Обруч священный ношу я. Теперь пора была выходить из священного типи — первой вышла девушка с трубкой, за ней та, что несла живой побег, затем девушка с целительной травой, и наконец та, что несла обруч — круг жизни. Девушки дошли до западной стороны деревни и встали там в ряд лицом к западу. За ними, притопывая и пофыркивая, вышли мы вместе с "Лосями" и тоже встали в ряд позади девушек. Девушки воздели руки со священными предметами, предлагая их громовым духам. Затем они пошли на север, а мы, "Лоси", все это время плясали вокруг них. Дойдя до северной части лагеря, они протянули руки со священными предметами в сторону великого белого ветра обновления, а потом прошли на восток, юг и везде останавливались, простирая руки с подношениями; мы же без устали плясали вокруг них. На юге четыре девушки повернулись прямо к северу и пошли красной дорогой добра к центру деревни, туда, где стояло священное типи, а мы, мужчины, по-прежнему в пляске кружили вокруг них, поскольку сила мужчины окружает и защищает силу женщины. Четыре девушки опять вошли в типи: сначала та, что держала обруч, за ней девушка с живым побегом, а потом третья — с целительной травой, и после нее — девушка с трубкой. За ними вошли и мы, мужчины. Так проходил этот обряд. Как я уже говорил, сила обряда заключается в понимании его смысла. Ибо все на свете живет в согласии с жизнью и движением Мировой Силы. XIX. ЧЕРЕЗ БОЛЬШУЮ ВОДУ Как я уже рассказывал, обряд Лося был проведен летом, когда мне шел 20-й год (1883 г.) Говорят, той осенью васичу уничтожили последнее стадо бизонов. Я вспоминаю те времена, когда бизонов было не счесть. Но васичу все прибывали и прибывали, и убивали их до тех пор, пока от бизонов не остались одни кучи костей, разбросанные по равнине. Они убивали животных не для еды, а ради того металла, который сводит с ума васичу, и забирали только шкуры на продажу. Бывало, не брали даже и шкуры, а только языки. Я слышал, по Миссури спускались огненные лодки, целиком груженые сушеными бизоньими языками — ты видишь, на это способны только сумасшедшие. Иногда васичу не брали даже языки, а просто убивали и убивали, потому что им нравилось это. Мы же, когда охотились на бизонов, отстреливали ровно столько, сколько было нужно. А когда в прериях не осталось ничего, кроме груды костей, пришли васичу, подобрали эти кости и тоже продали. В это время весь наш народ уже жил в квадратных серых домах. Он островками был разбросан по этой голодной земле и опутан границами, которые провели васичу, чтобы не выпускать нас. Круг жизни народа был разорван, и уже не было больше центра для зеленеющего древа. Люди впали в отчаяние. Они были так измотаны и замучены, что, казалось, их невозможно уже заставить прозреть. Теперь нас часто посещал голод, поскольку многое из того, что посылал для нас Великий Отец из Вашингтона, должно быть, разворовывалось по пути жадными до денег васичу. Было много лжи, раздвоенные языки раздавали одни обещания, но мы не становились сытыми от этого. Еще три года я продолжал лечить больных и исцелил многих. Но стоило мне вспомнить о великом видении, которое должно было спасти круг жизни народа и заставить в его центре зазеленеть священное древо, как я готов был плакать, ибо священный круг распался на мелкие части. А ведь жизнь народа заключалась в этом круге. Что значили маленькие жизни отдельных людей, если смысл их жизни был утрачен? Однако в конце лета, когда мне шел 23-й год (1886 г.), казалось, появилась слабая надежда на спасение. К нам приехало несколько васичу, они хотели отобрать группу оглалов для большого представления, которое проводил еще один Пахуска[46]. Они рассказали нам, что это представление повезут через большую воду показывать в далекие земли. Мне казалось, я должен поехать с ними, ведь там я смог бы помочь моему народу. В моем великом видении, когда я стоял в центре мира, те двое мужей с востока принесли мне траву утренней звезды и велели бросить ее в землю; там, где трава коснулась земли, она пустила корни и расцвела четырехцветными лучами. Это была трава постижения. Трава проросла и