В церкви Саша молился про себя, прося Господа наставить его на путь истинный. Поставив свечку за выздоровление от недуга, вышли из храма и пошли к Циммерам. На обратном пути Генрих сказал, что он полночи читал журналы по химии и думал. Ему показались разумными мои доводы и он хотел бы обсудить со мной дальнейшие действия. Придя к Циммерам, а аптека была закрыта по поводу воскресного дня, мы прошли в столовую и Лиза начала ставить на стол все, что осталось от вчерашнего пиршества. Служанка была опушена домой, она приходила убирать в комнатах каждый день по будням с утра, помогала готовить и подавала обед хозяевам, после чего ее отпускали. Завтрак и ужин Лиза готовила сама. Циммеры не держали лишней прислуги, был только аптекарский помощник, работающий по найму. Если нужно было куда-то ехать, нанимали извозчика — на Полянке их всегда была уйма — все же оживленная улица. Сделать что-то в доме — нанимали мастеров. То есть, жили Циммеры экономно, но в комнатах у них было очень уютно, и чувствовалось, что им нравится их гнездышко. Только вот гнездышко было без птенцов, как сказал Саша, роды чуть не убили Лизу, жизнь ей спасли, но ребенка потеряли и с тех пор она не могла иметь детей. Поэтому Лиза так заботилась обо мне, испытывая прямо материнское чувство к Саше. Отобедав, Генрих и Саша прошли в хозяйский кабинет, он же и библиотека. Удобно устроившись в кожаном кресле, Генрих набил табаком короткую трубку и закурил, пуская дым в сторону открытого окна. Саша сидел в таком же кресле напротив, переговоры опять были доверены мне. Я и так стал почти что не отделять нас друг от друга, иногда только условливаясь с Сашей, что говорить буду я, а он, в случае чего, подскажет. — Саша, я подумал и понял, что твоя идея правильная. Привилегию получить можно. Только это долго — год или два, если некому замолвить слово в министерстве или департаменте. Хорошо, мы получим привилегию через два года, кому ты ее хочешь продать — ты же будешь владельцем привилегии. — Генрих, поверь моему слову, ты в убытке не останешься. Если ты будешь осуществлять синтез красителя, то это отдельная плата для тебя и того, кого ты наймешь. Я же хочу поговорить с купцами, связанными с текстильной промышленностью и заводчиками-фабрикантами по этому профилю. Не скрою, начну с деда. А Ивану предложу сегодня же покрасить кусок шелка — есть у него на складе полтора десятка штук пожелтевшего от времени и неправильного хранения шелка, который можно сбыть за мелкие деньги, что братец и хочет, чтобы покрыть долг в гильдию, но можно покрасить и продать дорого. В этом случае Иван должен раскошелиться на красильщиков, а ты за отдельную плату изготовишь немного красителя. Главное, что это должно быть экономически выгодно по сравнению с теми красителями, что нам поставляют из-за рубежа. Ты можешь сделать такие выкладки по расходу красителя на покраску ткани и стоимости материалов и работ? — Я уже это сделал, Саша. Вечером я изготовил немного красителя, рассчитав веса ингредиентов, и покрасил квадратный фут дешевой ткани, потом тщательно промыл, высушил и три раза постирал, чтобы быть уверенным, что ткань после сушки не линяет при стирке. Результат отличный — краска прочная и нисколько не полиняла. Стоимость покраски тысячи квадратных футов раз в десять меньше той, что будет затрачена при покупке привозного британского красителя. Я куплю немного их краски и сравню результаты, а ты принеси немного шелка, мы проверим, так же хорошо красится шелк как хлопчатобумажная ткань. Только вот я не уверен в успехе с твоим дедом, ты же его знаешь — он самодур, каких мало. — Да, самодур, но и делец, каких поискать. Я взял ткань и пошел домой. Брат Иван был уже дома, и был немного навеселе. — А, здорово, Сашка, рад тебя видеть в добром здравии. — И я тоже, как идут дела? — А как сажа бела, в долгу как в шелку. — Кстати о шелке. Вроде у тебя завалялось полтора десятка штук белого шелка, который пожелтел. — Да, я уж его предлагал за деньги в три раза меньше, чем купил, а купил я его на полторы тысячи. — Хочешь продать с выгодой? Ловлю на слове — вернешь свое и с долгом расплатишься, остальное — мне. Только надо рублей 500 вначале, считай, аванс. — Да ты видать, Сашка, ты какому-то чиновничку на лапу по закупке хочешь дать. А вскроется? Каторга! Нет, я не участвую в таких делах. — Никому взяток я давать не собираюсь. Народ сам к тебе в лавку за этим шелком повалит и назовешь ты его "Царьградский пурпур". Вот такого цвета — и я показал ему