— И о них, конечно, тоже, — кивнул Иван Андреевич, — но в данном конкретном случае, третьим объектом интереса нашего зла выступаю я сам. На втором этаже заработал телевизор. Несколько секунд звук был слишком громким, и Илья отчетливо слышал голоса участников женского ток-шоу, затем громкость убавили, и в гостиную на первом этаже доносились лишь отдельные неясные звуки. — Вот если честно, я совсем ничего не понял, — признался Илья, — если с первыми двумя сторонами еще ничего, то с этим вашим ребром… — Это потому, что кофе без коньяка был, — вздохнул писатель. — Коньяк стимулирует мозговую активность. Он неторопливо поднялся со своего кресла, достал из пристенного шкафа бутылку и два фужера. Илья, подумав о том, что пьет уже третий день подряд, хотел было возразить, однако природная тактичность и аромат быстро разлитого по фужерам коньяка взяли верх. — Преступник, кто бы он ни был, личность неординарная, — Короленко грел в руках фужер, не торопясь сделать первый глоток, — я уверен, он не только оставил вам подсказки, которые в итоге заставили вас действовать, пусть для этого и понадобился целый год ожидания, он знал, что вы начнете действовать именно так. Он знал, что в конце концов я попаду в круг ваших интересов. Илья не выдержал и первым поднес фужер ко рту. Коньяк, приятно согревая горло, устремился по пищеводу в желудок. — А любой, кто попадает в круг интересов ведущего дело следователя, в той или иной степени становится подозреваемым. Так? Иван Андреевич пристально смотрел на растерявшегося Лунина. — Можете не отвечать, — сжалился Короленко, — я и так это знаю. Не знаю я пока лишь одного: хватит ли у вас ума из имеющихся на руках предпосылок сделать правильные выводы. * * * Когда Гурвин подъехал к знакомому особняку, уже начинало темнеть. Он посигналил, и створки автоматических ворот неторопливо разошлись в стороны, давая возможность проехать на территорию усадьбы. Марков вышел на крыльцо, чтобы встретить приятеля, однако первой это сделала Рокси. Отчаянно виляя маленьким лохматым хвостом, словно пытаясь взлететь с его помощью, она бросилась к ногам Гурвина. Он наклонился и потрепал болонку за ухом, та приветственно тявкнула. — Рокси, — притворно возмутился Марков, — ничего, что ты при живом мне с другим мужиком трешься? Болонка тявкнула еще раз и засеменила к хозяину. — Любят тебя звери, Григорий. — Марков крепко стиснул руку гостя. — Так ведь они хороших людей чуют, — улыбнулся Гурвин, — ты к ним с добром, так и они к тебе так же. Все просто. — Ты действительно так думаешь? — Марков с сомнением взглянул на приятеля. — Нет, — покачал головой Гурвин, — я о такой ерунде вообще не думаю. Пойдем в дом, что-то сегодня прохладно. — Да уж, — Николай цокнул языком, взглянув на затянутое тучами небо, — не Мальдивы. У тебя, кстати, какие планы на зиму, где греться будешь? — Он распахнул дверь и придержал ее, пропуская Гурвина в дом. — Пока не думал, — пожал плечами Гурвин, — что-то столько всего сейчас навалилось, пока не до отдыха. Они прошли в просторный, отделанный темным дубом кабинет хозяина дома. Рокси стремительно проскочила между ними и запрыгнула на специально для нее установленную кушетку, где немедленно свернулась калачиком и замерла. — Выпьешь? — тяжелая рука Маркова легла на створку бара. — Только немного, — кивнул Гурвин, — мне завтра к Молчановым, так что пусть хоть сегодня печень отдохнет. — Да уж, — Марков плеснул в бокалы немного виски и закрыл бар, — Роман Юрьевич и сам пьет аки конь, и другим не дает отстать. Я поражаюсь, как Маргарита терпит, она ж спиртное на дух не переносит. — Терпит, — усмехнулся Гурвин, — умный человек, а особенно женщина во всем найдет свои плюсы. Ты знаешь, что у них после Роминых попоек потом бывает? — Ну поведай. — Николай