— Леся! Беги! Спасайся! Беги! Леся, которая успела уйти вперед, изумленно оглянулась и обнаружила, что ее подруга валяется на земле, задрав ноги, орет и брыкается. А над ней стоит огромная лохматая собака и дружелюбно помахивает длинным хвостом. Никакой агрессии псина не проявляла. И кажется, сама была изумлена поведением Киры. Наконец ей надоело смотреть на мелькающие у ее носа ноги. И когда Кира едва не зацепила ее своей ногой по морде, собака отпрыгнула в сторону и укоризненно гавкнула. Голос у нее был басовитый. И «гав» получилось оглушительным. Но должный эффект он произвел. Кира перестала орать, села и изумленно уставилась на собаку. — Это что, собака? — спросила она наконец, словно не веря своим глазам. — Обыкновенная собака? Леся к этому времени уже подоспела к подруге. И могла это подтвердить. — Только очень большая, — сказала она. — Ну, надо же. Просто собака! — А кого ты тут ожидала увидеть? Черта в ступе? — Вроде того, — смущенно пробормотала Кира. Не признаваться же Леське, что именно так она вначале и подумала? О том, что там кому-то наконец надоели ее выкрутасы и черти явились по ее грешную душу. И теперь так и прут, так и прут из-под земли со всех сторон, чтобы утянуть ее за собой глубоко в ад. По Кириному разумению, ад должен был находиться именно там, далеко под землей, в самом центре раскаленного ядра планеты. Там и плавились души грешников. А себя Кира, увы, причисляла именно к их племени. В праведники список грешков не пускал. — Чем придуриваться, иди лучше сюда! — позвала подругу Леся. Собака к этому времени уже потрусила по своим делам, не интересуясь больше случайно встретившимися ей на пути девушками. И Кира без опаски подошла к Лесе. — Видишь? Кира посмотрела в ту сторону, куда указывала Леся. В земле была дыра. И дыра эта была достаточно широкой и к тому же уходила под забор. — Ты думаешь о том же, о чем и я? — Если ты насчет того, что этот собачий лаз ведет в поселок, то да. — Полезем? Кира с сомнением оглядела себя. В преддверии свидания с Валерой она надела свой самый любимый сарафан. Он был из трикотажа отличного качества, белоснежный и с сильно пышной юбкой. Даже не сарафан, а платье на тонюсеньких бретельках. На сильно загоревшей за это лето Кире платье выглядело просто потрясающе. После соприкосновения с травой на нем образовались некоторые зеленоватые разводы, но их еще можно было замаскировать тяжелой шалью из набивного шелка, а потом дома отстирать в «Ванише». А вот представить себе, во что превратится ее замечательное платье-сарафан после собачьего лаза, Кире даже не хотелось. Леся тоже пребывала в сомнениях. Ее изумительную розовую шифоновую кофточку, легкую и воздушную, зацепить и порвать тут — пара пустяков. И узкая темно-розовая юбка тоже не позволяла вольно двигаться. Оглядев себя и подругу, Леся пришла к выводу: — Придется раздеться. — Как? — Догола! Да не бойся ты, тепло на улице. Не замерзнем. — А вдруг с другой стороны находятся люди? — И ты думаешь, что они все это время спокойно наблюдали, как собака сначала портит их газон, прорывая себе лаз на свободу, а потом так же спокойно отпустили ее бродить по пригороду с риском, что она попадет под машину или ее украдут? Кира так не думала. — Никого там нет! Раздевайся! Подруги разделись до трусиков, аккуратно свернули одежду таким образом, чтобы она не испачкалась по крайней мере снаружи, и полезли в собачий лаз. Похоже, собака пользовалась им уже не раз, потому что он был достаточно широким. Девушки даже не оцарапались. Да и земля тут была — сплошной песок, поэтому сильно перепачкаться подругам тоже не удалось. Так, немножко волосы пылью припорошило, да Кира умудрилась зацепиться своими крохотными шелковыми трусиками за какой-то корень. И в результате осталась совсем без нижнего белья. Лезла она первой и потому первой высунула голову на поверхность. Повертев ею из стороны в сторону, она поняла, что вылезла на клумбе с какими-то невысокими цветами. И тут же наткнулась на изумленный взгляд круглых детских глаз. Это был мальчик лет пяти или шести, который занимался тем, что сдирал с репейников головки и осторожно прикреплял их к своей курточке, выполняя диковинный узор. При виде появившейся среди цветов Кириной головы, мальчик разинул рот и уставился на нее во все глаза. — Ты что тут делаешь? — дружелюбно поинтересовалась у него Кира. — Тетя, а вы там чего на клумбе? — заинтересовался ребенок. — Растете, да? Мне мамка рассказывала. Я знаю. Кира растерялась. Но выяснять было некогда. Снизу ее подталкивала нетерпеливая Леся. Поэтому Кира цыкнула на мальчишку: — Что за вопросы? Чего ты тут забыл? Не знаешь, что все люди на грядках растут? Мама тебе говорила? Говорила? Ты ей поверил? Ну и молодец! А теперь марш отсюда! Услышав приказ, мальчик радостно вздрогнул и кинулся бежать, должно быть, к своей матери. Во всяком случае, на бегу он кричал так: — Мама! Мама! А я видел, как на нашей клумбе тетенька выросла! Скажи, а на клумбах только тетеньки растут? А мальчики, что, только в капусте, да? Мама, а она совсем взрослая! Я тоже хочу! Мама, а зачем ты меня слишком рано сорвала? — Что тут произошло? — чихнув, спросила