ткань, покрашенную Генрихом. Такой цвет сохраняется и после трех стирок — ничего ему не делается. Нужно только кусок твоего шелка побольше — попробовать, как краска ляжет и не будет ли линять. — Цвет знатный, такого я не видел… А откуда краска? — Мы с Генрихом придумали, привилегию уже подали (это чтобы братец губы не растягивал). — Ну, Сашка, не ожидал. А сколько времени уйдет, чтобы 15 штук шелка покрасить? — Это с красильщиками сам договаривайся, с нас краска, на нее пять сотен и беру. Только не торопи их. Давай сначала договаривайся на 5 штук. — По рукам! А сколько тебе шелку надо для пробы? — Чтобы хватило на три хороших рубахи, или четыре-пять, если сам хочешь надеть и на твоего приказчика: как народ на рубаху-то глянет — с руками все оторвут. Для начала цену поставь в три раза больше, чем на простой шелк. Вот и получится тебе 2000 руб, нам с Генрихом по 1000 руб + аванс на материалы что мы тебе отдадим и 1000 — на наем персонала, реактивы и расходы по продажам — половина от этого сразу мне в виде аванса. Если что сверху, думаю, что брата не обманешь (конечно, обманет и глазом не моргнет) Получив шелк на четыре рубахи и пять сотенных аванса на доп расходы, я вернулся к Генриху. — Генрих, в общем, с нас краска — вот пять сотен аванса, можешь закупать реактивы и нанимать помощников. То, что продукт ядовит и работать надо в латексных перчатках под вытяжкой, ты и сам знаешь. А вот не будет ли ядовит шелк после обработки? — Саша, после промывки и сушки я до утра спал на покрашенной ткани и, как видишь, жив. Через неделю мы принесли Ивану краски на первые пять рулонов, затраты на краску оказались менее 100 рублей, включая труд помощника-химика. Предварительные испытания с пробным куском показали, что краска ложится равномерно, не выцветает, не выгорает на солнце и не линяет при десятикратной стирке. Еще через неделю первая партия пошла в продажу. Через два дня я зашел в лавку. Снаружи висела огромная вывеска — "Привозной товар, ограниченное количество "Царьградский пурпурный шелк", как у византийского императора" (это я подсказал про императора и рассказал историю про пурпур в древности). Перед лавкой толпился народ, с крыльца вещал Иван: господа, расходитесь, через две недели будет еще привоз товара. Увидев меня, Иван кинулся ко мне: — Братец, давай еще краски, видишь, что творится! — Да уж готово, по городу второй день слухи про волшебный шелк. — Это точно, ко мне такие господа приезжали, что я ни разу и не видел, предварительно заказов на все, что есть. — Ну вот, я же говорил тебе, а ты не верил, а Генрих, тот сразу поверил… — Так он ученый немец, ему виднее. — Вот у нас всегда так, чуть что — "ученый немец", а своих пинаем… А ведь пурпур у нас лучше британского получился — темнее и насыщенней цветом. Сдается мне, что они нам или второсортный товар поставляют или разводят краску вдвое. Вот, посмотри, — и я показал ему два лоскутка шелка: один более блеклый, другой насыщенно-пурпурный. Ну и какой бы выбрал византийский император? То-то же. Давай тарантас, поедем за краской. Когда Иван забрал бадейки с краской, Генрих спросил меня, как идут дела у брата. У него заказов на весь шелк, что остался, у лавки народ чуть не дерется. — Саша, я вот текст привилегии составил, так чтобы ни реакция Перкина, ни Зинина прямо не просматривались (мы же их комбинируем). У Зинина, кстати, самый экономичный путь синтеза, так что британцев в случае снижения ими цены мы можем давить ценой сами, а качество ты видел.[13] Из причитающегося мне куска шелка я заказал рубаху, ее уже сшили, надо будет забрать (деньги взял из 500 рублей аванса — это реклама, а она — двигатель торговли). После всех манипуляций с синтезом на руках Генриха осталось больше сотни: он мне отчитался в тратах письменно до копейки. Я передал остаток ему на другие работы, которые могут в будущем понадобиться, чтобы он не брал денег из семейного бюджета. С Ивана я рассчитывал получить еще минимум 2000 рублей и он подтвердил, что как только продаст последний отрез шелка, тут же со мной рассчитается, причем сказал в присутствии свидетелей — Генриха и Лизы. Забрав рубаху, я вернулся домой, где меня ждал конверт с надписью "Его благородию Александру Павловичу Степанову". Я распечатал конверт и услышал в голове Сашин голос: "Это почерк деда". Ну вот, на ловца и зверь, то есть дед, бежит… Из письма следовало, что дед ждет меня послезавтра на обед и пришлет к 12 коляску, но чтобы я не сообщал матушке и Ивану, куда поехал. Интересно, выходит, Лизе