняла бучу, рассорилась с собственной семьей, проиграла на слушании, но не отчаялась. В следующие два года она судилась с сестрами и братом, коему только исполнилось пятнадцать лет. Предметом притязаний оказалась конюшня и два скаковых жеребца, подаренных пареньку ее супругом Аргашем Дори. Перерыв в потоке судебных разборок пришелся на беременность Эонки и длился ровно девять месяцев. Однако, как ни чаяли родные, материнство склочницу не успокоило, а приободрило. Теперь она сыпала обвинениями и на мужа, чья тяга к продолжению рода испортила ей не только фигуру, но и жизнь. Несчастный и пристыженный Аргаш держался целых два года, прежде чем принял непосильное решение все исправить или же прекратить. Именно с этого момента в привычном перечне жалоб на невнимание супруга, транжирство и поддержку состарившейся четы Линг появилось первое обвинение в попытке убийства. Все последующие сводились к тому же, так что я не ожидала услышать ничего нового от этой, без сомнений, красивой и столь же недалекой особы. – Итак, с чем вы пожаловали в этот раз? – поинтересовалась я, чем несказанно удивила тарийку. Еще бы! Она явилась требовать аудиенции с Инваго. А нарвалась на меня, ничего не сведущую в делах рода, ничего не смыслящую в проблемах семьи Эонки и вроде как ничего не значащую вдовийку, грязь, прелюбодейку лорда Уроса. – Я слушаю, – подтолкнула ее и, не дав опомниться и отступить, мстительно сообщила: – В силу некоторых причин Инваго будет отсутствовать до конца недели, а может, и до конца месяца. И я, несомненно, предложила бы подождать, но ваша спешка говорит сама за себя… Так что для решения безотлагательных вопросов у вас есть я и только я. Ее «дело» явно относилась к срочным. Так что, прожигая меня ненавидящим взглядом, она думала от силы секунды три, затем расправила плечи и громко заявила: – Мой муж желает меня убить. А ведь мы женаты более пятнадцати лет! – Мы знакомы лишь пять минут, а я уже солидарна с вашим супругом. Тростиночка за моим плечом тихо хохотнула, извинилась и тут же замерла с почтенным видом. – Я родила ему двух сыновей… – продолжила тарийка патетично. – И вынесли мне дверь. – Я служила ему верой и правдой. Создала в доме уют, воспитала детей, берегла его имя, сон и… – Средства, – указав на родовую книгу в моих руках, я невинно заметила: – бились за каждый золотой. Поссорились со всеми в округе… – Вот именно! – Эонка Линг Дори не поняла моей насмешки. – Представить невозможно, сколько денег я ему сохранила! А он после всего завел любовницу! Среди прислуги… – Она судорожно всхлипнула, но совсем не от обиды, скорее от злости. – На прачку позарился, обрюхатил, в своей спальне приютил! И никому не позволяет приближаться! Я не сдержала удивленного восклицания. Не потому, что высокородный тариец соблазнился женщиной из простых, уж кого-кого, а бастардов в Тарии хватает с лихвой, не говоря уже о соседних государствах, где воины воевали или просто мимо проезжали. Дело в другом… Гордый тариец, приверженец чистой крови, привел прачку в главный дом, поселил у себя, стережет и пылинки сдувает? Я оторопело посмотрела на тростиночку, и та кивнула, подтверждая. Так и есть, приютил, сдувает. В свете этого откровения требование Эонки выбило меня из колеи, заставило вцепиться в подлокотники кресла. – Я прошу защиты у главы рода Дори! – Что? – переспросила я, надеясь, что ослышалась. – За-щи-ты, – процедила она по слогам, сжала руки в кулаки и более громко сообщила: – Я имею право на защиту! И взгляд у нее не загнанный, отнюдь. Скорее торжествующий. Словно, что-то совершив, она искренне радуется и не чувствует за собой вины. Да и не будет чувствовать, ведь требуемая защита главы рода – это уход от наказания, простой и очень действенный. – Несомненно, – кивнула я, выдыхая. – Но вначале вы признаетесь в совершенном. – Тарийка всего на миг смешалась, и я поняла, что иду в верном направлении. – Прачка жива?.. Ее плод… ребенок жив?.. Она покалечена? Она отравлена? – Да, я не… Сама не заметила, как оказалась рядом с этой истеричкой, схватила ее за плечи и основательно встряхнула. – Говорите! – Как ты смеешь?! Отпусти меня! – Что. Вы. Натворили? – Легко отбив ее руки, я дотянулась до шеи, ощутимо сдавила. – Что вы сделали? Говорите немедленно… – Тора, – тростиночка аккуратно отцепила меня от этой дуры, – зачем же ты ее трясешь и душишь, если есть я. Я немедленно уступила место Храну. Действительно, зачем надрываться, если демон одним ударом может вытрясти правду. Меня поняли с полувзгляда, поспешили объяснить: – В смысле, я могу сказать, что и с молодой матерью, и с ребенком все хорошо. Подумаешь, родился раньше срока, с кем не бывает. – Отродье выжило? – прохрипела тарийка. – Да, малышка жива, – подтвердила черноглазая красавица. – А счастливый отец семейства уже час как ждет аудиенции с главой рода. После Вильгема Дори он идет вторым, очень нервничает. – Прекрасная новость. Приведи его, – скомандовала я. – Сюда?! – вопросили Хран и Эонка в один голос. – Почему нет? С вопросами, касающимися за-щиты, не стоит тянуть. Мы же говорим о безопасности мадам Эонки Линг Дори и честном имени ее супруга.