с нетерпением облизнул губы, ожидая пикантных подробностей. — Покаянный день, — усмехнулся Гурвин, делая небольшой глоток. — Рома пьет рассол и клянется, что больше никогда в жизни не будет так упиваться. Маргарита делает вид, что верит, но показывает, как сильно она на него обижена. И наш Роман Юрьевич, чтобы заслужить прощение жены, делает то, что и должен делать уважающий себя градоправитель — трясет мошной. — Чем он трясет? — удивленно поднял брови Марков. — Кошельком, — снисходительно объяснил Гурвин, — но так как свой собственный он уже давно опустошил, посему трясет городским. Удивляюсь, как там еще что-то осталось. Можешь быть уверен, если он после субботы быстро оклемается, то они уже в понедельник дня на три умотают в Европу, развеяться. — А я все думаю, куда он пропадает время от времени, — ухмыльнулся Марков, — и главное, ведь молчит как партизан, не колется. — Ну и ты молчи, Колюня, — посоветовал Гурвин, — знаешь и молчи. Рано или поздно, его, дурака, все равно посадят, но лучше пусть будет поздно. По мне, так он не самый плохой вариант. — Да по мне тоже, — немного подумав, согласился Марков. — Хотя, я одного не пойму, а чего ты сам не попробуешь? Тогда вся власть в одних руках будет, всем удобнее. — Нет, Николай, — решительно покачал головой Гурвин, — с государством иметь дело опасно, оно, как Кронос, сначала детей порождает, потом их же и съедает. — Ты мне сразу на человеческий язык переводи, — буркнул Марков. — Да было такое божество у древних греков, боялось, что дети его свергнут, вот всех и сжирало. Вот и у нас все по этой схеме работает. Ты знаешь, сколько у нас в стране мэров село? Почти каждый третий. Я вообще удивляюсь, что еще желающие находятся. — Так ведь земля наша богата, — хмыкнул хозяин дома, — дураками не обделена. — Вот и я о том, — кивнул Гурвин, — умный человек туда голову не сунет, умный человек вообще сильно голову высовывать не будет. Ладно, хватит лирики, давай о деле. — Можно и о деле, — Марков вздохнул, отставил в сторону бокал с недопитым виски, — хотя, куда ты так спешишь, еще даже строить ничего не начали. — Лучше мы сейчас все обсудим, до того, как начнем строить. Потом спорить уже будет глупо. — С тобой спорить так и так глупо, — хмыкнул Марков, — итак, мы все построили и всех собрали. Кстати, ты уверен, что мы сумеем их всех собрать? — Если мяса не пожалеем, то соберем, — уверенно отозвался Гурвин, — мясо они все любят. — Ну не скажи, моя Рокси мясо вообще никогда не пробовала. — Ну, так твоя Рокси пусть при тебе и останется, — отрезал Гурвин. — Соберем, всех соберем. — Хорошо, соберем, — сдался Марков. — И что потом, травить? — Травить нельзя. Ты представь, какой скандал поднимется. — Я не представляю такого варианта, при котором он не поднимется, — проворчал хозяин дома. — Тут ты прав, — согласился Гурвин, — шум будет в любом случае, но травить точно нельзя. Если фонд взялся организовать этот питомник, то за качество пищи он тоже отвечает. К тому же собаки — это ж тебе не люди, им от просроченной колбасы ничего не будет. Чем травить? Крысиным ядом? Что мы потом прокурорам скажем? А Маргарите? Какой вой она поднимет? — У меня от твоих вопросов голова болеть начинает, — поморщился Марков. — Ты ведь по-любому уже сам все решил. Так не тяни, рассказывай. — Да что тут придумать, Коль, — усмехнулся Гурвин, — ты прав, скандал будет грандиозный, и копать, значит, будут по-настоящему, даже Шубин не сможет это дело прикрыть. Какие из этого выводы? Выводы такие. У нас, у фонда, как у организации, все должно быть в идеальном порядке, документы, условия содержания, техника безопасности и вся остальная дребедень, какая только бывает. Но! — Григорий Александрович артистично щелкнул пальцами, — человеческий фактор. Например, сторож, в