расцвела и там, где красный человек из моего видения, перекатившись, превратился в бизона. А когда бизон исчез, люди в моем видении вновь обрели красную дорогу добра. Если бы мне удалось увидеть большой мир васичу может быть, тогда я смог бы понять, как соединить разорванный священный круг и заставить древо вновь зазеленеть в его центре. Я перебирал в памяти прошлое, вспоминал прежнюю жизнь своего народа. Но люди уже больше не жили по ее законам. Они шли теперь черной дорогой, каждый был сам по себе и жил без правил — как в моем видении. Я был в отчаянии и даже думал, не стоит ли моему народу перенять жизнь васичу, если она лучше нашей. Теперь я понимаю — это была глупая мысль, но тогда я был молод и сильно отчаялся. Родственники уговаривали меня остаться дома и продолжать исцелять людей, но я никого не слушал. Организаторы представления послали за нами из Рашвилла по железной дороге фургоны. Всего в путь собралось около 100 лакотов, мужчин и женщин. Полпути по железной дороги нас провожало много народу. Мы остановились, поели, а потом покинули соплеменников; многие плакали, потому что нас ожидал далекий путь — через большую воду. Этим вечером, там, у железной дороги, где нас ожидали большие фургоны, мы устроили пляску, а потом расселись по этим фургонам. Когда мы тронулись, вокруг была ночь. Я вспомнил дом, родственников и загрустил. Мне хотелось выбраться и бежать назад. Всю ночь мы ехали с большим грохотом, а утром, позавтракав в Лонг Панн, снова пустились в путь. Вечером прибыли в один очень большой город (Омаха). Потом опять громыхали всю ночь и приехали в город еще больше прежнего (Чикаго). В нем мы пробыли целый день. Здесь я мог сравнить жизнь своего народа с жизнью васичу. Сравнение еще больше повергло меня в уныние. Я все сильней жалел, что уехал из дома. Затем вновь мы с грохотом продолжили свой путь, и через некоторое время прибыли в еще больший город — очень большой город (Нью-Йорк). Мы погуляли по нему, дошли до того места, где должно было состоять представление (Мэдисон Сквер Гарден). Там уже были пауни и омаха. Завидев нас, они издали боевой клич, бросились вперед и дотронулись до нас. Делали они это ради шутки, на самом деле они были рады встрече с нами. В городе меня поразили большие дома, толпы людей, ночью здесь горели такие яркие огни, что не было видно звезд. Мне рассказывали, что некоторые из этих огней были сделаны с помощью силы грома. Всю зиму мы прожили там, показывали представления для многих, многих васичу. Мне нравились те части, где были заняты наши, а те, где играли васичу, я не любил. Спустя некоторое время я уже привык ко всему вокруг. Однако я чувствовал себя так, словно меня никогда не посещало видение; я словно бы умер и потерял свой народ. В голову все чаще приходила мысль может, я никогда больше не увижу его. Вокруг я не видел ничего, что помогло бы моим соплеменникам. Я видел, что васичу не заботятся друг о друге, как делали наши люди прежде, чем был разорван круг жизни народа. Каждый васичу, если б смог, все бы отнял у своего соседа. Среди них были такие, которые имели намного больше того, что нужно для жизни, в то время как толпы народа вообще ничего не имели и, возможно, голодали. Васичу забыли, что земля-это их мать. Не может быть, чтобы все это было лучше прежней жизни наших людей. Там, где большая вода подходила к городу, на одном островке была тюрьма. Однажды нам удалось посмотреть на нее. Люди направили ружья на заключенных, заставляли их ходить по кругу, словно зверей в клетке. Я очень расстроился, ведь мой народ тоже был загнан на островки земли, и, может быть, васичу намеревались так же обращаться с нами. Весной стало теплее, но васичу у себя в городах даже траву загнали под землю. Нам стало известно, что совсем скоро мы поедем через большую воду в далекие земли, Некоторые лакоты отправились домой, они и меня звали с собой; однако я еще не увидел ничего такого, что могло хоть как-то помочь моему народу: быть может за большой водой я увижу что-то доброе. Поэтому я решил не возвращаться в родные места, хотя очень сильно скучал и