и Генриху можно? На следующий день я обговорил с Генрихом детали визита. Явно дед заинтересовался шелком, только ленивый в городе еще о нем не слышал. Предложить ему выкупить привилегию? За какую цену? — Генрих, мы партнеры, поэтому я предлагаю разделить гонорар в равных долях 50 на 50 процентов. Начнем торговаться с 10 тысяч, закончим на 6, меньше я не уступлю. Так что тебе будет тысяча с Ивана и 3 тысячи от привилегии. — Тебе решать, Саша, за предложение спасибо, но ведь застрельщик дела — ты, тебе и доля должна быть больше. И что ты собираешься, если не секрет, делать дальше. — Не секрет. Да ты уже знаешь, я хочу сделать лекарства от инфекционных болезней, в основе которых — то же бензольное кольцо, что и в феноле и в анилине. А второе — хочу сделать вычислительную машину для сложных математических расчетов. Ты, кстати не знаешь, сколько стоит простое телеграфное реле? Сименс вроде уже свой завод имеет в России. Или не зависеть от Сименса и наладить свое производство — вот на это и хочу положить свой гонорар. Финансировать же работы, а денег понадобиться вдвое больше, буду через производство красителей и лекарств. — Саша, ты, конечно, замахнулся на труднодостижимое. Но мне кажется, что у тебя получится. Вот и Лизхен говорит, что ты сильно изменился за месяц, не только окреп физически, у тебя блеск какой-то в глазах появился, прямо искры какие-то. И энергия через край бьет. — Насчет искр — это точно, как приделался головой, так искры из глаз брызнули, вот до сих пор и бьют через край. — Вот и смешинки всякие у тебя появились, а раньше был — бука букой. И вообще, какие-то необычные знания у тебя появились, вроде видишь обычные вещи, а по-другому, вот как с букетом получилось. И в химии разбираешься, а вроде в гимназии не блистал. — Ну, это наверно, тоже от удара по голове, иногда, говорят, и полезно бывает, удружил брат Ванечка. Хорошо, вот съезжу к деду, тогда обсудим дальнейшие наши действия. Наутро я нарядился в тужурку и брюки, отглаженные накануне Глашей, одел начищенные штиблеты. Посмотрел на себя в зеркало в новой рубахе — прямо горит "царьградский" шелк. На голову — фуражку. Глаша оглядела меня: — Неужто к барышне, барин? — Точно, угадала, если дело выгорит, с меня — коробочка монпансье.[14] Взял сверток с остатком шелка и вышел на улицу. У дома ждала пролетка. — Барин, ваше благородие, вы — Степанов Александр Палыч? — Да, угадал, братец. — Тогда садитесь, поедем. И мы поехали к деду. Я ожидал увидеть какую-то избу со слюдяными окошками (шучу, конечно). Но увидел вполне приличный купцу первой гильдии, двухэтажный особняк с большими окнами, но без архитектурных излишеств. Внутри в доме все было солидно и говорило о достатке хозяина. Войдя в хозяйский кабинет, я перекрестился на икону старинного письма и поклонился деду. Дед вышел из-за письменного стола с какими-то бумагами и счетами: — Здравствуй, Саша. Давно тебя не видел, экий ты молодец стал, прямо жених. — Здравствуй, дед, — я специально отказался от величания "Иван Петрович", сразу стремясь сблизиться. Если не удастся это, то не удастся и весь разговор. Нет, прокатило. — Мне уже сегодня ты второй говоришь, что я на жениха похож. — Это, Саша, от рубахи твоей знатной. Слух по всему городу прошел. Я уточнил, говорят Ваньке брат краску особую привез, вот он и покрасил шелк, что у него залежался. Никто не брал — он его испортил неправильным хранением, а вот гляди — покрасил и народ влет расхватал. Говорят, даже дрались за последние куски. Вот захотелось узнать прямо от тебя. — Вот, дед, тебе подарок, это такой же шелк как на мне, от одного куска. А краску эту мы с Генрихом, мужем Елизаветы сделали и назвали "Царьградский пурпур". Иван в гильдию задолжал, вот я ему и помог, не бесплатно, конечно, но он внакладе не остался. Еще десять штук шелка сейчас ему покрасят, а больше у него нет. — Ну, спасибо за шелк, удружил, — дед развернул сверток. — Прямо играет… А почему Царьградский? — Да любит у нас народ иностранное, а пурпур царьградские базилевсы императорским цветом почитали, на грамм краски несколько тысяч специальных ракушек уходило, поэтому очень дорогой была эта краска. — Значит, ваше изобретение? — Да, идея моя, а Генрих синтез краски сделал, химик он замечательный. — И дальше что хотите сделать? — Привилегию подать, а потом продать ее промышленнику, кто красками и тканями занимается. Вот тебе первому хочу предложить. — И дорого возьмешь за сей привилей? — Для тебя — недорого. 12 тысяч. Или много?