Большой дом Огня, как нам обозначили приемный зал, был ярко освящен. Помимо костровых ям и жаровень, всюду, где было место, стояли свечи и факелы. Большие колеса с горящими лампадками цепями закреплены на балки у потолка. Всюду стояли круглые столы, обтянутые кожей, и невысокие пеньки. Глаза слезились от дыма и гари, и дышать было сложно. Наш поход быстро развели в разные стороны, не давая возможности держать вместе, или так заведено или... Меня также разлучили, утянув ближе к центру. Да и из моего городища четверо возничих , Петро да Я. Пока местные хлопотали над столами и готовили снедь, Я решил оглядеться и жадно рассматривал быт и нрав поселения Пожарских. На первый взгляд было трудно разобрать их сословия и знатность. Глядишь за одним столом собрались только рубаки, перекинулись словами, похлопали друг друга по спине, миг и они уже сидят за другими столами выхватывая кружки с пойлом у подавальщиц, долго на одном месте не находились и хаотично перемещались от одной компании к другой. От такого мельтешения в глазах быстро рассеивалось внимание. Так и не понял назначение этой церемонии, продолжил знакомиться с Домом. Очень скоро мое внимание всецело захватил алтарь. Закопчённый, равно как и все помещение, он выделялся своей грубостью и слоем сажи. Формой напоминал треугольник, со скошенными или скорее сбитыми углами, высотой в сажень каменный валун с углубленной чашей, сверху на него непрестанно капала Кровь Земли из сотни трубок, где в самой чаше она возгоралась. Таким нехитрым способом на алтаре постоянно поддерживался огонь, знай себе, только успевай подливать пищу для него. — Знаешь почему у Ваших Отцов знак вершиной вверх? — громко произнес Зорий. Не дождавшись ответа он продолжил. — Линия снизу говорит о нашем Мире, а верхняя точка, куда ты рано или поздно придешь, символизирует Отца. С тризной ты отправляешь в его чертоги. А теперь подумай почему у Ваши Матерей не обратный знак? Не треугольник вершиной вниз? — То знак Мары и ее последователей. А знак матери — это ромб равносторонний, разбитый крестом изнутри. — ответил Я Пепельному. — Ты не ответил, но Я тебя не виню. Девам, что чтят Мать, не нужен проводник тризной, чтобы воссоединиться с Матерью-Землей. Они уже на ней. Они на ней рождены, по ней ведут свой путь, в нее и уходят. Вы, калики, очень интересный народ. Собрали все правильное из разных культур и обычаев, выдав ее за своё. Тот же глаз на повязке септов. Не задумывался к чему он? — первый факел громко рассмеялся моему смущению. — Слепая вера в Писание. Не буду раскрывать всех тайн. У тебя еще много открытий в городе умников. Нашу историю писали предки, вашу Отцы, а вот головастые всё подряд. Если мы напишем, что сожгли четыре улья, разгромив орду, то Вы напишите про победу веры над тварями. А вот афоньки другие. — тут Муж задумался, глотнут отвара и продолжил. — Примерно это выглядит так. В ночь с такого-то числа на такое. Наш обоз в составе пяти саней прибыл на точку встречи с другими поселениями. В первых санях запряжен криволап гнедой с семи пятнами на крупе, будто это важно... Возничий — Иван, груз — скорострел типа Кинжал версии три редакции Кривошеина. Хаха... В оконцовке отчета самое веселье. Потери среди отряда Калеченных столько-то человек мужского пола, отряда Пожарских... Потери отряда Альберта Кривошеина : в людской силе тридцать два человека, три криволапа, стрелок потрачено, собрано и готово к использованию.... Убито сотня одних тварей, тридцать других. А самое страшное в записях другое. Рациональность использование скорострелов в борьбе : девяносто две доли из ста, живой силы : тридцать пять долей. Рекомендуется впредь использовать стрелки с начинками в моменты рубки соратников в строю. Этим самым увеличим ущерб от пробития связанных боем противников. Возможными потерями среди живой силы отрядов можно пренебречь. — Как это? Пренебречь? — возмутился Я, хоть даром и понимал, что Зорий мне не лжет. — Мы разные меж собой. Для них важно одно, для тебя второе, для меня третье. Схожи лишь общей историей и враг общий. — Пепельный хлопнул меня по плечу и вновь рассмеялся. — Не