* * * Пауни и дакоты удалялись на запад. Многие уже были на конях, и преследование приобретало вид своеобразной игры, где победить могла только сметливость и быстрота решения. В этой беспорядочной гонке преследователи часто оказывались преследуемыми, линия фронта все время изменялась. Только те двое, которые с самого начала были на лошадях, вырвались далеко вперед, и их уже никто не видел. Они беспрерывно погоняли своих мустангов, и у Матотаупы даже не было времени объяснить Харке, что он задумал. Мальчик догадывался о причине такой спешки: на западе в лесу — кони пауни, и если расправиться с охраной или обмануть ее, тогда можно разогнать коней пауни по прерии, оставить их, как и дакотов, без лошадей. А может быть, отец задумал пригнать коней пауни в стойбище рода Медведицы?.. О своей роли в ночном сражении Харка не задумывался, да ведь и не было ничего особенного в том, чтобы подобраться среди ночи к пауни и посеять панику выстрелами из мацавакена. Правда, в эту ночь впервые в жизни Харка стрелял в людей, но это все-таки не было поединком воина с воином, потому что стрелял он издалека, в темноте и убитого не видел и не дотрагивался до него. И думал он тогда только о том, что нужно спасти от врагов Уинону и Унчиду… Отец все время ехал впереди. Давно уже наступил день, и мальчик видел перед собой закопченную спину отца, который во время битвы не раз прорывался сквозь горящие кусты, носился в клубах дыма и пепла. Когда Матотаупа и Харка достигли леса, на землю спустилась ночь. Они остановились у небольшого озерка. Потные, грязные мустанги тут же принялись пить. Матотаупа и Харка тоже утолили жажду и свалились на землю, чтобы хоть немного передохнуть. В лесу было прохладно и сыро, близость осени ощущалась здесь резче, чем в пыльной, покрытой чахлой травой прерии. Харку одолевал сон, но беспокойство отца не позволяло ему задремать, Матотаупа сунул в рот утомленному мальчику кусочек сушеного мяса. Харка разжевал, проглотил его, проглотил еще и еще кусочек и почувствовал себя сильнее и бодрее. Отец сказал ему: — Мы должны считать себя разведчиками рода Медведицы. Я хочу посмотреть, где находятся дозоры у коней пауни, сколько их и каким путем пауни собираются вывести своих коней. Когда я это буду знать, мы или будем действовать сами, или подождем воинов. Воины наступают на пятки пауни, и тем, конечно, потребуются кони. Матотаупа посадил Харку на серого коня и сказал, чобы он немного поспал, сам же сел на рыжего, серого повел в поводу. Как ни досадовал Харка, но ничего не мог поделать — сон овладел им, но не настолько, чтобы он мог свалиться с коня. Харка очнулся, когда они остановились. В ночном лесу было совсем темно. Отец поручил лошадей мальчику и предупредил, чтобы он ни на секунду не смыкал глаз, так как недалеко вражеские дозоры. Харка пожевал еще немного мяса и окончательно стряхнул с себя сон. Матотаупа исчез в темноте. Прошло около двух часов, прежде чем отец возвратился. — Здесь сто коней и только десять воинов охраняют их, — сказал он сыну. — Дозорные беспечны, они даже не стреножили коней, а пустили их в наспех сделанную из деревьев и веток загородку. Такая изгородь удержит только спокойных коней, но если их испугать, они легко перемахнут через эту преграду. Мы оставим воинов пауни без коней раньше, чем они достигнут леса. Хау. Харка даже забыл о своей усталости. — Мы испугаем коней, отец? — Да, постараемся. Лучше всего бы напугать их огнем, но я не хочу вызывать лесного пожара. Тогда огонь снова перекинется в прерии и сгорят все луга. Не останется травы ни для бизонов, ни для коней рода Медведицы. У тебя еще есть патроны? — Немного. Два или три я бы мог пожертвовать… — Тогда выстрелишь прямо в табун — это все-таки лучше, чем стрелять в воинов, — и кони понесутся. Если у наших воинов хорошие глаза, быстрые ноги и ловкие руки, они сумеют в прерии поймать этих коней. — Хорошо. Матотаупа повел Харку через лес. Им пришлось повести за собой и лошадей, потому что оставить их без присмотра было опасно. Но из-за этого им пришлось сделать большой крюк, чтобы их не обнаружила охрана. Они поднялись по склону вверх и только оттуда подошли к пасущимся коням. Чтобы сократить длину загородки, пауни установили ее так, что с одной стороны лошадей ограничивал крутой, скалистый, почти лишенный растительности склон. Наверху этого склона они выставили двух дозорных. Остальные дозорные расположились вдоль ограды. План Матотаупы состоял в том, чтобы бесшумно снять верхние посты и со склона открыть огонь по табуну. Поэтому они поднялись по склону значительно выше, чем