горевал. Васичу посадили всех нас на очень большую огненную лодку, такую большую, что, когда я впервые ее увидел, то просто обомлел. А когда она подала голос, я испугался. Здесь у берега стояли и другие большие, и маленькие огненные лодки, и они тоже подавали голоса. А через некоторое время я уже ничего не видел, кроме воды. Казалось, мы никуда не движемся, а стоим на месте, то взлетая, то падая вниз. Однако нам сказали, что мы едем быстро. Я подумал — если мы действительно двигаемся быстро, то наверное скоро должны сойти там, где кончается вода, или остановимся в том месте, где небо сходится с водой. Всех охватило отчаяние, многим стало так плохо, что они запели песни смерти. Под вечер заревел сильный ветер, а вода забурлила. Нам дали предметы, которыми надо было опоясать себя, и мы спали на них. Об их назначении я узнал лишь много позже. Мы тогда не понимали, что делать с ними, поэтому просто клали на пол и ложились на них. Пол ходил ходуном все сильнее и сильней, так что мы перекатывались из стороны в сторону и не могли заснуть. Мы испугались; теперь уже все лежали больные. Сначала васичу смеялись над нами, однако очень скоро и сами тоже сильно перепугались, стали возбужденно бегать туда-сюда. Наши женщины и даже некоторые мужчины плакали, ведь все вокруг было таким страшным, а они ничего не могли поделать. Через некоторое время пришли васичу и раздали нам предметы, которыми надо было обвязаться, чтобы плыть. Я не стал надевать их, поскольку мне не хотелось плыть. Вместо этого я приготовился к смерти, одевшись в самую лучшую одежду, в которой выступал на представлениях, и запел песню смерти. Если уж суждено было умереть, то нам хотелось погибнуть как воины. Мы не могли сражаться с теми, кто собирался убить нас но мы могли умереть так, чтобы душам наших родичей не было стыдно за нас. Но все были так больны, что под. час не могли даже встать. Что бы мы ни съели — все вываливалось обратно. Мы совсем не спали. Утром вода вокруг походила на настоящие горы, однако ветер ослабел. В эту ночь несколько бизонов и лосей, которых мы везли с собой для представления, умерли, и васичу бросили их в воду. Когда на моих глазах бросали бедное животное за борт, я чуть не заплакал, потому что мне казалось, что вместе с бизоном они выбрасывают частицу мощи моего народа. Наконец, после долгого путешествия, мы увидели множество домов и огненных лодок, стоящих у берега. Сейчас спустимся на землю — подумали мы. Но не тут-то было. К нам подъехала маленькая огненная лодка и стала рядом. Люди, которые находились в ней, все тщательно осмотрели на нашей огненной лодке, перед тем, как мы сошли. Почти целый день мы ехали очень медленно и наконец прибыли туда, где притиснувшись друг к другу, стояли дома и бесчисленное количество других огненных лодок. Эти дома отличались от тех, что мы видели прежде. Всю ночь васичу держали нас на огненной лодке, а потом выгрузили и повели туда, где должны были проходить представления. Этот очень большой город назывался Лондон. Теперь мы снова были на твердой земле, однако поначалу было трудно ходить: нас покачивало, словно мы были еще на воде. Здесь мы пробыли шесть лун. Посмотреть на наши представления приходило очень много людей. Однажды объявили, что к нам собирается ее Величество. Сначала я не понял, кто это. Оказывается, это была Бабушка Англии (королева Виктория), которой принадлежала Земля Бабушки, где мы жили некоторое время после того, как васичу убили Бешенного Коня. Она приехала на представление в большом сверкающем фургоне, по обеим сторонам которого стояло по солдату. Вместе с ней приехали другие сверкающие фургоны. В тот день мы давали представление только для нее и ее людей. Во время представления мы иногда должны были стрелять, но на этот раз не стреляли — только пели и плясали. Я был один из тех танцоров, которых отобрали специально для этого, потому что был молод, гибок и хорошо плясал. Мы стояли прямо перед Бабушкой Англией. Сама она была невысокой и полной. Нам она понравилась, потому что была добра к людям. После пляски поговорила с нами и сказала примерно