Во все время работ майор был так занят и утомлен, что совсем не имел времени поболтать с сестрами и матерью. Но сегодня, когда работы уже кончились, когда около палисадов все подчистили и вымели, капитан предложил пить вечерний чай перед домом под раскидистым вязом. — Если бы американцы знали, сколько чаю мы выпиваем, то назвали бы нас изменниками. Но после работы, да еще в лесу, это так приятно. Я думаю, майор Вилугби, что и королевские войска не пренебрегают им? — Еще бы, мы его очень любим! Говорят, в Бостоне он заменил портвейн и херес. Я не знаток в нем, но очень люблю его пить. Фаррель, — обратился Роберт к своему денщику, — принеси корзину, что стоит на моем туалетном столике. — Правда, Боб, — сказала, улыбаясь, мать, — ты ничего не сказал еще нам о ней. — Я оправдываю себя тем, что все время заботился о вашей безопасности. А теперь от всей души благодарю за подарки всех вас; только Мод поленилась и не захотела ничего сделать мне на память. — Это невозможно! — вскричал капитан. — Поверь мне, Боб, никто так не интересуется всегда тобою, как она. Мод ничего не сказала. В эту минуту вернулся Фаррель и поставил корзину возле Роберта. Он вынул все вещи, но ни на одной из них не было имени Мод. — Действительно, это очень странно, — совершенно серьезно заметил капитан. — Боб, не обидел ли ты чем-нибудь мою маленькую девочку? — Уверяю тебя, что с умыслом я никогда не обижал ее; если же это произошло как-нибудь незаметно для меня самого, то прошу теперь прощения у Мод. — Тебе не за что извиняться! — живо вскрикнула Мод. — Так почему же ты забыла о нем, моя крошка, тогда как мать и Белла сделали ему столько подарков? — Обязательные подарки, дорогой папа, совсем не подарки, и я не люблю их делать. Считая за лучшее прекратить этот разговор, Роберт уложил обратно все вещи. Мод готова была расплакаться. По счастью, завязался разговор, и никто не заметил возбужденного состояния девушки. — Ты мне говорил, что у вас в полку новый командир, но не назвал его фамилию. Вероятно, это мой старый товарищ Том Велингфорд; в прошлом году он писал мне, что надеется получить этот полк. — Генерал Велингфорд получил один кавалерийский полк, а к нам назначили генерала Мередита. Когда было произнесено имя генерала Мередита, никто, за исключением Мод и Роберта, не обратил на это внимания. Мод же оно напоминало о ее родителях, и ей захотелось расспросить брата об этом генерале, приходившемся ей дедушкой; но деликатность не позволила ей сделать это при Вилугби, заменившем ей родителей, и она отложила свои расспросы до более удобного случая. Роберту же это имя напоминало всегда о его милой названой сестре. В это время Ник подошел к столу и с удивлением поглядывал на укрепления. — Видишь, Ник, на старости лет я опять делаюсь солдатом. Как ты находишь наши работы? — К чему они, капитан? — Защищать нас, если краснокожим вздумается прийти за нашими скальпами. — Зачем скальпировать? Томагавк зарыт глубоко, его выроют не раньше десяти, двух, шести лет. — Да, да, но когда представляется к тому случай, то красные джентльмены быстро вырывают его. Я думаю, ты знаешь, что в колониях волнение… — Говорили вокруг Ника, — отвечал уклончиво индеец. — Ник не читает, не слушает, мало разговаривает, разговаривает только с ирландцем, но и то не понимает. — Мик не очень красноречив, я это знаю, — сказал капитан, смеясь, — но он честный человек и всегда готов услужить. — Плохой стрелок целится в одно, попадает в другое. Капитан, дайте Нику четверть доллара. — Ты мне отдашь его потом? — Конечно. Ник — честный человек, он держит свое слово. — Я не думал, что ты такой исправный. — Вождь тускароров всегда честный человек — что говорит, то и делает. — Хорошо, старый дружище, я не откажусь получить долг назад, по крайней мере, я буду знать, что и в будущем могу служить тебе. — Одолжите Нику доллар, завтра он отдаст. Капитан не согласился дать ему больше четверти доллара, чем Ник остался очень недоволен и сейчас же отошел к укреплениям. — Вот старый товарищ, — сказал Роберт. — Я удивляюсь, что вы позволяете ему жить в «Хижине». Теперь, когда началась война, его лучше удалить. — Это легче сказать, чем сделать. Но ведь ты привел его сюда. — Я привел его потому, что он