забивай голову. Ешь, гуляй, пей. Можешь даже девку повалять любую. Только не насильничать! У нас с этим строго. В миг окажешься связанным в алтаре, а сверху добавят Сути Огня. — предостерег меня первый факел. — Завтра Я вызову Владыку на сковородку, так мы называем место споров или ристалища. Либо он добровольно сложит с себя Огниво Града, либо Я спалю его плоть. Ты мне нужен в этот день, сторонники нынешнего правителя могут приготовить гадость, и Я бы хотел знать о том. Полагаюсь на твой Дар и твое благоразумие. Весной Пожарские отблагодарят за помощь ярыми воями и огнем в походе на Север. Пойду собирать свою дружину. Не скучай. Место Зория тут же заняла Лесма. Потягивая из глиняной кружки вар ягод, внимательно меня рассматривала. — Ты потемнел лицом, Синее Пламя. Будущий Владыка принес тебе грустные вести? — спросила жрица. Я промолчал, пытаясь собраться с мыслями. — Помоги ему, и тебя не забудет град Огня и Пламени. Любой из Пожарских всегда придет на помощь тебе и твоим деяниям. А теперь пришло время есть и танцевать. Присоединяйся, будет весело. Глава 21. Побег Ночь танцев и огня угасла с рассветом, оставив после себя потухшие кострищ, растекшиеся грязными лужами свечи. Как напоминание о вчерашнем безумии стояли осиротевшие столы с перевернутой посудой да густой смрад от потных, покрытых сажей и новыми ожогами тел и пролитой бражки. Все спали вперемешку там, где поймала их дремота, или свалило с ног хмельное. Местами блестели белым телеса обнаженных людей, что вчера, не стесняясь других, предавались блуду. Огонь неистов и горяч, скор на расправу, но и без пищи срок его недолог. Что осталось неизменным, так это горящий алтарь, подпитанный сотнями капель Крови Земли. Вчерашние беседы с хмельным Зорием и расслабившимся в тепле Альбертом не прошли бесследно. Я был полон дум и далеко не приятных. Мне стало ясно разделение племен, что изначально шли одним целым и бились, как один народ, слишком уж мы были разными. Огонь Пожарских опаляет и своих и чужих, не разделяя, а их перемены настроений пугают своими всплесками и отсутствием какого-либо смысла. Добрый друг в миг превращается в неистового врага, короткая перепалка в драку. Дотошность к мелочам детей Афанасьевых лишают смысла любую беседу, превращая разговор в сотни уточнений и переспросов, а их задранный в Отца-Небо нос раздражает даже смиренных верой моих соплеменников. Нас невозможно объединить вновь, лишь завоевать большой кровью, перемешать, как луковый суп и править железной рукой. Как бы не хотели смешать меж собой людей, под конец разгульного вечера собрались островки по интересам или родам. Вместе было и проще и не так тоскливо на чужбине. За моим столом остались Петро, ещё двое возничий из городища и одинокий сын города Афанасьево. Под вечер стало ясно, что он рядом со мной для пригляда и подслуха. Лесма затеяв танцы и покорив всех своими движениями да играми с огнём, поспешила уйти, не дожидаясь разгара. Ей предстояло заново отстоять право называться Первой жрицей и подготовиться к ритуальному поединку. Как не глядел Зорий на двери, никто из Старейшин не посетил наш праздник, потому он и стал готовиться к ристалищу. Найдя на столе пригодное для питья, утолил жажду, позже закинул куски пригоревшего мяса да заел черствой лепешкой. Пришло время обдумывать дальнейшие шаги. Ноги сами привели меня к алтарю, где Я и остался, наблюдая за вспышками капель и танцем языков пламени. Сколько времени прошло не заметил, очнулся от нежного прикосновения жрицы. — Вы такие разные. Вечный огонь, что пылает со дня основания града, готовый в любой миг вспыхнуть столбом по воле Владык. И ты такой молодой, горящий по собственной воле. Красный и синий. Дух и человек. — ворожила жрица. — Давно Я не чувствовала себя так уютно. Послушницей опасалась совершить ошибку и навлечь гнев, приближенной нарушить правила, жрицей страшилась зависти и похоти других. Сейчас мне спокойно и тепло, я и мой плод в безопасности, пока жив Зорий. Если он проиграет, то под опалу попадёт весь поход равно, как и Я. — Что рассказало тебе пламя? — поинтересовался Я у девы. — Пламя молчит, пока