следующее: "Мне шестьдесят семь лет. Я повидала разные народы по всему свету, но сегодня увидела самых лучших людей, каких знаю. Если бы вы были моими подданными, я бы не разрешала показывать вас на подобных представлениях". Она также произнесла много других добрых слов, а потом пригласила нас к себе в гости. Каждому из нас Бабушка пожала руку. Рука ее была очень маленькой и мягкой. На прощание мы издали радостный клич, а потом появился сверкающий фургон, она села туда и все уехали. Через пол-луны мы поехали в гости к Бабушке. Нас тоже посадили в сверкающие фургоны и привезли в очень красивое место. Там стоял огромный дом с остроконечными башнями, а внутри на возвышении по кругу стояло много скамеек. На них сидело полным-полно васичу, которые стучали каблуками и кричали: "Виват!" Виват!.." Я так и не узнал, что это значит. Нас посадили всех вместе внизу, где кончались скамейки. Сначала появился красивый черный фургон, запряженный четырьмя черными лошадьми. Он сделал круг и остановился. Я слышал, что в нем сидел маленький внук Бабушки. Затем приехал красивый черный фургон, запряженный четырьмя серыми лошадьми. На тех лошадях, что находились справа, было по седоку, а третий человек шел слева держа поводья передней лошади. Мне сказали, что в этом фургоне находятся родственники Бабушки. А следом прибыл сверкающий черный фургон, который тянули восемь каурых лошадей, запряженных по две. На лошадях справа тоже сидело по седоку, а переднюю лошадь слева вел человек. Вокруг этого фургона стояли солдаты с винтовками при штыках. Тут люди на скамейках громко закричали: "Виват!" и "Виктория!" И мы опять увидели Бабушку Англии. Она сидела в задней части фургона, лицом к ней — две другие женщины. Все, что было на Бабушке и вокруг нее — все сверкало: ее платье, шляпа, фургон, лошади. Она была похожа на приближающееся пламя. Потом я узнал, что на лошадях и фургоне был желтый и белый металл. Когда она подъехала к нам, ее фургон остановился, и Бабушка встала. Сразу же встали все люди со скамеек, они закричали и поклонились ей, но Бабушка поклонилась в нашу сторону. Мы издали громкий приветственный клич, а женщины вскричали высокими голосами. Нам потом сообщили, что некоторые люди в толпе так перепугались, что заболели и упали в обморок. Потом, когда все успокоилось, мы спели Бабушке песню. Это было очень славное время. Нам нравилась Бабушка Англия, поскольку мы знали, что она прекрасная женщина, и относится к нам по-доброму. Быть может, будь она нашей Бабушкой, моему народу жилось бы лучше. XX. ПУТЕШЕСТВИЕ ДУШИ Да, то было славное время, но оно подошло к концу. Мы поехали в Манчестер и в течение нескольких лун показывали там свое представление. Однако накануне нашего отъезда домой трое лакотов и я вместе с ними потерялись городе, и огненная лодка ушла без нас. Мы не могли разговаривать на языке васичу, и не знали, что нам делать, поэтому просто бродили по улицам. Вскоре мы встретили двух других лакотов, которые тоже отстали от наших. Один из них разговаривал по-английски. Он сказал нам, что если бы удалось добраться до Лондона, то там мы смогли бы заработать деньги на другом представлении, и тогда уехать домой. Всем нам очень хотелось вернуться на родину. Тот из нас, кто умел говорить по-английски, на все деньги купил билеты, и мы поехали в Лондон по железной дороге. Представление, в котором мы приняли участие, называлось "Мексиканец Джо". Оно не было таким большим, как прежнее, но нам платили по доллару в день. После представлений в Лондоне с "Мексиканцем Джо" мы отправились в Париж. Очень часто посмотреть на нас приходила одна девушка-васичу. Я понравился ей; она привела меня к себе домой и познакомила с отцом и матерью. Им я тоже понравился, и они ко мне хорошо относились. Так как я не мог говорить на их языке, мы объяснялись знаками, а девушка выучила несколько лакотских слов. Из Парижа мы поехали в Германию, а оттуда — в то место, где горит земля. Здесь стояла высокая гора с дырой наверху, словно в типи, и в этой дыре клокотал огонь. Я слышал, что в давние времена здесь, под землей, были погребены