– Нет, – отвечает Хедвиг. – Мама на работе, в больнице. А папа пошёл проведать овец. – Ладно. – Стейк суёт большие пальцы в карманы брюк. – План, естественно, сработает только в том случае, если у вас в доме есть телефон. – Конечно, есть. – Ура! – Стейк потирает руки. – А то я был не уверен. У нас-то почти ничего нет. Тогда нам нужен только телефонный справочник. Телефонный справочник лежит на кухне в шкафчике, рядом с телефоном. Стейк внимательно пролистывает страницу за страницей. Проходит много времени, прежде чем он находит то, что искал: номера магазинов, которые торгуют фотоаппаратами. Он снимает трубку и набирает первый номер. Хедвиг напряжённо ждёт, что же будет дальше. – Добрый день, моя фамилия Глюкман, – говорит Стейк. Голос у него почти как у взрослого, разве только малость потоньше. – Я бы хотел заказать фотоаппарат. Внутри у Хедвиг всё просто взрывается. И как он не боится! – У нас нет денег! – шепчет она. Стейк знаком велит ей помолчать. – Что вы сказали? – говорит он. – Какая модель? С объективом. Чёрный. Что вы сказали? Да, могу. – Он поворачивается к Хедвиг. – Они включили музыку. Просят подождать. И, пока ждёт, рассказывает Хедвиг про свой план. Магазин пришлёт фотоаппарат Глюкману, поскольку Стейк назвался Глюкманом, а не Стейком. И, когда придёт посылка, Хедвиг и Стейк будут стоять наготове у почтового ящика Глюкмана, чтобы забрать её до того, как тот проснётся. И – випс! – у мамы Хедвиг новый фотик, похожий на старый так, что и не отличишь. Но это ещё не всё. Через несколько дней к Глюкману явится полиция искать фотоаппарат, который он заказал, но не оплатил. И найдёт. Да-да, конечно, не совсем тот фотоаппарат, а фотоаппарат мамы Хедвиг, который он нагло присвоил! Но фотоаппарат мамы Хедвиг так похож на фотик из магазина, что никто ничего не заметит. И тогда полиция заберёт фотоаппарат, а Глюкмана посадят за решётку! Такого блестящего плана Хедвиг давно уже не слышала. Он намного лучше предыдущего, потому что в нём нет никаких вонючих кухонных диванов. Стейк довольно поглаживает себя по остриженной макушке. Но вдруг вздрагивает и продолжает телефонный разговор. – Что вы сказали? Сколько мне лет? Тридцать. Алло? – Стейк пожимает плечами. – Повесили трубку. – Тебе надо говорить как бы басом, – советует Хедвиг. Да, пожалуй, соглашается Стейк. Он покашливает и пробует сделать так, чтобы голос звучал пониже. – Баа-буу-ба-бубб-бубб. Ну как, лучше? Хедвиг радостно кивает. Стейк снова ведёт пальцем по странице телефонного каталога и выбирает другой номер. Звонит. – Добрый день, моя фамилия Глюкман, – говорит он новым голосом. – Я бы хотел заказать фотоаппарат с объективом, чёрный. Это возможно? Можете прислать сегодня? Замечательно! – Он показывает Хедвиг большой палец и подмигивает. Хедвиг танцует и прыгает от восторга – всё будет хорошо! Стейк такой умный, просто поверить невозможно! – Что вы сказали? – говорит Стейк в трубку. – Эм-м… секундочку… Какой у Глюкмана адрес? – шепчет он. Проходит секунда, и во втором магазине тоже вешают трубку. Стейка уже начинают бесить эти идиоты в фотомагазинах, которые только и делают, что вешают трубки. Закипая от ярости, он набирает последний номер. – Алло, это Глюкман! – орёт он. – Немедленно пришлите мне фотоаппарат с объективом, иначе я подорву ваш магазин! После этого он сам вешает трубку, да так быстро, что в воздухе раздаётся свист. Его щёки белее бумаги. – Они сказали, что позвонят в полицию. Хедвиг до смерти перепугалась. К ним приедет полиция и арестует за то, что они звонили и угрожали продавцам! Что скажет мама? Она упадёт в обморок от горя! Это так ужасно – видеть, как твоего ребёнка сажают за решётку. Но ещё ужаснее – подумать: «Дай-ка я в последний раз на прощанье щёлкну Хедвиг» – и обнаружить, что у тебя нет фотоаппарата! – Что будем делать? – спрашивает Хедвиг. Стейк грызёт указательный палец. – Может, они и не станут звонить в полицию, – бормочет он. – Может, они просто напугать нас хотели. И в следующую секунду дребезжит