Но они не послушались. Оба охранника уже направляли пистолеты в его сторону. – Тыррр! – округло выговорил «Кедр», со звоном раскатились по асфальту гильзы. Володя отшатнулся, теряя равновесие, на белой рубахе расцвели два красных цветка, пистолет вылетел из руки. – Тыррр! – его напарник выполнил движение типа балетного фуэтэ, но это не помогло, все равно он получил свою пулю и, раскинув руки, тоже начал падение назад. Протазан быстро сориентировался даже в растянутой реальности, он развернулся и бросился обратно. – Тыррр! Тыррр! Тыррр! – зло взревывал пистолет-пулемет. Рой пуль настиг убегающего. От спины дорогого пиджака полетели ошметки ткани, зазвенело стекло, и он упал ничком прямо у спасительной двери. Впрочем, это была только иллюзия возможности спастись. Гаврош подскочил к распростертому телу, навел «Кедр»… – Тыррр! Тыррр! – еще несколько пуль пришпилили Протазана к асфальту, остальные с визгом отрекошетировали в стеклянную стену. Остался водитель. – Тыррр! – Гаврош не целясь, дал очередь по джипу: затрещали, покрываясь пробоинами, стекла, полетели брызги металла. Этого должно быть достаточно, чтобы даже при наличии у водилы оружия отбить охоту подводить итог развернувшейся на его глазах бойни. Для этого, кроме пистолета, должен быть боевой дух и недюжинное самообладание. Гаврош бросился бежать и через несколько бесконечных секунд запрыгнул в машину. Дверца «девятки» захлопнулась, и Лихой рванул с места. * * * Утренний туман плыл над водой. Арсений забросил удочку под самый камыш, положил удилище на рогатину и сел на раскладной стул. Волны от проходившей по Дону баржи прибили поплавок вплотную к камышу, но на это он не обратил никакого внимания. Сидел и смотрел куда-то вдаль, на противоположный берег. Рядом с ним такой же раскладной стол и ещё два пустых стула из комплекта. На столе бутылка водки, три пустых рюмки и простая закуска: жирная донская селёдка бочкового посола, сдобренная подсолнечным маслом и украшенная колечками сизого лука, домашний сыр, зелень, свежие помидоры, хлеб. Со стороны казалось, что старый вор просто отдыхает на природе. Наверное, так и было – он совмещал вынужденное с приятным: раз уж приходится ждать, то пусть ожидание будет отдыхом. Раньше, лет десять назад, он предпочёл бы ожидать отправленных на «дело» бойцов в каком-нибудь баре, а может, и в сауне, но с годами суета всё больше тяготила, а люди раздражали, хотелось тишины и покоя. Сутулясь, подошел Гном, принес глубокую тарелку с дымящейся картошкой и блюдце с маслом. – Пацаны звонили, говорят – город на ушах стоит! Из Протазана решето сделали, да еще охранников положили… А когда они заявятся? Может, поешь пока? – Я сказал, чтобы оторвались и переночевали где-нибудь. А потом – сюда. Так что, должны с минуты на минуту, подожду… И действительно, скоро приехали Гаврош с Лихим. Оставили машину у ворот, неспешно подошли к берегу. Настроение у обоих было хорошим. – Как прошло? – спросил Арсений. – Всё нормально, – ответил Гаврош. – О, селедочка! Да и водочки выпью с удовольствием! – Бока только болят, – сказал Лихой. – Всю ночь пришлось в машине корячиться. – Ну, лучше пусть от машины, чем от ментовских прикладов! – заметил Арсений. – Присаживайтесь, наливайте! Парни сели за стол. – Однозначно лучше! – согласился Лихой, наполняя рюмки. Гном принёс накрытую крышкой сковороду на разделочной доске, поставил на стол и ушёл обратно. Арсений достал из карманов пиджака две одинаковых с виду пачки денег, протянул каждому. – Молодцы! Выпьем! Гаврош снял крышку, и свежий воздух наполнился вкусным запахом жареного мяса. Они выпили. Гаврош и Лихой тут же набросились на еду, а Арсений молча наблюдал за ними. – Ну, теперь подробней! – потребовал он. – Как прошло? – Гладко! – сказал Лихой. – Ну, у Наполеона и нервы! Как в тире отстрелялся! Я у него спрашиваю: мандражировал? А