город и множество людей. Все это время я все сильней и сильней тосковал по дому — ведь прошло уже две зимы с тех пор, как я покинул родину. В конце-концов из-за своей тоски я заболел по-настоящему. Однако я считал, что должен остаться со своей группой до тех пор, пока не заработаю достаточно денег, чтобы уехать домой. "Мексиканец Джо" привез нас обратно в Париж, но там я не смог принимать участие в представлении, поскольку был сильно болен. Девушка, о которой я уже рассказывал, забрала меня к себе домой. Ее семья очень хорошо заботилась обо мне, и у них я поправился. И вот однажды утром я все-таки на короткое время попал домой. В то утро на мне была одежда васичу — туфли и все остальное. Единственно, что меня отличало от всех — это длинные волосы, свободно ниспадавшие на плечи. Чувствовал я себя хорошо, и мы готовились сесть завтракать. Моя подруга сидела рядом. Ее отец, мать и две сестры тоже сидели за столом. Когда мы уселись, я взглянул наверх, и потолок поплыл у меня перед глазами. Дом стал кружиться и вытягиваться вверх. Я увидел, как все мы с домом быстро поднимались вверх. Вот к дому спустилось облако, и вдруг я оказался стоящим на нем, а дом с оставшимися людьми поплыл вниз от меня. Я был один на облаке; оно стремительно неслось куда-то. Я боялся, что упаду — поэтому крепко держался за него. Далеко внизу виднелись городские дома, зеленые поля и реки, и все казалось плоским. Потом я оказался прямо над большой водой. Теперь я уже не боялся, потому что понял, что направляюсь домой. Вдруг меня окутала тьма, а потом снова стало светло, и внизу я увидел большой город. Я знал, что именно здесь мы садились на большую огненную лодку; теперь я находился в родной стране. Я был очень счастлив. Облако по-прежнему быстро неслось, и внизу мелькали города, речки и вновь города и зеленые поля. Потом я стал узнавать местность внизу. Я увидел Миссури, потом Черные Холмы, и центр мира, куда духи повели меня с собой во время великого видения. Наконец я очутился прямо на Пайн-Ридж, и облако замерло. Посмотрев вниз, я ничего не мог понять — казалось, лакоты съехались отовсюду, и стали здесь большим лагерем. Я увидел типи своего отца и матери. Они находились снаружи, мать готовила еду. Мне хотелось спрыгнуть с облака прямо к ним, только я боялся, что разобьюсь. Пока я смотрел вниз, мать подняла голову и взглянула вверх. Я был уверен, что она заметила меня. Но тут вдруг облако быстро понеслось назад. Я очень опечалился, но ничего не мог поделать. Опять оно пролетело над большим городом, а потом внизу опять была одна вода. После этого меня окутала беззвездная ночь. Я плакал оттого, что нахожусь совсем один в этой черной пустоте. Однако через некоторое время далеко впереди посветлело. Под собой я увидел уплывавшую назад землю, города, поля и дома. Вскоре облако остановилось над большим городом и дом, кружась, стал подниматься ко мне. Едва он коснулся облака, я сразу же оказался внутри, а дом, вертясь, стал опускаться. Вот дом оказался на земле, и до меня донесся голос моей девушки, а потом другие испуганные голоса. Я лежал в постели, а девушка, ее отец, две сестры и доктор как-то странно смотрели на меня, словно были испуганы. Тот лакота, что говорил по-английски, зашел с представления и рассказал мне, как все было. Говорили, будто сидя за столом, я посмотрел вверх, улыбнулся и замертво упал со стула. Три дня я лежал, как мертвый, и лишь время от времени чуть дышал. Часто нельзя было уловить, бьется ли мое сердце. Все были уверены, что я действительно скоро умру, и уже готовились купить для меня гроб. Если бы я не вернулся в тот день к жизни, меня бы, наверное, положили в хороший гроб; а так, я думаю, это будет простой ящик. Я никому не рассказал, где был все это время, ведь мне все равно не поверили бы. Несколько дней спустя мои хозяева услышали, что Пахуска вновь приехал в Париж. Мы все отправились на его представление. Пахуска был рад видеть меня. Он велел своим людям в честь меня трижды издать приветственный клич. Потом он спросил — хотел бы я остаться с группой или же вернуться домой. Я