стояли дозорные. Там они привязали своих коней. Легкими прыжками, как дикие кошки, принялись они затем спускаться. Кроме оружия, они еще прихватили каждый по камню. Скоро они заметили метнувшиеся за деревья тени дозорных, которые тоже, видно, обнаружили их и хотели укрыться от надвигающейся опасности. Но как только один из них неосторожно высунул голову, Харка бросил в него камень. Один дозорный был выведен из строя. Второго Матотаупа взял на себя. Он прыгнул, и прежде чем растерявшийся противник смог применить оружие, обхватил его и сбросил вниз, к табуну. Харка последовал примеру отца и, схватив оглушенного камнем пауни за ноги, перевалил его через край утеса и тоже сбросил вниз. После этого он выстрелил по табуну из ружья, и они вместе с отцом заорали во весь голос: — Хи-юп-юп-юп-хи-иах! Матотаупа нашел непрочно держащийся на склоне камень, столкнул его вниз, и тот покатился, увлекая за собой целую лавину. Грохот камней совершенно перепугал лошадей, и, перескакивая через загородку, они понеслись из леса. Перепуганные дозорные, вскочив на коней, ускакали вместе с рассыпавшимся по лесу табуном. Успех был полным. Матотаупа громко расхохотался, да так, что, неосторожно шагнув, оступился и тоже покатился по откосу вниз. А Харка, несмотря на происшествие с отцом, тоже не мог удержаться от смеха. Он лег на землю, но не для того, чтобы повторить такой же номер, а чтобы посмотреть, не пострадал ли отец, и был очень рад, когда увидел, что отец поднимается на ноги. — Все в порядке, — крикнул он Харке. — Давай сюда. Харка на минуту словно задумался. — Это не пойдет, — весело крикнул он отцу. — Ты хочешь, чтобы будущий воин дакоты повторил, твой полет! Нет, я уж лучше пойду наверх, к нашим мустангам. Это дело будет вернее. Отец рассмеялся. И в этом смехе и шутках разрядилось то огромное нервное напряжение, которое не оставляло их все эти дни. Матотаупа обошел утес, поднялся наверх, и они пошли к лошадям, которые тоже были сильно потревожены и радостно встретили своих хозяев. — Мы сделали все, что могли, — сказал Матотаупа, высекая огонь и раскуривая трубку. — Теперь посмотрим, что будут делать другие. — Но чтобы посмотреть, нам придется опять отправиться в прерии, — сказал Харка. — Да, придется это сделать. В начинающемся утреннем рассвете Харка увидел, как глубоко запали глаза отца. Бессонная ночь сказалась и на нем. — Может быть, ты немного поспишь, отец? — Нет, потом. Матотаупа докурил трубку и поднялся, может быть, не так проворно, как всегда, но даже не покачнувшись. Оба сели на мустангов и предоставили им самим выбирать дорогу вниз по склону. Когда они миновали опушку леса и выехали в прерию, то прежде всего увидели множество следов беспорядочно носившихся лошадей. Но лошадей видно уже не было и не было слышно ничего, что бы могло привлечь путников. Матотаупа приглядел высокое дерево и забрался на него. Харка, привязав коней, тоже полез за отцом. Поднявшись высоко на дерево, они увидели вдалеке за пологим скатом две тоненькие струйки дыма. — Это могут быть только воины рода Медведицы. Они сидят теперь вокруг костров и упиваются победой, — сказал Матотаупа. — И кони пауни у них, ведь мы пригнали табун прямо им в руки. Пауни же, наверное, удрали, во всяком случае, никого из них не видно. Пауни, конечно, тоже удалось поймать сколько-нибудь коней. А вон там, вдалеке, видишь, пасется несколько мустангов. Да, эти животные теперь никому не дадутся в руки. Матотаупа принялся медленно спускаться вниз, он о чем-то крепко задумался. Он подождал Харку, и они молча поехали к ближайшему костру дакотов: решительный момент был слишком близок, чтобы о нем говорить. Когда они приблизились настолько, что могли уже различить отдельных людей, стоящих на небольшой возвышенности, они заметили, что за ними тоже наблюдают. Матотаупа не ошибся — это были воины рода Медведицы. Вскоре можно было уже узнать Старого Ворона, его старшего сына и Старую Антилопу. Еще одиннадцать воинов располагались вокруг костра, с ними — Четан, который хотя еще и не был воином, но принимал участие в преследовании пауни. Матотаупа и Харка шагом приближались к воинам. Оба были насторожены. Харка старался поймать взгляд Четана, а Четан смотрел на Харку: да, они были старыми и верными друзьями. Матотаупа остановил своего коня. Харка тоже остановился. Кто же первый заговорит?! Старый Ворон зашевелил губами, точно боролся со словами: должен или не должен он их произнести. — Мы встречаемся здесь, на чужих местах охоты, — начал он. — Что вы хотите нам сообщить? — В его тоне чувствовалось что-то