узнал меня, и было более благоразумным вступить с ним в дружеские отношения. К тому же мне нужен был проводник, а никто лучше его не знает лесных тропинок. Но его все-таки надо остерегаться, так как за последнее время он стал изрядным негодяем. — Нет, Боб, он все такой же, как был и раньше. Если быть с ним осторожным, то он неопасен; к тому же он боится меня. Главная вина его в том, что он пьет ром здесь с Джеми и Миком, но я устранил и это, запретив мельнику продавать им его. — Мне кажется, что вы оба несправедливы к Нику, — заметила мистрис Вилугби, — у него есть и очень хорошие качества. Помните, Гуг, когда Роберт был болен и доктора прописали ему некоторые травы, то Ник, вспомнив, что видел их за пятьдесят миль, пошел за ними, хотя мы даже и не просили его об этом. — Это верно, но ведь у каждого есть и хорошие, и дурные качества. Но вот он идет; не нужно, чтобы он знал, что речь шла о нем. — Да, не следует, чтобы подобные люди думали, что они имеют какое-нибудь значение. Ник осмотрел новые укрепления, подошел к столу и, приняв важный вид, обратился к капитану: — Ник старый начальник; он часто присутствовал на военных советах, как и капитан, — много знает; хочет знать новую войну. — Это, Ник, семейная война; французы в ней не принимают участия. — Как, англичане против англичан? — А разве тускарор не поднимает никогда томагавка против тускарора? — Тускарор убивает тускарора, но настоящий воин никогда не скальпирует женщин и детей своего племени. — Надо признаться, Ник, ты очень логично рассуждаешь. Ворон ворону глаз не выклюет, говорит пословица; и все-таки великий отец Англии поднял оружие против своих детей американцев. — Кто идет торной тропинкой, кто каменистой? Как вы думаете об этом? — Я не принадлежу ни к той, ни к другой стороне. Я желал бы только от всего сердца, чтобы этой войны не было. — Вы опять наденете мундир и пойдете за барабаном, как прежде? — Нет, старый товарищ, в шестьдесят лет любят больше мир, чем войну, и я предпочитаю остаться дома. — Зачем капитан строил укрепления? — Потому что я намерен остаться здесь. Палисад остановит нападающих на нас. — Но у вас нет ворот, — проворчал Ник. — Англичане, американцы, краснокожие, французы — все могут войти. Где есть женщины, там ворота должны быть заперты. — Я уверена, Ник, что ты наш друг, — вскричала мистрис Вилугби, — я помню, как ты принес траву для сына. — Это верно, — ответил с достоинством Ник. — Ребенок почти умирал сегодня, а завтра играл и бегал. Ник его полечил своими травами. — Да, ты был доктором. А помнишь, когда у тебя была оспа? Индеец так быстро обернулся к мистрис Вилугби, что та вздрогнула. — Кто заразил Ника? Кто вылечил его? Вы помните. — Я привила тебе оспу, Ник; и если бы я этого не сделала, то ты умер бы, как умирали у нас солдаты, у которых она не была привита. Взволнованный, с глубокой благодарностью в глазах, индеец быстро схватил нежную и белую руку мистрис Вилугби и, откинув одеяло с плеча, прикоснулся ею до оспин. — Старые метки, — сказал он, широко улыбаясь, — мы друзья; это никогда не сгладится. Эта сиена растрогала капитана, он бросил индейцу доллар, но тот, не обращая на это никакого внимания, повернулся к стене и сказал: — Большие опасности проходят через маленькие щели. Зачем же оставлять большие щели открытыми? — Надо будет повесить ворота на будущей неделе, хотя это лишнее — бояться опасности в таком отдаленном месте, как наша хижина, и в самом начале войны. После захода солнца семья ушла в дом: капитан с женой отправились в свои комнаты, а Роберт остался с сестрами. — Знаешь, Роберт, — сказала Белла, нежно беря за руку брата, — мне кажется, что папа уж очень спокойно относится к опасности? — Он очень хороший солдат, Белла, и он знает, что надо делать. Я боюсь только, чтобы он не стал на сторону колонистов. — Дай Бог, — вскрикнула Белла, — если бы и ты поступил так же! — Нет, Белла, — возразила с упорством Мод, — ты говоришь, не подумав; мама очень огорчается из-за того, что папа придерживается таких взглядов. Она находит, что прав парламент, а не колонии. — Что за ужасная вещь — гражданская война! — сказал майор. — Муж идет против жены, сын — против отца, брат — против сестры. Лучше умереть, чем видеть все это.