ответил, что очень тоскую по дому. Пахуска сказал, что устроит это; он достал мне билет и дал 90 долларов, а потом дал для меня большой обед. У Пахуски было твердое сердце. Через некоторое время за мной пришел полицейский и велел собирать вещи. Он проводил меня на поезд, и утром я был у большой воды, где меня посадили на огненную лодку. Восемь дней мы плыли по воде. Часть пути я проболел, но сильно не горевал, поскольку радовался скорой встрече с домом. Когда огненная лодка опять прибыла в тот большой город у меня на родине, я по железной дороге сразу же отправился домой. В Рашвилл мы прибыли рано утром. В здешних местах лакоты не жили, однако неподалеку стоял крытый фургон, который направлялся в Пайн-Ридж. В нем я и отправился. Когда я добрался до Пайн-Риджа, все кругом было именно таким, как я видел с облака. И точно, здесь собрались все лакоты, ведь это был год подписания того договора (1889 г.), когда васичу купили у нас всю землю между Дымной Землей (Уайт-Ривер) и Доброй рекой (Шайенн-Ривер). Почти три года меня не было дома, и я еще ничего не слыхал об этой глупости. Типи моей матери и других людей нашего племени стояли именно там, где я видел их, глядя вниз с облака. Родители были очень рады видеть меня, мать плакала от счастья. Я тоже заплакал. Теперь мне надлежало уже быть мужчиной, но слезы сами лились из глаз. Мать рассказала, что однажды ночью ей приснилось, будто я прилетел домой на облаке, но не смог остаться. И тогда я рассказал ей о своем видении. XXI. МЕССИЯ Еще до моего отъезда за большую воду наш народ сильно голодал. Васичу так и не дали нам тех припасов, которые были обещаны по договору об уступке Черных Холмов. Васичу сами составляли этот договор, а мы сопротивлялись ему. И все же васичу дали нам меньше половины того, что обещали. Поэтому еще до моего отъезда народ уже голодал. Но когда я вернулся, нам стало еще хуже. Вид людей вызывал жалость. Летом пришла сильная засуха — казалось, реки и ручьи вот-вот совсем пересохнут. Все, что люди сажали, чахло, а васичу присылали еще меньше мяса и других продуктов, чем раньше. Васичу перебили всех бизонов, а нас, словно скот, заперли на маленьких островках земли. Казалось, скоро мы все умрем от голода, ведь нельзя же питаться одними лживыми обещаниями, которые раздавали васичу. В довершение ко всему, васичу составили еще один договор, чтобы забрать половину и той земли, которая еще оставалась у нас. Как и раньше, наш народ был против. Однако приехал Три Звезды (генерал Крук возглавил комиссию, которая подготовила договор 1889 г. — ред.) и навязал нам его: васичу очень нужна была земля, расположенная между Дымной Землей и Доброй рекой. И вот лавина васичу, запятнанная грязными делами, ринулась и поглотила половину оставшихся наших земель. Когда Три Звезды пришел к Роузбаду, чтобы убивать нас, Бешенный Конь разбил и прогнал его. Теперь же он прибыл без солдат, и тем не менее рассеял и прогнал наших людей. Нас просто окружили со всех сторон, и мы ничего не могли ответить. Все то время пока я находился вдали от дома за большой водой, моей силы не было рядом со мной. Я был словно мертвец, и почти не помнил своего видения, а если случайно и вспоминал, оно казалось мне полузабытым сном. Сразу по возвращении люди вновь стали обращаться ко мне с просьбой об исцелении. Я сначала боялся, что сила навсегда покинула меня. Однако оказалось, что это не так, и я продолжал помогать больным, а их было очень много, поскольку из-за голода среди людей распространилась корь. Больных стало еще больше, когда зимой прошел коклюш и стал косить детей, истощенных недоеданием. Вот так все и шло. Люди были в жалком состоянии, они впали в отчаяние. Однако ранней весной, как раз когда я вернулся домой (1889 г.), с запада до нас дошли необычные вести. Люди только и говорили, что о них. Первыми услышали оглалы, которым рассказали об этом шошоны и Голубые Облака (арапахо). Они верили слухам, другие нет. Да, трудно было в это поверить. Когда я сам впервые прослышал об этом, мне показалось это пустой болтовней. А слух поведал о том, что там, на западе, в