Матотаупа некоторое время наблюдал за детьми, потом подошел к ним. — Харбстена, — сказал он младшему, — тебе нужен конь. Какого бы коня ты выбрал себе из нашего табуна? Харбстена заулыбался и посмотрел на отца. Он привык, что отец всегда прежде всего обращается к Харке и даже советуется с ним. Ведь Харка был самым хладнокровным и самым смышленым мальчиком в поселке. Харбстена же привык держаться в стороне, поэтому обращение к нему отца удивило его, и он даже не сразу решил, что ответить. — Подумай над тем, что я сказал, — повторил отец. Харбстена смутился. — Отец, должен ли я сказать правду? — спросил он тихо. — Дакоты никогда не лгут, ты это знаешь, мальчик. — Тогда я скажу — коня моего старшего брата Харки — Ночного Глаза — Твердого как камень — Убившего волка. — И это несмотря на то, что конь Харки пришел вторым? — спросил отец. — Да. Именно поэтому, — твердо ответил Харбстена. — Ты мне можешь объяснить свой выбор? — Да, отец, я объясню. Пегий — добрый, он хорошо послужил нам. Я очень его люблю. Харбстена подошел к лошади и погладил ее по морде. И Матотаупа и Харка с удивлением увидели, как животное наклонило свою голову к Харбстене, точно проявляя свою симпатию. — Харка хороший всадник, — продолжал Харбстена более уверенно. — Но Пегий стал старым, и Харке очень стыдно, что он пришел вчера вторым. Харка вчера ударил его во время скачек плеткой, хотя отлично знал, что мустанг бежал изо всех сил. И когда конь вернулся в табун, он стоял такой печальный… Харка опустил глаза: ему стало стыдно, так как он знал, что воину не к лицу горячиться. — А я подошел к коню и приласкал его, и он тоже полюбил меня, — продолжал Харбстена. — Я хочу этого коня. И зачем Харке мустанг, который не может победить… Кровь медленно приливала к щекам Харки; слова Харбстены прозвучали так, как будто он хотел сказать: и зачем Харке такой слабый младший брат… — Нет, — сказал Харка — Твердый как камень, хотя его и не спрашивали. — Харбстена не должен брать этого коня только потому, что этот конь для меня недостаточно хорош. Скажи ему, отец, чтобы он выбрал другого коня. — Я уже сказал, — твердо ответил Матотаупа. — Харбстена решит. Харка отвел глаза в сторону, борясь с собой. — Я хочу Пегого, — повторил Харбстена. — Он принадлежит тебе, мой младший сын. Узкое лицо Харбстены просияло. Он обхватил Пегого за шею. — Теперь ты, Харка, — сказал Матотаупа. — Тебе надо нового коня. Какого ты хочешь? — Отец, у меня было три коня, теперь у меня — два. Мне довольно, — сказал Харка и плотно сжал губы, так как не хотел говорить всего, что думал. — Харка, на любом из двух твоих мустангов ты придешь третьим или четвертым. — Возможно. Но в будущем я сумею овладеть собой, даже если я не стану победителем, — эти слова произнести Харке было нелегко, но он произнес их. Отец внимательно посмотрел на сына. — Ты будешь иметь третьего коня. Так хочу я, — сказал он. — Тогда, отец, укажи сам, какого мне взять коня. — Ну хорошо. Идем. Оба мальчика пошли с отцом через табун. Матотаупа остановился у Серого, на котором Харка уже скакал в стаде бизонов. — Харка — Ночной Глаз — Убивший волка — Поразивший стрелой бизона — Твердый как камень, вот твой конь! Этот мустанг будет хорошо бегать на скачках. — Отец?! — Что еще? — Это же твой лучший конь. Ты хочешь его отдать? — Ты мой сын. Возьми. Харка подошел к коню и положил руку на спину мустанга. — Теперь уже недолго ждать, Харка, того времени, когда ты будешь принимать участие в охоте на бизонов. — Да, отец. Харка сказал это с трудом, так как все еще не мог расстаться с мыслями, возникшими во