телефон! – Полиция! – пищит Хедвиг, готовая расплакаться. Стейк покрывается потом. Он смотрит на телефон так, как будто тот сейчас подпрыгнет и укусит его. Стейк стоит, стиснув зубы, и наконец говорит: – Не будем отвечать. – Нет. Они садятся на диван и ждут, когда телефон замолчит. Каждая секунда кажется длинной, как вечность, а каждый звонок словно разрывает тебя изнутри. Хедвиг в отчаянии затыкает уши. – Ну пожалуйста, перестаньте. Но тот, кто звонит, никак не перестаёт. Раздаётся звонок за звонком, и примерно после двадцатого Стейк стирает пот со лба и смотрит на Хедвиг. – Надо что-то придумать, – говорит он. Думает две секунды и снимает трубку. – Джонни Барк слушает, – отвечает он. А потом передаёт трубку Хедвиг. – Это тебя. – Алло? – блеет Хедвиг. На другом конце провода слышен знакомый голос. Это дедушка. Он вполне весёлый. Он говорит, что бабушке стало лучше. Плевательный кисель Это просто чудо какое-то! Такое, что даже не верится! Однажды утром, когда бабушка лежала в постели и отдыхала, в комнату вошёл дедушка. Он принёс почту. Бабушке пришло письмо – от Хедвиг. Это было самое чудесное и самое нежное письмо, которое только можно себе представить. А самое чудесное в нём – разумеется, рисунок. Бабушкин портрет. И, когда бабушка увидела этот рисунок, она притихла. Минут десять она лежала и просто смотрела на него. Потом откинула одеяло и пошла в ванную. А когда вышла, волосы были собраны в пучок, ногти накрашены розовым лаком, а спина вытянулась как струна. Она надела своё самое элегантное будничное платье, сунула ноги в туфли на каблуках и пошла за утюгом, чтобы погладить рубашки. Погладить ей так и не удалось, потому что доску выкинули, да и какая разница, если мятых рубашек всё равно нет? Зато теперь рубашки, выглаженные и аккуратно сложенные, лежат на заднем сиденье синего «сааба». Рядом болтает ногами Хедвиг, впереди сидят мама и папа. – Я же говорила, что письмо сыграет свою роль! – говорит мама, выезжая с гравиевой дорожки возле «Дома на лугу». – Бабушка о нас несколько раз спрашивала, здорово же, правда? – Ага, – отвечает Хедвиг. Её прямо трясёт от гордости. Благодаря ей бабушка поправилась! За окном обмахиваются хвостами коровы. Они смотрят на небо и мечтают о дожде или хотя бы маленькой тени. Но ни того ни другого им не дождаться. Упрямая жара никак не спадает. В городе асфальт как будто дрожит. Неподвижный и пыльный воздух висит между высокими домами. Самый высокий – дом бабушки и дедушки, в нём шесть этажей. Хедвиг, щурясь, смотрит наверх. Точно, вон они стоят у перил и машут. Как всегда. Бабушка встречает гостей в прихожей, она узнаёт их, она, точно так же, как всегда, знает, как зовут её внучку. А в ноздри проникает запах, запах, который Хедвиг всегда чувствует в коридоре, когда приходит в гости к бабушке и дедушке. Сладкий, кислый и бодрящий. – Плевательный кисель! – кричит Хедвиг и мчится на кухню. Кастрюля стоит на плите. Кроваво-красные вишни плавают по кругу, по кругу и так и ждут, чтобы их сунули в рот. Но прежде чем сесть за стол, Хедвиг крадётся в большую комнату. Тикают часы с кукушкой, старинная мебель протёрта от пыли и блестит чистотой. В шкафчике на стене выстроились сорок восемь оловянных солдатиков. Хедвиг идёт за стулом, чтобы подобраться поближе. Она прижимается носом к стеклу и смотрит на солдатиков и на лошадь, которая тащит пушку. – Скоро, – шепчет она. – Скоро вы станете моими. – Ай-ай-ай, ну-ка быстро слезь! – За спиной откуда ни возьмись появилась бабушка, нагруженная рубашками. Она направляется в спальню. Согнав Хедвиг, ставит стул на место. Потом относит рубашки в спальню и стирает со стекла пятно от носа. – Ты же знаешь, тебе нельзя трогать моих солдатиков, – говорит она. – Пойдём, кисель готов. Хедвиг думает: странно слышать такое от бабушки, ведь скоро ей всё равно придётся расстаться со своими солдатиками. Они идут на кухню. Мама, папа и дедушка уже сидят за столом. Они заложили салфетки за воротники, смеются и ведут себя как всегда.