одном месте у подножия великих гор (Сиерра), что стоял перед большой водою, среди пайютов появился святой, который в своем видении разговаривал с самим Великим Духом. Великий Дух поведал его, как спасти индейские народы и сделать так, что васичу исчезнут, возвратятся бизоны, воскреснут мертвые, и земля обновится. Еще до моего возвращения люди собрались на совет, чтобы обсудить все это. Они послали к пайютам трех гонцов — Доброго Грома, Храброго Медведя и Желтую Грудь — чтобы те своими глазами посмотрели на этого святого и убедились в правдивости рассказов. Эти трое проделали долгий путь на запад, а осенью, когда я уже был дома, возвратились назад к оглалам и поведали удивительные вещи. После их возвращения недалеко от Пайн-Риджа в верховьях ручья Белая Глина собрался большой совет, но я не попал туда, потому что еще не верил этому. Может быть, лишь отчаяние заставляет людей верить слухам — думал я подобно тому, как изголодавшемуся человеку мерещатся горы еды. На большой совет я не пошел, но от других слышал все, о чем там говорилось. Эти трое — а им можно было верить — подтвердили дошедшие до нас вести, и рассказали вот о чем. Втроем они ехали, ехали до тех пор, пока не добрались до большой плоской долины (Долина Масонов, Невада). Эта долина расположена у последней гряды великих гор перед большой водой. И там они увидели Ванекиа, того, кто был сыном Великого Духа, и говорили с ним. Васичу называли его Джеком Уилсоном, но его настоящее имя — Вовока[47]. Вовока рассказал людям, что скоро вся земля обновится. Новый мир придет с запада ураганным облаком и сокрушит на этой земле все старое и отжившее. В этом обновленном мире, как в старину, будет много дичи, оживут все умершие индейцы и убитые бизоны опять будут бродить по степям. Святой дал Доброму Грому священную красную краску и два орлиных пера. Люди должны раскрасить свое лицо этой краской и исполнить пляску духов святой обучил ей Доброго Грома, Желтую Грудь и Храброго Медведя. Если люди послушаются этих советов, говорил святой, то они попадут в обновленный мир, а васичу исчезнут. Когда Вовока передал два орлиных пера, он сказал Доброму Грому: "Возьми эти орлиные перья и внемли им, с их помощью мой отец приведет к себе твой народ". Всю зиму об этом только и говорили. Когда я услышал о красной краске, орлиных перьях и возвращении народа к Великому Духу, я крепко задумался. У меня самого было видение, которое должно было привести людей назад, к священному кругу жизни народа. Быть может, на этого святого снизошло такое же видение и стало сбываться. Может быть, не одного меня выбрал Великий Дух, чтобы вернуть людей на красную дорогу добра, и если я помогу тою силой, что дарована мне, древо зазеленеет и народ будет спасен. Всю зиму эта мысль не покидала меня. Только я не знал, что именно за видение посетило того святого человека и жалел, что не могу поговорить с ним и все вызнать, как следует. Зима выдалась очень суровая, люди сильно голодали и болели. С началом заморозков от жестокой болезни, которая охватила многих, умер мой отец. Я сильно горевал. Казалось, счастье совсем покинуло нас. Еще до моего возвращения умерли мои младшие брат и сестра, а теперь вдобавок я остался без отца. Но у меня еще была мать. Работал я в одной торговой лавке васичу, чтобы иметь возможность приносить ей чего-нибудь поесть. Я продолжал работать там и думать о том, что рассказали Добрый Гром, Желтая Грудь и Храбрый Медведь. И все же тогда до конца я еще не верил им. В течение всей зимы людям хотелось услышать побольше о самом святом и о том новом мире, который скоро должен наступить. Поэтому на запад послали опять Доброго Грома, Желтую Грудь с двумя другими оглалами, чтобы они обо все разузнали еще подробнее. С ними поехали люди из других агентств. Среди них были Медведь Лягается и Короткий Бык[48]. Время от времени от этих двоих индейцев приходили письма с вестями. Люди верили всему, что слышали. Я же продолжал работать в торговой лавке и исцелять больных своей силой. Наступила весна (1890 г.), и я услышал, что посланцы, наконец, вернулись и все рассказы