кричит неистово Огонь. Мужы должны сами решить судьбу града. Мать примет любое решение, обогреет победителя, залечит проигравшего. Помоги Пепельному, в нем ещё остался жар Первых и он не цепляется за власть, а открыто хочет перемен. — жарко попросила меня Лесма. — А вон и он, вспомни огонь, туши одежду. Шатающейся походкой к нам шёл первый факел. Посередине пути он вдруг согнулся напополам. — Кому это он кланяется? — спросил внезапно подошедший Альберт. — Его тошнит. Или отравлен или перебрал с хмелем. — спокойно ответила жрица. — Ты так спокойно о том говоришь? — удивился Кривошеин. — Я дала ему вчера настой, чтобы ослабить любой яд. Ежели он не пил, могли бы подослать других убийц, а так мы сохранили жизнь будущего Владыки. — объяснила дева. — Умно. Гарантировано плохой исход, против возможного смертельного. Признаю, что задумка сработала. Вы не получили новых попыток устранения, а злопыхатели успокоились после выпитого Зорием. — задумчиво произнес зодчий, рассчитывая вероятность такого события. Наконец Пепельного шумно стошнило, он постоял ещё немного согнутым, вытер лицо тыльной стороной ладони и выпрямился. Криво улыбнувшись, продолжил движение. — Рад видеть вас в живых, соратники. — искаженным голосом произнес Первый факел. Затем требовательно протянул руку к жрице. Та хмыкнув, скинула с плеча кожаный бурдюк с отваром. Жадно присосавшись к горловине, шумно глотал питье Пепельный. Наконец напившись вволю, откинул ненужный более бурдюк. — Ну и гадость... Горче сделать никак не получается у ваших сестер сварить, но они стараются. Глядишь вскоре можно будет Ордынцев травить вашими настоями. — усмехнулся муж. — Твои примут мою длань? — Дети Пламени согреют победителя, так что всё в твоих руках. У Стариков много уловок и сподвижников, смотри в оба. — ответила с вызовом Лесма. Тот еле заметно кивнул головой, оттер желчь с плаща да стряхнул с волос приставший мусор. — Собирай люд на сковороде, время заявить свои права на Огниво. — резко развернувшись, первый факел быстрым шагом ушел прочь. — Бегство Орды, Смута у Калик, переворот у Пожарских.... — задумчиво перечислял события последней седмицы Альберт. — Может зря Я тащу тебя в наш Оплот? Жили бы по своим правилам, не зная горя перемен. — Прозябая в ступоре, вариться в собственном соку и вырождаясь? Сколько открытий сделали Ваши умники после того, как построили град? Больше, чем за пятьдесят лет похода? Как только нужда ушла, с ней пропала и живость сознания. Не смотря на свои механизмы, у вашего отряда самые высокие потери. — неожиданно вспылил Я. — Мы не воины, а учёные мужья. Наша сила в знаниях! — возразил мне зодчий. — Что помешало Вам придумать, как поделиться оружием с нами? Имея ваши наработки только наш род смог бы более яростно принимать Орду. Пожарские добавили Огня и всё было бы иначе. Мы кормим ордой своей кровью и плотью. Я слышал вчера про манки и пугачи, что позволяет Вам поворачивать Орду. Та, что вы повернули ушла на Огоньков. Если Пожарские её пропустят, то идёт на нас или на Юг. Мы как прежде, до слияния племён воюем камнями и палками. — Ты не понимаешь, Босик. — выдохнул Альберт. — А в прочем, чего Я юлю и оправдываюсь? Твоим Отцам была предложена помощь. Нужно было всего лишь следовать нашим указкам, как и где ставить заслонки. Ваши криворукие стражи, будто нарочно все делали не так. А Яков и вовсе каждый раз расстраивал все наши планы. Есть такое слово "глядеть в будущее". Мы трудились и продумывали все наперёд. Как с малыми силами сдержать тварей, каждый год откидывая их назад. Тридцать два года назад было предложено, как с ней покончить. Только Павел нас выслушал. А вот Этому Пастырю не нужна победа над Ордой, она для него основа его власти. Все недовольные ей пополняют Пустошь или украшают Ваши ворота. А ежели не будет угрозы, то и народ начнёт уходить на более лучшие места. Туда, где нет над ними отцов, а лишь собственная вера и совесть. Сколько в твоём посёлке есть оружия? У каждого десятого и то, если он охотник и мастеровой. Где ткацкий станок, что мы подарили Калеченным? Много вы на нем прочной ткани набили? Зачем, если