недосказанное. — Немного, — гордо ответил Матотаупа. — Вы сами знаете, что произошло на Лошадином ручье. Из пауни, охраняющих мустангов, двоих мы уничтожили, остальные убежали. Я вижу, что коней вы поймали. Старый Ворон опять пожевал губами, потом все-таки произнес: — Что вы еще хотите нам сообщить? — Больше ничего, — ответил Матотаупа сдавленным голосом. — Мы ждем, что скажете вы. — Ты хорошо и правильно руководил борьбой, скажу я, — медленно произнес Старый Ворон, взвешивая каждое слово. — Чего тебе еще надо от нас? Ты пришел, чтобы вернуть нам мальчика, который принадлежит нашим типи? Харка похолодел. Матотаупа, бледный, с блестящими глазами, с кровоточащими ранами, на которые он не обращал внимания, не сводил взгляда с Ворона и начал говорить: — Я Харку — Твердого как камень — Убившего Волка — Преследователя Бизонов — Охотника на медведя не брал с собой и поэтому не могу его вернуть. Он сам распоряжается собой. Но от вас я хочу правды. Правды я хочу! И правду вы должны видеть. Я невиновен. В борьбе с пауни вел ли я себя как вождь рода Медведицы? Старый Ворон отвел глаза. Вмешался Старая Антилопа: — Сегодня и вчера ты вел себя как настоящий вождь. Но всегда ли ты так делал? — выкрикнул он. — Ты изгнан не потому, что недостаточно храбр. Ты — смелый, и это знают все воины рода Медведицы. Но, хотя ты храбрый, ты нас предал. Ты променял нас на таинственную воду. Ты выдал нас Длинным Ножам своей болтовней! Ты допустил, что несколько твоих воинов вызвали насмешку и презрение. Никогда ты не должен появляться в наших местах охоты. Мы думали, что ты выполнишь решение старейшин, и потому подарили тебе жизнь. Но ты нарушил волю Совета. И если я встречу тебя в наших местах охоты, я убью тебя. Я сказал, хау! Матотаупа долго смотрел на него, потом перевел взгляд на других. Но ни один не раскрыл рта. Ни один не решился вступиться за Матотаупу. И Харке в этот момент показалось, что он слышит глухие удары барабана жреца, которые связали языки людей. Даже Четан ничем не выразил своего сочувствия, и только на миг Харка встретился с его взглядом, полным печали. Матотаупа еще раз посмотрел на Старую Антилопу. — Это твое последнее слово? Старая Антилопа не ответил, а только плюнул. — Это твоя смерть, — тихо сказал Матотаупа. — Запомни это и жди. Я приду. Вождь повернул коня, повернул Серого и Харка. Сначала медленно, шагом, потом галопом направились они назад, к поросшему лесом склону горы. Вечером они добрались до нее, остановились, поели и прилегли. Матотаупа молчал. Молчал и Харка. Страшно усталые, они скоро заснули. И если бы в эту ночь пришли враги, они могли бы спокойно подойти к отцу с сыном и убить их. А тем уже было все равно — последняя надежда рухнула. И следующий день, и следующую ночь они провели на этом же месте в каком-то оцепенении. Матотаупа продолжал молчать, и Харка не вызывал его на разговор. Он видел, что отцу хочется побыть одному, и оставлял его, отправлялся бродить по лесистому склону, поднимался по утесам до тех мест, где кончался лес. Ветер нес осеннюю прохладу. Несколько раз рассматривал Харка сверху ту маленькую долину, в которой они с отцом провели лето. Все чаще и чаще тянуло его туда. И однажды утром он увидел поднявшегося над вершиной орла. И тогда мальчик побежал вниз к началу тропинки, которая вела в долину. Он поспешил по тропинке, как часто делал это летом, и скоро вышел на лужайку у ручья. Вода журчала, трава здесь была еще зеленая, землянка, которую вырыл Харка, сохранилась в целости, но запасы мяса были расхищены, кругом валялись кости. Видно, орел не раз спускался сюда и сидел на скале над источником. И тут Харка бросился в траву и разревелся. Наступил такой момент, когда он не хотел больше себя сдерживать: он был один со своей болью, и он позволил себе один-единственный раз пережить ее, выплакаться. Но только здесь, где был совершенно один. И мальчик провел здесь целый день до самого вечера. Он видел высоко в небе парящего орла, и когда заходящее солнце позолотило вершины скал, а вода, падающая со скалы, засверкала радугой, хищная птица повернула к своему новому гнезду на одной из скал. Харка видел, что она притащила с собой добычу. Ночь мальчик переспал в землянке, которая укрывала его от холодного ветра. Но все-таки к утру он закоченел. Расправляя сведенные холодом члены, Харка огляделся и увидел орла, который спустился на утес над источником. Мальчик бросил ему кусок мяса из своих запасов. Птица схватила его и тут же проглотила. Мальчик пошел к ручью напиться, а орел неподвижно сидел и не пошевельнулся. Он узнал своего друга.