– Мама, нет. Если ты что-то сделаешь, будет только хуже. Я делаю глубокий вдох. – Так что же, по-твоему, мне делать? – Ничего, – отвечает он. – Так же, как… – Сын не заканчивает фразу, голос его прерывается, но я знаю, что он собирался сказать. «Так же, как всегда». Должно быть, так оно и выглядит. Несмотря на то что он знает, сколько сил и времени я прилагаю к тому, чтобы защитить их. Это больно, но я это переживу. – Всё будет нормально. – Я могу записать тебя на дополнительный сеанс к терапевту, если ты… Коннор надевает носки, потом ботинки. Медленными, размеренными движениями, словно очень важно сделать это правильно. – Конечно. – Теперь голос у него ровный. Тревожаще безэмоциональный. – Как угодно. Это жуткое «как угодно» – словно стальная дверь, захлопнутая у меня перед лицом. Я часто слышала такое от моей дочери, но не от Коннора. Однако он растет и становится самостоятельной личностью. Я для него уже не укрытие от всех бед. Теперь я для него – помеха. Это больно. Я делаю вдох, чтобы усмирить холод, пронзивший меня насквозь. – Кто они? – спрашиваю. Коннор спокойно завязывает шнурки. – Зачем? Что ты собираешься делать, побить их? – Может быть. Потому что мне невыносимо видеть, как тебе больно, сынок. Совершенно невыносимо. Я слышу, как на последних словах мой голос начинает дрожать по-настоящему. Коннор тоже это слышит и бросает на меня короткий взгляд. Я не могу прочесть ничего по его лицу, и он отворачивается так быстро, что оно на миг размывается у меня перед глазами. – Было проще, когда мы переезжали, – произносит он. – Когда нам не приходилось просто принимать это. – Знаю. Ты хочешь куда-то переехать? Мне казалось, тебе нравится жить на одном месте. – Мне и нравилось. Я имею в виду – нравилась сама идея. Просто… – Коннор снова садится на кровать, вздыхает, но не смотрит на меня. – После школы я иду к Реджи в гости, помнишь? – Он говорит так, словно мы уже условились об этом. Но мы об этом даже не заговаривали. Однако я просто киваю и не возражаю. Моему сыну нужно ощутить, что ему есть чего ждать. – Позвонишь мне, когда придешь туда? – Я произношу это как вопрос, а не как приказ. Коннору, похоже, становится легче от этого. – Конечно, мам. – Он встает. – Наверное, нужно что-нибудь съесть. – Хорошая мысль. Я хочу обнять его, но вижу, что он не желает этого. Мое сердце болит за него. Я ужасно боюсь, что весь мир готов причинить ему вред, но я не могу остановить весь мир. Знаю, что не могу. Возможно, это самое худшее. К тому времени, как Коннор садится за кухонный стол, появляется моя дочь. Она вяло шаркает ногами, пряди темных волос свисают вокруг ее лица. Ланни одета в пушистый банный халат красного цвета, с изображениями мультяшного Дракулы. Она зевает так широко, что я практически вижу ее гланды. – Блин, – говорит она. – Опять в школу? – Опять, – соглашаюсь я. – Яичницу? – Конечно. Кофе? – Эликсир жизни со множеством сливок и сахара ждет тебя. Мы завтракаем всей семьей. Для меня эти моменты драгоценны, пусть даже для полусонных детей это не так. Мне приходится торопить Ланни, которая, как всегда, мешкает. Если я не буду подгонять ее, оба они опоздают на школьный автобус, а Сэму уже пора ехать. У дверей я обмениваюсь с Сэмом нежным поцелуем. Я вижу сожаление в его глазах. Сегодня мы упустили возможность немного побыть наедине. Я надеюсь, что вечером она у нас будет. Если ничего не случится. – Сэм? – окликаю я его. Он останавливается, не дойдя до своего пикапа. – Будь осторожен. – Так много правил! – говорит он с усмешкой. За деревьями разгорается заря, заливая все мягким, благостным светом. Он отражается от стекол машины и пикапа, и на секунду мне кажется, будто у меня галлюцинации, потому что ярко-красная точка на груди Сэма кажется неуместной. Еще до того, как я понимаю, что это, мое сердце начинает колотиться, словно паровой молот. Но к тому времени точка лазерного прицела приходит в движение. – Сэм! – В