можно клянчить у южан, даруя мнимую защиту, прикрываясь баснями, что и предки жили в нужде . Ваш народ беден, Я бы сказал нищ. Потому мы и закрылись у себя. Давать безруким бездарям свое творение и дитя нашего разума, а затем видеть, как они его на наших глазах попирают? Вы даже верой своей нищие и придумали этому логичное обоснование. Мать-Земля поможет... Кому? Кто даже не в силах помощь и совет принять? Нужны ли такие дети вашей Матери? Не обвиняй нас, не зная всех причин и событий. Воцарилась тишина. Каждый ворочал в голове своей слова, но они были не нужны. У городов накопилось множество обид перед друг другом. Забыть и простить никто не сможет. — Новая жизнь родилась в наших яслях. А уже весной все, кто помнил обиды уйдут на Север. Святые отцы вскоре предстанут перед очами бога и ответят за все прегрешения. Ежели Я выживу до того момента, то постараюсь всеми силами исправить ошибки Якова И Амира. — Отцы уйдут, придут Матери. Власть, Босик, такая сладкая штука. Сколько её пьёшь, только больше хочется, а только место у источника освобождается, то сразу припадет к нему другой страждущий. Они меняются только внешне. Нутро одинаковое у всех. Подлец, клятвопреступник и убийца. Вот три лица любого городища. Что у нас, что здесь, что у вас. Знаю, что ты чуешь ложь, потому говорю прямо. Не рассчитываю вернуться на родину. Деваться тебе не куда. В лесах ждут лиходеи, на родине видоки отцов. Тут Владыки. У тебя горит земля под ногами, где бы ты не был. Прими свою долю, как у вас принято, со смирением. — Альберт вновь замолчал. — У нас больше не будет святой троицы, что тянет власть, а рвутся люди. Зорий будет первым самодержцем. Он поможет каликам и будет искать разговора от вас. — проговорила томно Лесма. — Ограничьте его власть. — резко ответил Альберт. Затем повернулся ко мне и долго разглядывал меня, нервно кусая губу. — Твоя задумка про выборщиков не нова, но не лишена смысла. Возможно, если давать пьянящую власть на время и малыми порциями, правители не успеют ей отравиться и пристраститься. Тут думать нужно. Я подниму этот вопрос на тайной вечере. **** Зорий в одних штанах и с голым торсом дергано расхаживал по каменном настилу сковородки, нервно глядя на детинец. Вокруг ристалища уже набралась толпа из жителей и гостей града. Собрав волю в кулак, принял наконец решение Пепельный. — Я, Зорий Пепельный, первый факел города Огня, вызываю в круг Владык. Я заявляю о своём праве на Огниво. Отрекайтесь у алтаря или выходите на сечу. — раскатистый голос прокатился по площади, вызывая оторопь и отклик в сердцах Огоньков. Народ тут же зашёлся в криках поддержки, свисте. Местами возникали ссоры, что быстро перерастали в драки, но так же быстро успокаивалось. Талант безошибочно показывал волнение и страх за окнами детинца. Вскоре раздался голос одного из Старейшин. — У кого именно ты хочешь забрать цепь, Зорий? Мы можем решить между собой, чей огонь не так ярок. И ослабевший добровольно сложит с себя полномочия. — говоривший был уверен, что его послушаются, но сделав привычный шаг, тут же получил удар. — У всех троих. Толстое бревно горит также, как и три маленьких палки. Вы отсырели и покрылись плесенью, владыки. Много шума, мало жара. За последний десяток лет ни одного чуда, трижды пропущены ордынцы. Обмен с Афанасьевыми оскудел, а с каликами и вовсе не встречаемся. Где обещанный пир для Отца-Огня? Где разгул для пламенеющей души? Мы задыхаемся от смрада собственного дыма, новые искры тухнут, даже не успев как следует разгореться. — распалялся Пепельный. — Что значит троих? А кто два других огня, что бросают нам вызов? Править одному не по нашим правилам, кем ты себя возомнил. — раздался истеричный голос с другого окна. — Я есть Аташ Адуран. Мне не нужны слуги и подавальщики. Не нужны почести и поклоны. Я хочу спалить Орду, а их пеплом выстроить храм Отцу и Матери. — выкрикнул Зорий. От восторга толпа закатилась в истерике. Многие срывали с себя плащи и куртки, паря на морозе вспотевшими телами, тут же загорались жаровни и костры. Казалось, что весь город загорелся. Справа от меня разбили горшок и вскоре