время этого разговора. Но отец сделал вид, что ничего не замечает. — Сегодня ты должен поездить на твоем новом коне, чтобы привыкнуть к нему. Матотаупа пошел прочь. А когда наступила ночь и в типи Матотаупы все уже спали глубоким сном, Харка вылез из-под одеяла. Он крадучись выбрался наружу. Чуть вздрогнули кони, привязанные у входа, зашевелились собаки, но не залаяли. Харка тихо прошел между молчащими типи, направился к ручью и, пройдя немного по берегу, оказался у табуна. В эти часы охрану табуна нес Четан. Но Харка не подошел к своему верному другу. Он шел от мустанга к мустангу, пока не нашел своего старого Пегого. Он снял с коня путы, вскочил на него и сначала шагом, потом легким галопом выехал в ночную прерию. Он ехал до тех пор, пока не оказался в небольшой долине, где вряд ли кто мог его заметить. Соскочив с коня, мальчик приказал животному лечь на землю и сам лег рядышком с ним так, чтобы их головы были рядом. И он тихо заговорил, так, как, может быть, никогда бы не стал говорить с человеком. — Мои Пегий, мы прощаемся с тобой. Ты знаешь, как я еще маленьким мальчишкой, которому было четыре года, впервые подошел к тебе и Четан, мой старый друг, поднял меня на твою спину. Тогда ты был молодой и необученный и ты четырнадцать раз сбросил меня в траву, пока я наконец не научился как следует сидеть на твоей спине. Ты меня даже раз ударил копытом, и я целую ночь не знал, как мне улечься, чтобы только утихла боль. Но я поклялся, что ты будешь моим конем. И ты им стал. Ты нес меня по прериям и через леса, через реки и по крутым склонам. Ты стал великим воином среди мустангов, и когда к табуну приближаются койоты, ты борешься с ними твоими копытами, кусаешь их. Я очень любил тебя, Пегий, но ты презираешь меня, так как я стал к тебе несправедлив только потому, что ты состарился. И я тебя потерял. Теперь ты любишь Харбстена. Харка плотно прижал голову к шее коня, и глаза у него стали мокрыми, но этого никто из людей не должен был видеть. Мальчик вскочил. Поднялся и Пегий на четыре ноги. Харка снова поехал к табуну. Четан все еще был на страже, но Четан будет молчать обо всем, что он видел. Он и сейчас едва взглянул на Харку. Мальчик пробрался к себе в типи и закутался в одеяло. Ему показалось, что Матотаупа пошевелился на своей постели, но так ли это — он не был уверен. На следующее утро по поселку распространилось известие, что у Харки и у Харбстены новые кони. Молодые Собаки были возбуждены и много кричали, потому что предполагались скачки. Харка был спокоен. Мальчики могли подумать, что он очень озабочен тем, как бы занять первое место. Харбстена тоже находился среди Молодых Собак. Только победитель последнего дня, сын Четанки, держался в стороне. Он сказал, что его мустанг поранил ногу. Может быть и так. Тем более, что Четан подтвердил, что животное хромает. Харка предложил Молодым Собакам подождать один день, пока конь-победитель поправится. Но мальчики не согласились: они горели желанием как можно скорее увидеть, как Харка будет скакать на бизоньем коне вождя, на коне, который перескочил через утыканного стрелами бизона. Харка — Пославший стрелы в бизона должен принимать участие в скачках! И он сдался. Юные всадники собрались на берегу ручья, откуда начинался забег. Невысокая возвышенность была финишем. Там уже ждали всадников Четан и несколько юношей из союза Красных Перьев — судьи состязания. По громкому крику Четана мальчики подняли коней в галоп. Матотаупа, стоя у кустарника, тоже наблюдал за всадниками, которые неслись на неоседланных конях. И вот уже стало видно, что двое