Индеец улыбнулся. — Ты не знаешь? Ты не понял, что Билл говорил своим людям? — Нет. — Они думают, что я хотел погубить их во время песчаной бури. — А может быть, ты и хотел это сделать? Индеец по имени Товия промолчал. Очень трудно было разбудить этих усталых, потерявших всякую волю людей и поднять их на ноги. Том, Товия и Матотаупа кричали на них, тащили за руки, били, и только так им удалось заставить их двигаться. — Скоро вода, — сказал Товия. — Скоро вода. И эти слова заставили всех собрать последние силы. Но снова поднялся ветер, снова закрутились песчаные вихри, и у людей вновь пробудились сомнения. — Мы идем по неверному пути! — Мы кружим на одном месте! — Проклятые краснокожие! Мерзавцы! Дайте нам отдохнуть! — Давайте отдохнем до утра, ляжем… — Идите дальше! Каждого, кто остановится, я буду стрелять! Я всех вас уложу! — громко крикнул Товия, но с таким спокойствием, точно заказывал кружку пива. Шатаясь, люди с проклятиями тащились дальше. Они падали, поднимались и снова падали, но все-таки шли. Индейцы опасались, что к вечеру ветер усилится. Но этого не случилось. Ветер ослабел и ночью совсем стих. Мгла рассеялась, и в небе засверкали звезды. Стало ясно, что они идут правильно. Билл завыл от радости, как собака, которая нашла своего хозяина. — Люди! Мужчины! Ребята! Небо и ад! Мы идем верно! Верно, говорю я! Все оживились и на исходе ночи двигались бодрее. Но песчаная пустыня, казалось, не имела конца, и мужество истощалось. Дорога, как и предупреждал Товия, стала труднее, потому что приходилось подниматься вверх по склону. Однако лошади чуяли воду и рвались вперед. И совершенно неожиданно кончилась пустыня. Именно здесь, видимо, проходила граница песчаной бури. Да, землю еще устилал песок, но это все-таки была твердая земля, покрытая травой, земля, по которой можно было бежать не проваливаясь. И не надо было совершать бесконечные обходы дюн. Люди остановились. Перед ними словно появился добрый дух. Значит, спасены! Лошадей было не удержать, и Матотаупа с Харкой опустили поводья. Усталые кони сами поднялись в галоп, и очень скоро перед всадниками в утреннем рассвете заблестела Найобрера. Вода! Вода! Лошади рванулись к реке и принялись жадно пить. Оба индейца погрузились в воду и только теперь поняли, что их силы тоже на исходе. Отец посмотрел на сына. За последние недели Харка превратился в обтянутый кожей скелет. Скулы выпирали из провалившихся щек, взгляд еще больше заострился, движения стали порывистые, угловатые. Голод, жажда, бессонница, страшное утомление не оставили ничего детского в этой маленькой, словно высохшей фигурке. Индейцы освежились и вылезли на иссушенный солнцем желтый берег, когда появились бредущие пешком люди. Они сразу же бросились пить, а вдоволь напившись, свалились на песок и заснули. Пока они спали, индейцы и Том рассовали им по карманам пистолеты. Потом Матотаупа и Харка улеглись у коней, Товия и Том устроились рядом со своими спутниками. Индейцы проспали недолго. Почти одновременно они проснулись и, не сговариваясь, молча принялись готовиться к отъезду. Обещание Матотаупа выполнил: он провел белых через песчаную пустыню к обетованной земле. Дальше они могут двигаться сами. По словам Товии, они находились неподалеку от фактории Беззубого Бена. На востоке за двумя излучинами реки — его блокгауз. Товия и Том наблюдали за приготовлениями Матотаупы и Харки. Товия молчал. Том подошел к дакотам и спросил, не отдадут ли они ему так красиво расшитое платье индейской девочки, он сказал, что сыт по горло этой прерией и хочет открыть в городе торговлю предметами индейского быта. Харка и Матотаупа ничего не ответили Тому, и он долго смотрел им вслед. Отец с сыном направились вверх по течению. Как видно, Матотаупа намеревался посетить блокгауз Бена. Впрочем, двигаться по течению было равносильно самоубийству, так как в этой стороне тоже пронеслась песчаная буря. Отправиться на север — значило искать смерть от руки соплеменников, потому что на севере был Блэк Хилс — исконные земли дакотов, появляться на которых Матотаупа не имел права. Таким образом, единственно возможным был путь на восток. Что они будут делать дальше — решено не было, во всяком случае, они об этом не говорили, и Харка не знал, какие замыслы вынашивал отец и где он собирается провести предстоящую зиму. Кони их были легки. После того как они напились и пощипали в прибрежных кустах травы, они несли своих всадников с обычной скоростью. Уже около полудня почувствовалась близость блокгауза. Вначале индейцы различили запах дыма, а потом увидели все то, что обычно сопутствует скоплению людей и животных, — стали попадаться следы лошадей и повозок. И наконец они увидели блокгауз. Совсем новое сооружение было покрыто добротной крышей из хорошо просмоленных досок. К южной его стороне примыкал загон. В загоне находились лошади оседланные и без седел. Слышался лай собак. Матотаупа долго рассматривал постройку, потом тронул коня, поехал вперед, и Харка двинулся за ним. Как только всадники стали приближаться к дому, им навстречу с лаем бросились собаки. Это были псы, каких держали только белые, — крупные, с широкими свисающими ушами. Собаки лаяли, прыгали вокруг всадников, но не кусались. Не обращая на них внимания, Матотаупа с Харкой спокойно объехали вокруг блокгауза, разглядывая коней в загоне и прислушиваясь к многоголосому шуму, который доносился изнутри здания. Посмотрели они и на людей, которые в эти погожие осенние дни разбили свой лагерь недалеко от блокгауза. Эти люди, индейцы и белые, видимо, ожидали окончания торговых дел и, конечно, не прочь были выпить бренди. А Беззубый Бен, уж наверное, был неплохим хозяином. Матотаупа и Харка остановились. На них до сих пор никто не обратил внимания: слишком много незнакомых людей все время появлялось тут. Но отец с сыном сделали одно наблюдение. — Ты видел двух верховых и двух вьючных коней? — спросил Матотаупа. — Да, в загоне. Длинное Копье и Далеко Летающая Птица здесь. — В голосе Харки прозвучала радость. — Да, их верховые и вьючные кони здесь. Может быть, они сами сидят в блокгаузе. Матотаупа и Харка свели лошадей в загон и вошли в дом. Внутренность его представляла собой одно большое помещение. В западной стене была еще дверь, возможно, она вела в пристройку, предназначенную для хранения товаров, которые пока находились в палатке, разбитой рядом с домом. Скамейки, прикрепленные к стенам, несколько тяжелых столов, несколько табуреток — вот и все убранство блокгауза. Света, проникавшего внутрь через узкие бойницы, было недостаточно, и Бен укрепил на стене два смоляных факела, коптящее пламя которых беспрерывно колебалось. Стоял запах табачного дыма и сивухи. Индейцы, привыкшие быстро ориентироваться в незнакомых местах, тотчас же обнаружили художника и его спутника — Длинное Копье. Как особо уважаемые гости, они сидели за маленьким столом в углу помещения, в то время как остальные располагались за большими столами. Матотаупа и Харка направились к своим друзьям. Длинное Копье что-то шепнул задумавшемуся художнику. Тот сразу поднялся и с радостной улыбкой пошел навстречу дакотам. — Краснокожие друзья! — приветствовал он их. — Проходите к нашему столу. Эта встреча едва была замечена присутствующими, однако кое-кто отнесся к ней со вниманием. Матотаупа и Харка сели к столу. Харка впервые сидел на скамье, и поза эта была очень непривычна, однако он не показал вида, что ему неудобно, и внимательно прислушивался к разговору. Матотаупа коротко рассказал о своей судьбе и попросил Длинное Копье не переводить его слов сразу же, в присутствии незнакомых людей, а рассказать все Далеко Летающей Птице потом. — Называй теперь меня Блуждающий Конь, а моего сына — Бизонья Стрела, — сказал Матотаупа в заключение. И Длинное Копье сочувственно покачал головой. Подскочил Бен и получил от художника заказ: подать еду для четверых. Художник поинтересовался, как Матотаупа с Харкой перенесли песчаную бурю, которая навела ужас на окрестности. Потом Длинное Копье спросил, где же они собираются ночевать. — У коней, — невозмутимо ответил Матотаупа. — Ночью холодно, — заметил художник, — но если уж вы все равно будете спать снаружи, так присмотрите и за нашими конями. — Хорошо. — Мы будем очень благодарны. Здесь собралось много всякого сброда, и кто его знает, что они могут