подожгли. От жара защипало лицо, и затрещали едва отросшие волосы. — Я иду к тебе, ярый. Принимаю твой вызов. — раздался третий голос. Ждать пришлось недолго. В окружении десятка тиунов на сковородку вышел еще крепкий, хоть и умудренный сединой старейшина. Широкий в плечах, покрытый множеством шрамов. Ярко рыжая борода, заплетённая в косичку, покоилась на мощной груди. Живот перетянут широким поясом, а в руках играл полуторный меч с волнистый лезвием. — Наконец-то хоть кто-то решил растрясти это болото. Не умри быстро, Зорий. Дай мне насладиться сечей. — прокричал здоровяк. — Я рад, что ты принял вызов, отец. Мне было бы больно знать, что Я сын труса. — отозвался Пепельный, раскручивая меч и разгоняя кровь по жилам. — Что с твоим лицом, сынок? Ты белый, как снег. Где твоя ярость и задор. — сближаясь, прошипел бородач. — Угостили на празднике болотной травой героя, но Отец-Вечный-Огонь уберег для этого мига. Я все тот же непокорный сын, что и был раньше. — с грустью поведал Первый факел, надрезая ладонь левой руки. Далее произошло то, что Я не в силах объяснить. Кровь, что потекла из отворенной ладони, на клинке вспыхнула красным огнём. В очередной раз Толпа сошла с ума. — Добрый знак, Зорий. Значит можно биться в полную силу, не подведи старика. — здоровяк повторил действия Пепельного, поджигая свой меч. — К бою! За цепь Владыки бьемся насмерть. Сделав быстрые шаги, рыжебородый нанёс стремительный удар, что располовинил бы овцебыка. Но на том месте уже никого не было. Факел отскочил в сторону, успев слегка зацепить плечо противника. Кровь брызнула, раскрасив веером закопченный снег. — Славный выпад. Не зря Я гонял тебя. Такому и не жаль цепь передать — раскручивая меч, постоянно меняя углы атаки, старейшина наседал, так же яростно претендент отбивался. Длина меча позволяла держать Зория на расстоянии, заставляя сближаться в опасной близости от смертельного лезвия. Скорость против мощи, опыт против напора. Между тем бойцы начали выдыхаться, а Пепельный ошибаться. Старик поймал встречный финт на лезвие меча, оттянул его в сторону, а затем саданул плечом Зория. Удар откинул тело на снег, а следом уже летела смертельная сталь. Откатившись в сторону, сын резко вскочил на ноги. Ушибленная грудь наливалась синяком. — Тебя уже можно прочитать. Поединок это не рубка, где десяток связок и реакция решают. Думаешь ты первый, кто бросил вызов? Я рубил каждый месяц первый год своего владычества. Потом реже. Этан сжёг немало достойных. Но вот последние десять лет были скучные. Ты выдохся, твой огонь тускнеет. Ещё пару сшибок и тебя можно просто задушить. Подумай, готов ли ты быть лучше меня для блага града? — бородатый старик наслаждался унижением, он был уверен в своей победе. — Помоги ему, Босик. Прошу тебя. — взмолилась за спиной Лесма. — Не Я твой ссуженный, а он. Держите прощальный подарок. — нырнув в Дар, внимательно рассмотрел здоровяка. Талант указал мне увечья и слабости старого тела воя. Подсветив Пепельному правое колено и шрам на шее противника, Я развернулся и ушёл к алтарю. Не успев дойти до ворот, услышал громкий крик боли Зория и выдох толпы. Склонив голову, смело толкнул дверь. Уже в спину мне раздался требовательных голос. — Я, Зорий Пепельный, Владыка цепи Огнива, вызываю на ристалище Этана Огнедышащего. ****** Огонь алтаря успокаивал. Капли падали не равномерно, создавая подобие дождя. Не к месту вспомнил Матушку, Я обещал поминать её каждый раз, когда пойдёт дождь. В этот раз дождь был чёрным и пах кострищем. Как там она? Приняла ли Мать-Сыра-Земля, проводила ли за Грань? Мои грустные мысли развеялись от удара в дверь. — А Я сказал, чтобы ты отрёкся от цепи на Алтаре Огня. Людская память коротка, нет ей большой веры. — толкая вперёд себя лысого и высохшего старика, шёл Зорий, за ним следовал толпа. Новый Владыка был плох. От плеча до пояса тело перечеркнула рванная рана, а левый глаз залит волдырем от ожога. Тем не менее, тащил он последнего старейшину вполне споро. Пустое помещение быстро наполнилось людьми. Вновь защелкали Огнива, высекая искры из трута. Десяток ударов сердца и ярко зажглись огни.