он мне дал пульс пощупать… – И что? – заинтересовался Арсений. – У меня сердце колотится, как собачий хвост, а у него вообще пульса нет! Они выпили еще, потом еще, Лихой в который раз пересказывал все детали операции. Но насчёт сомнений Гавроша стрелять в охранников он умолчал. И Гаврош это оценил. – Хорошо, что вы сработались! – похвалил Арсений. – И хорошо, что первое дело прошло как по маслу! Потому что слова – это одно, а дела – совсем другое! Сейчас я в тебе окончательно уверился! Последняя фраза была адресована Гаврошу. – Теперь можешь снять квартиру в городе и жить сам по себе, – продолжил Арсений. – Ты доволен? Нет проблем? Гаврош помолчал. – Нормально! Только есть одна проблемка. И если будем вместе работать… – Говори, тут все свои! – Есть у меня два земляка: Худой и Чага… Они в кодле Никитоса отца убили… Худой срок мотает, мне его не достать… – Отец – святое дело, – кивнул Арсений. – И эту историю я слышал, знаю, что с Никитосом вопрос закрыт. А на какой зоне этот Худой чалится? – Не знаю, – пожал плечами Гаврош. – Ладно, это я пробью. И определю потом, что можно сделать. А второй… Как его, говоришь, погоняло? – Чага. Этот, вроде, в Климовке так и ошивается. – Ну, а какие проблемы тогда? – пожал плечами Арсений. – Поезжайте с Лихим и разберитесь! – Вообще не проблема! – кивнул захмелевший Лихой. * * * «Девятка» Лихого с номерами от давно разбитой «шестёрки» заехала в Климовку после обеда. На переднем пассажирском сидел Гаврош в парике и с усами. У напарника это вызывало насмешки, но Гаврош не обращал внимания: он считал, что сохранившийся только в литературе и кинематографе подобный метод изменения внешности должен использоваться и в реальной жизни. – Показывай, куда тут! – сказал Лихой. – Сейчас направо и дальше прямо до конца улицы. – Этот Чага кто по жизни? – Обычный бык. Дерзкий, тупой, боксом раньше занимался… Давно. – Да, может оборотку дать… – скривился Лихой. – Зачем тебе вообще с ним разговаривать? Вальнём сразу, и дело с концом! – Нет! Он должен знать за что! – Понты киношные, – проворчал Лихой. – Как этот твой маскарад… – Тормози, вон уже его дом. Гаврош остался сидеть в машине, а Лихой пошёл к покосившейся дощатой избушке. Но вскоре вернулся. – Нет там никого! Может, он уже здесь не живёт? – Не знаю. Поехали прокатимся! Райцентр не Тиходонск, найдем. Знаю я их клубы по интересам… А интереса у Чаги всего два: водка да пиво. А потом третий появляется: бабы и драки. Эти любили в «Перекрестке» тусоваться, там вся шваль собирается… Они покрутились по улицам, подъехали к пивной, ресторану «Восход», шашлычной. Минут через тридцать за столиком летнего бара «Перекрёсток» увидели издали Чагу. Он потолстел, обрюзг и то ли отпустил бороду, то ли давно не брился. – Я же говорил, интересы у них не меняются! – презрительно усмехнулся Гаврош. – Иди, закорешись с ним на блатной теме! Лихой проехал немного дальше, развернулся и остановился. Теперь Гаврош хорошо видел стол, за которым сидел Чага с двумя подвыпившими щуплыми парнями, явно моложе его. – Да, ясно, на что такая рыба клюет. Садись тогда за руль и жди, – напарник вышел и развинченной походкой, засунув ладони в задние карманы джинсов, направился к бару. Чага говорил на повышенных тонах, молодые собутыльники почтительно слушали. На столе перед ними стояли три пустых бокала из-под пива, рядом – горка шелухи от семечек, а у ножки стола – пустая бутылка из-под водки. – Ты знаешь, как мы всех держали? – Чага сжимал кулак с такой силой, что даже скрипел зубами. – Вот так мы всех держали! А вы? Вы что можете, шибздики? Вас никто не знает даже! Лихой купил бутылку водки, четыре разогретых в микроволновке сосиски на тарелке и подошёл к столику. – Привет, Чага! Я подсяду? Все трое уставились на него пьяными взглядами. Лихой поставил бутылку на стол. – Не привык бухать в одно рыло!