выкинуть. — В факториях редко бывают кражи, — сказал Длинное Копье. — Люди стараются сохранять добрые отношения, чтобы можно было спокойно вести торговлю. Но я не знаю, является ли Беззубый Бен здесь настоящим хозяином. Харка уже обратил внимание, что Длинное Копье не носил свою красивую цепочку из золота и драгоценных камней. Он не хотел показывать ее подозрительным людям. И тут Харка спросил, а не хотят ли Длинное Копье и художник тоже переночевать у коней. Желтая Борода рассмеялся и сказал: — Летом я бы, конечно, так и сделал. Ведь в прериях мы часто спали прямо на земле, ты же сам знаешь это. Но сейчас осень и ночи очень холодные, а у меня больной желудок, и я должен быть осторожным. Так что я останусь в доме. Длинное Копье промолчал, но Харка заметил обеспокоенность шайена и, прищурив глаза, осторожно оглядел еще раз присутствующих, особенно сидящих за ближайшим столом. Когда стемнело, дакоты отправились ночевать в загон. Длинное Копье отправился с ними и дал им несколько одеял, которые были на вьючных лошадях. Уже давно у Харки не было стольких одеял, и он впервые за все время скитаний с такими удобствами улегся рядом с Серым. Индейцы не стреножили коней и в любой момент могли вскочить на них и мчаться. Несмотря на необычные удобства, отец с сыном по-настоящему не спали, а только дремали. Их открытые глаза были устремлены к небу, а уши улавливали малейший шорох. Они услышали, как прибыли Длинные Ножи со скаутом. Их привел Товия. Товия остался с лошадьми неподалеку от блокгауза и попросил Тома принести ему что-нибудь поесть. Том выполнил просьбу индейца и возвратился в помещение, где уже поднялся сильный шум. Прибывшие, видно, успели выпить и затеяли громкие разговоры. Выделялся голос Билла. Разобрать, что они болтают, было невозможно. «Но как в таком шуме может спать художник?» — подумали Матотаупа и Харка. Хозяин через некоторое время вышел наружу, как будто посмотреть за конями и собаками, но, потоптавшись вокруг дома, он подошел к Матотаупе и попытался завязать с ним разговор. Имея дела с индейцами, Бен уже сумел овладеть языком дакотов и мог неплохо с ними объясняться. Матотаупа отвечал неохотно и даже не на каждый вопрос. Тогда Бен отбросил свои неуклюжие попытки и прямо сказал: — Вас ищет Рыжий Джим. — Кто это такой? — спросил Матотаупа, ничем не выдавая своих чувств. — Э, да ты его знаешь! Рэд, или Рэд Джим, или Рэд Фокс, или… а не все ли равно, как его называть… он был однажды у вас. Хороший парень, не правда ли? Матотаупа только сжал губы. — И вот он ищет вас. Был здесь, а теперь уехал на запад. Надеюсь, он не сдох во время этой бури. Думаю, нет, Джим умеет за себя постоять. Ну, вы устали, доброй ночи. Хорошее у вас знакомство с художником. О, такое знакомство может быть очень полезно! Бену не удалось вызвать Матотаупу на разговор, и он удалился. Если индейцы думали, что в блокгаузе всю ночь будут орать пьяные, то они ошиблись. Бен и Билл — их голоса были отчетливо слышны из дома — побеспокоились, чтобы побыстрее установилась тишина. Пришел еще раз к коням Длинное Копье. Он считал, что художник ведет себя неосторожно, и поэтому трижды объяснил индейцам, где они с Желтой Бородой будут спать. Он сказал также, что у художника есть свисток, который очень похож на военный свисток индейцев, и в случае необходимости художник засвистит. Вскоре из дома вышел Бен, подошел к Товии и попросил его показать револьверы убитых в прерии белых, видно, во время выпивки кто-то говорил об этом. Бен назвал цену, которую Товия посчитал смешной. Бен набавил немного цену и сказал при этом, что вообще он не покупает краденого, но… Он отошел от Товии, подошел к Матотаупе и спросил, не хочет ли он приобрести пару револьверов с боеприпасами. Матотаупа поплотнее укутался в одеяло и повернулся к нему спиной. Бен ушел в затихший дом. Было слышно, как он закрыл за собой тяжелую дверь. Матотаупа поднял голову, прислушался. Тишина. Он встал и пошел к дому. Когда через несколько минут он возвратился, в руках его был тяжелый топор, которым кололи около дома дрова. Он положил топор под одеяло и, кажется, заснул. Харка смертельно устал, и скоро сон завладел им.