оказались правдой. Однако я и на этот раз не пошел на большой совет, но со слов других знал, что тот святой действительно сын Великого Духа. Еще в давние времена он пришел к васичу, но те убили его, и теперь он решил прийти к индейцам. Рассказывали, что в новом мире, который скоро придет, словно ураганная туча и сметет умирающую землю, васичу тоже не станет. Говорили еще, что случится это ровно через одну зиму когда появятся травы (1891 г.). Посланцы рассказали много других удивительных вещей о Ванекии, а они были людьми, которым можно доверять. Ванекиа мог заставить говорить животных, а однажды показал собравшимся видение. Все увидели большую воду, а за ней прекрасную зеленеющую землю, по которой ходили давно умершие индейцы, бизоны и другие животные. Потом Ванекиа заставил видение исчезнуть, поскольку на земле для него еще не наступило время. Вот когда пройдет одна зима и появятся травы, оно сбудется. Рассказывали еще, что как-то раз Ванекиа снял свою шляпу и попросил их заглянуть внутрь. И когда собравшиеся сделали это, то все, кроме одного, увидели там весь мир и все доброе, что есть в нем. И лишь один человек увидел изнанку шляпы и больше ничего. Сам Добрый Гром рассказывал, что силой Ванекии он вошел в типи из шкур бизона, где со своей женой жил давно умерший сын Доброго Грома, и они долго беседовали там. Все это было не похоже на мое великое видение, и я продолжал работать в лавке. Я просто был озадачен и не знал, что делать. Некоторое время спустя я узнал, что к северу от Пайн-Риджа, в верховьях ручья, шайен Медведь Лягается устроил первую пляску духов, и что люди, принявшие в ней участие, видели своих умерших родственников и разговаривали с ними. Потом я услышал, что они перешли на другое место и пляшут у ручья Вундед-Ни пониже Мандерсона. Я все еще не верил рассказам, но они сильней и сильней западали мне в душу с тех пор, как умер отец. Мне хотелось все разузнать самому. Что-то словно толкало меня пойти и посмотреть. Какое-то время я удерживался, но потом больше уже не мог, и, оседлав свою лошадь, поехал к ручью Вундед-Ни. Оказавшись там, я удивился и едва верил своим глазам — в том, что увидел, оказалось много от моего собственного видения. Танцоры, как мужчины, так и женщины, держались за руки, образуя большой круг, а в центре его стояло древо, выкрашенное в красный цвет. Большая часть ветвей на нем была срезана, а на оставшихся были еще высохшие листья. Все это в точности походило на ту часть моего видения, где священное древо тоже стояло, а круг мужчин и женщин, взявшихся за руки, был похож на священный круг жизни, в котором заключалась сила, способная заставить вновь зазеленеть это древо. Я заметил также, что священные подношения, принесенные людьми, были красного цвета, как и в моем видении. Лица людей были также раскрашены алой краской. Во время обряда они тоже пользовались трубкой и орлиными перьями. Я сел и с грустью стал наблюдать за танцующими. Казалось, все это каким-то непонятным образом пришло из моего видения, а я сам еще ничего не сделал, чтобы заставить зазеленеть древо. И тут меня вдруг охватило ощущение великого счастья. Конечно же, это было напоминанием мне сразу приступить к работе и помочь моему народу вернуться в священный круг жизни и вновь пойти священным порядком по красной дороге, как пожелали силы Вселенной, составляющие вместе одну силу. Я вспомнил, как духи взяли меня с собой к центру земли, показали мне все, что есть доброго, и объяснили, как моему народу добиться процветания. Вспомнилось также и то, как шесть праотцев рассказали мне, что с помощью их силы я должен буду вдохнуть в народ жизнь и как зазеленеет священное древо. Я готов был поверить, что мое видение, наконец, начинает сбываться и поэтому чувствовал себя очень счастливым. Отправляясь к месту пляски, я думал только посмотреть и узнать, во что верят люди, но теперь я решил остаться и использовать ту силу, что была дарована мне. В тот день пляска подходила к концу, но ее собирались начать на следующее утро, и я готов был плясать вместе со всеми. XXII. ВИДЕНИЯ ПОТУСТОРОННЕГО МИРА