борются за первое место: Пегий, на котором скакал Харбстена, и Серый, на котором был Харка. Матотаупа знал, что бизоний конь наверняка победит, но он увидел вскоре, и, может быть, увидел это только он, что Харка не дает коню полной воли. Харбстена первым достиг высотки. Он поднял коня на дыбы, чтобы все его видели. И Молодые Собаки, и Харка, пришедший вторым, издали победные крики. Беспорядочной толпой ребята вернулись к ручью, где предстояли игры, а после скачек еще всем хотелось выкупаться. Коней пустили в табун. Харбстена, который первый раз в своей жизни стал победителем в скачках, был окружен мальчишками. Вечером Харбстена и Харка встретились перед палаткой отца. Харбстена подошел к старшему брату. — Харка, зачем ты это сделал? Я не хочу, чтобы ты мне дарил победы. Харка смолчал, но потом все же ответил: — Я не тебе подарил эту победу, я подарил ее Пегому. И ты должен знать, что я не только могу побеждать, но умею переносить и поражения, — и он вошел в типи. Харбстена остался один. Его самым горячим желанием было видеть в старшем брате друга, но всегда что-то стояло между ними, что-то мешало. И Харбстена не пошел в типи. Он вернулся к коню. Он гладил Пегого, который еще раз испытал чувство победы. Через несколько дней после этого события в поселок вернулся Хавандшита. Тощий старик с резко очерченным горбатым носом, выпуклым лбом и морщинистой длинной шеей сидел на лучшем из своих пяти коней. Медленным шагом ехал он во главе цепочки. Дети, игравшие на берегу ручья, первыми заметили всадников. Они с уважением смотрели на жреца, который совершил чудо, снабдив их пищей и дав мир. Следом за Хавандшитой ехал Шонка, он вел за собой свободную лошадь. За ним — Чернокожий Курчавый в праздничной одежде Харки. На последнем коне — рослый мужчина, очень похожий на Чернокожего Курчавого, и в такой же рваной одежде, в какой когда-то впервые появился в лагере мальчик. Всадники перебрались через ручей и направились на площадку, где стояла типи Совета. Матотаупа уже ждал их. Хавандшита сошел с коня. Шонка, Курчавый и второй курчавый, видимо, его отец, тоже спешились. Кони были развьючены, и Унчида, Шешока м Уинона принялись устанавливать типи жреца. Харка подошел и взял под уздцы лошадь Хавандшиты, чтобы отвести ее в табун. Шонка, видно оценив благоприятный момент, тут же передал Харке обоих своих коней, как будто Харка был обязан позаботиться и о них. Харка подавил в себе закипевшую злобу и взял поводья. Вместе с Чернокожим Курчавым и его отцом он повел коней. Чернокожий Курчавый изменился. Он, видно, неплохо питался эти дни, и щеки его округлились, а тело уже не было похоже на мешок с костями. Он превратился в обыкновенного стройного юношу. Его большие черные глаза сверкали, улыбка обнажала великолепные белые зубы. Курчавый успел узнать порядочно новых слов и постарался их тут же выложить: — У вас прекрасный лагерь! Прекрасное место! Ручей! Из ваших палаток вкусно пахнет. Жареное мясо! — Да, — ответил Харка. — Но ты должен не только есть, Чернокожий. Тебе надо научиться хорошо ездить верхом. Ты сидишь на коне, словно лепешка глины на спине бизона. Никто не знает, долго ли она сможет держаться или при случае отвалится. — Харка — Твердый как камень, я не упаду. Конечно, я сижу на лошади как муха, которая не знает, где середина спины; конечно, я сползаю то вперед, то назад и ноги мои болят, а особенно болит то место, на котором я сижу. Но мне нравится ездить верхом. Я буду учиться всему, что умеешь ты: стрелять на скаку, висеть сбоку лошади, а если нужно, то и под ее животом. Я буду всему учиться.