моем голосе отчетливо звучит тревога, но я вижу: он не понимает, о чем я его предупреждаю. Я уже готова крикнуть «ложись!», когда боковое окно его пикапа становится молочно-белым – это идет трещинами закаленное стекло. В центре зияет отверстие размером с монету. Звук выстрела эхом раскатывается по холмам за домом. Прилив адреналина подхватывает меня, и я выскакиваю за дверь, даже не осмотревшись. Сэм не ранен, но он так и торчит на открытом месте. Хотя и пригнулся, однако явно высматривает, откуда был сделан выстрел. – Зайди в дом! Он делает рывок к двери. Стреляли из-за дома и откуда-то сверху. Откуда-то с опушки леса на холме. Кто-то хотел, чтобы я видела, что он прицелился в Сэма и мог прострелить ему грудь так же легко, как окно его машины. – Господи боже, – произносит Сэм. Голос у него на удивление спокойный, но лицо побледнело. – Я его не видел. Я втаскиваю его в дом, захлопываю дверь, запираю замки. Включаю сигнализацию молниеносными движениями дрожащих пальцев. Дети вылетели из своих комнат и теперь стоят, застыв на месте, с белыми от тревоги лицами. – Прочь от окон, – приказываю я им и указываю в сторону кухни. – Спрячьтесь в убежище и сидите там! – Мам, это что, стреляли? – спрашивает Ланни. – Немедленно отведи Коннора в убежище! Она хватает брата и тащит его в указанном направлении. Я испуганно осматриваю Сэма в поисках ран. Иногда бывает так, что из-за адреналинового выброса люди не чувствуют, что в них попали. Но крови нигде не видно. Снайпер наметил смертельный выстрел, но потом намеренно промахнулся. Это было предупреждение. – Ты в порядке? – спрашиваю я его. Он смотрит на меня с тем же самым странным спокойствием. – Если не считать того, что я хотел бы застраховать машину на сумму побольше? Конечно. Он промазал. – Он не промазал. Он направил лазерный прицел точно тебе в грудь. – Но ты же знаешь, что на таком расстоянии лазерные прицелы ни хрена не стоят, – возражает Сэм. – Пули летят по баллистической кривой. – Он кладет руки мне на плечи, потом ведет ими вверх, обхватывая ладонями мое лицо. – Гвен. Дыши. Всё в порядке, это просто стекло. – Нет, – отвечаю я. – Это была угроза. Поворачиваюсь, хватаю свой телефон и звоню в нортонскую полицию – их номер у меня на быстром наборе. 2. Гвен Вероятно, не сюрприз, что копы практически ничего не обнаруживают. Они находят пулю, застрявшую в сиденье пикапа, но та расплющилась в лепешку. Эксперт-криминалист – которого я знаю как вполне компетентного специалиста – сомневается, что им удастся что-то из этого извлечь. И никаких следов стрелка. А точнее, слишком много следов. Эти леса исхожены охотниками вдоль и поперек. Молодой коп в форме, который опрашивает нас, мне незнаком. Выглядит он лишь чуть-чуть старше моей дочери. Пытается изображать профессионала, но в итоге тон его звучит снисходительно. – Мисс Проктор, я понимаю, что именно вы, по вашему мнению, видели, но сезон охоты на оленей только что открылся… – Для охотничьих ружей! – перебиваю я его, потому что очень зла. – Послушайте, я видела точку лазерного прицела! Это было не охотничье ружье. – Мэм, только из-за того, что кто-то выстрелил не туда и не вовремя, не следует делать выводы о чьих-то злых намерениях. Скорее всего, это просто случайность. Повезло, что никто не ранен, вот и всё. Я оскаливаю зубы. Прежде чем успеваю изречь новую ядовитую фразу, Сэм кладет ладонь на мой локоть. – Спасибо, офицер. У нас всё в порядке. Если вы сможете передать отчет для моей страховой компании… – Несомненно, – отвечает юнец. С Сэмом он куда более любезен. Ну, конечно. – Рад, что вы понимаете, сэр. Я понимаю его невербальное сообщение. Сэм здесь взрослый дядька, а я – истеричная баба. Мне хочется всадить пулю прямо в рот этому копу. Конечно же, я этого не делаю. Только скриплю зубами. Удивительно, что у меня до сих пор целы зубы. Сэм явно понимает все это, поскольку продолжает: – Спасибо, что приехали, офицер.