Леся, выбираясь из-под земли следом за Кирой. — Что этот мальчишка развопился? Он тебя что, видел? — Видел. — Поздравляю! — критически оглядев голую подругу, заявила Леся. Стояли они в этот момент в центре большого, но запущенного цветника, полного разноцветных ромашек. Собака, не будь дура, прокопала себе лаз в том месте, где земля была помягче. — С чем ты меня поздравляешь? — Ты только что подготовила пациента для какого-нибудь будущего психотерапевта. Лет этак через десять-пятнадцать у парнишки начнутся проблемы с личной жизнью. А корень зла — в тебе. — Почему это во мне? — Представляешь, сколько с ним придется мучиться его психоаналитику, чтобы мальчишка вспомнил этот вечер и тебя, голую, вылезающую из клумбы с ромашками. И Леся снова чихнула, словно специально для того, чтобы подтвердить только что сказанные слова. — Да что ты расчихалась? — с досадой воскликнула Кира. — И почему это у мальчишки обязательно должны быть проблемы? И голой он меня не видел. Только мою голову. — Ах, ну да! Это сильно меняет дело! — хихикнула Леся. — Да что такого, что он увидел меня среди ромашек? Можно подумать, меня можно испугаться! — Когда ты выбираешься из-под земли? Можно! — Нельзя! Во всяком случае, он не испугался. А очень даже обрадовался, потому что теперь он точно знает, что детей в самом деле в капусте находят. — Нехорошо внушать детям разные глупости! Кира только рукой махнула. — Лучше одевайся, пока сюда полпоселка смотреть на тетенек, которые на клумбах растут, не сбежалось! Подруги отряхнули с себя мусор и песок. И натянули свою одежду, по мере сил постаравшись ее не испачкать. И все равно на сарафане Киры, помимо зеленых разводов, появились сероватые отпечатки ладоней и еще какие-то закорючки. А юбка Леси выглядела явно пожеванной. Единственное, что не пострадало, — это обувь подруг. Леся надела босоножки, состоящие из тончайших золотистых ремешков, потому что хит этого сезона, по утверждению «Вог», — золотой цвет. Босоножки стоили бешеных денег, несмотря на то что фирма-производитель была самой Лесе неизвестна. Какой-то «Багратиони». Странно, какое отношение полководец имел к обувной промышленности? Но босоножки отличались очень удобной колодкой. И несмотря на пятнадцатисантиметровые шпильки, ходить в них можно было целый день. И судороги начинали хватать за икры лишь к позднему вечеру. Одним словом, не босоножки, а настоящее чудо. Одно в них было плохо — ходить в них по мягкой земле было решительно невозможно. На Кире была более практичная обувка: белоснежные сабо на толстой прозрачной пластиковой платформе. Все же Кира сидела за рулем. А давить на педаль газа или тормоза в туфлях на шпильке просто самоубийственно. И туфли испортишь, и на тормоз вовремя не нажмешь. Но ходить в них по газону было сплошное удовольствие. И Кира бойко заковыляла в сторону поселка, то и дело оглядываясь на увязающую в рыхлой земле Лесю. — Да сними ты их! — не выдержала она наконец такого издевательства. — А как я их потом надену? Не смогу же я сунуть грязные ноги в мое чудо? Стельки в Лесиных босоножках и в самом деле не заслуживали такого варварского обращения. Они были вырезаны из золотистой замши, очень нежной и приятной на ощупь. Когда Леся надевала их на свои ножки, ей казалось, что ее пяточки гладит чей-то нежный прохладный язычок. Снять обувь, пройтись по земле и потом сунуть грязные ступни в этакую красоту? Ну уж нет! И Леся самоотверженно продолжала ковылять на каблуках. Наконец подруги выбрались на твердую почву. И принялись озабоченно озираться по сторонам. К этому времени уже совсем почти стемнело. Но в поселке еще никто не спал. Всюду горели красивые фонари и фонарики, гирлянды и шутихи. А с участков доносился шум голосов и запах жарящегося на огне мяса. Барбекю или шашлык. Поселок жил своей обычной вечерней жизнью. Обеспеченные люди и их семьи собирались вместе, чтобы отметить еще один приятно прожитый день. И Кира неожиданно ощутила нечто вроде зависти. Нет, не к тому, что эти люди жили в каменных четырехэтажных домах под нарядными черепичными крышами и с безупречно гладкими стенами. Не к тому, что их дома располагались всего в сотне метров от морского побережья, и даже не к тому, что они могли позволить себе купить или построить дом в таком дорогом месте. Вовсе не это волновало Киру. — Просто мне хочется, чтобы у меня тоже были муж и семья, с которыми я могла бы вот так же посидеть вечерком. — Не торопись заглядывать в чужие окна, — произнесла Леся, которая в это время внимательно изучала рекомендации, которые дал шофер Пешкова. — И уж тем более не завидуй. Как говорят, в каждой избушке свои погремушки. — Даже если эта избушка больше походит на дворец? Но Леся не дала втянуть себя в философскую дискуссию. — Вот тут написано, что нам нужен дом под сине-зеленой черепичной крышей. Ты такой видишь? Кира наконец отвлеклась от своих мыслей. И радостно воскликнула: — Да, вон он, пестренький! Крыша, которая была набрана из черепицы двух цветов, и в самом деле выглядела пестрой. Стены дома были выкрашены очень светлой краской. А углы были облицованы декоративными кирпичиками густого темно-зеленого цвета.