нарушение всех имеющихся должностных инструкций, которые надо будет не забыть сделать, притащил в сторожку газовый баллон, чтобы готовить пищу. И баллон этот самым неожиданным образом вдруг взорвался. Бамс, — Гурвин вновь щелкнул пальцами, — сторожка в огне, огонь перекидывается на остальные постройки, пожарные приезжают быстро, но не настолько, чтобы успеть кого-то спасти. Следствие устанавливает виновного, но виновный уже наказан, так крепко спал и не успел выбежать из сторожки. На этом все кончено. Думаю, правда, потом опять скинуться придется. — На взятки? — деловито уточнил Марков. — На памятник, — усмехнулся Гурвин, — поставим на месте пепелища гранитный крест метра три высотой. — Это ж собаки, — удивился Марков, — им разве крест можно ставить? — Ну как великомученикам. Почему нет? — пожал плечами Гурвин. — Если нельзя крест, поставим памятник. Представь, сидит пес и воет на луну. Красиво будет! — Вот у тебя фантазия пашет, — восхитился Марков, — с такой головой тебе точно не в мэры идти надо. Ты, Григорий, мог бы гораздо дальше пойти. — Нет уж, спасибо, — покачал головой Гурвин, — мне и поближе неплохо. Всегда надо знать, где остановиться. А то забредешь туда, откуда и дороги обратной нет. — Я вот только со сторожем не очень понял, — Николай задумчиво теребил мочку уха, — ладно, собаки, а это, как ни крути… человек, — удивленно произнес он последнее слово. — Ой, — голос Гурвина звучал насмешливо, — ой, как мы за ночь размякли. Вчера ты был не такой мягкосердечный, аж зубами скрипел, когда Ваню вспоминал. Что, в округе мало алкоголиков? Найдем такого, кому все равно помирать скоро. Чуть раньше, чуть позже — не велика разница. — Не боишься, — Марков пристально рассматривал собеседника так, словно видел его впервые, — грех на душу брать? Когда-то ведь спросят. — Он устало закрыл глаза и тихо повторил: — За все спросят. — Спросят, непременно, — ухмыльнулся Гурвин, — я сегодня обедал с Шубиным. Между делом поболтали немного. — И что интересного? — как можно безразличнее спросил хозяин кабинета, однако от собеседника не ускользнули напряженные интонации в его голосе. — А чего ты так заволновался, Коля? — Гурвин подался вперед и попытался заглянуть приятелю в глаза, — есть из-за чего? — Эти опричники и без всякого «чего» человека схомутать могут, — угрюмо отозвался Николай, — а этот Шубин, помяни мое слово, гнилой насквозь. Думаешь, если ему деньги платишь, ты его купил? Ничего подобного, это он сам тебя купил, а теперь ждет, когда можно будет продать подороже, чтоб сразу бах — и новая звездочка на погоны. — Он у меня на такой цепи сидит, — нервно отозвался Гурвин, — что если куда из лодки сигануть решит, то эта цепь его сразу на дно и утянет. Так что не драматизируй, не надо. А вот ты сам нервничаешь не без повода. И мне кажется, я этот повод знаю. — Да неужто, — начал злиться Марков, — поделись сокровенным. — Этот следователь, тот, который из области, думает, что кто-то специально совершил все убийства так, чтобы в итоге пришли к Ивану. А раз так, этот кто-то к Ивану неровно, я бы даже сказал, очень неровно дышит. И сейчас все местное управление занято тем, что составляет список тех, у кого с писателем были конфликты. Интересное занятие, верно? — Гурвин подмигнул собеседнику. — Только я тебе сам скажу, Николай, Иван, он ведь у нас неконфликтный товарищ, он ведь все больше отшельничает, редко, когда из своего гнезда выбирается. Так что список этот небольшой будет. Совсем небольшой — две, ну, максимум три фамилии. — И моя будет в списке, — хрипло произнес Марков. — Это вопрос или утверждение? — полюбопытствовал Гурвин. — Хотя не важно, в любом случае ответ один. Будет. Причем на первой строчке. Хотя почему я говорю в будущем времени? Все уже в настоящем.