– Мне жаль, что вы так думаете, но даже если вы и правы, то, обратившись к этой теме, мы едва ли будем испытывать недостаток в предметах для беседы. Мы вполне можем сравнить наши мнения о прочитанном. – Ах, нет же, я не могу разговаривать о книгах в бальном зале. В такой обстановке моя голова полна совершенно иных мыслей. – В такой обстановке вами целиком овладевает настоящее? – с сомнением предположил он. – Совершенно верно, – согласилась Элизабет, впрочем, не совсем осознавая, что говорит, так как в этот момент мысли ее блуждали где-то очень далеко. Однако, через пару секунд опомнившись, она смущенно воскликнула: – Я помню, как вы однажды сказали, мистер Дарси, что с трудом прощаете людям их слабости и что, коль скоро вы на кого-нибудь обиделись, этот человек для вас больше не существует. Надеюсь, вы весьма осторожны с такими сильными чувствами! – Вы правы, – уверенно подтвердил ее предположение молодой человек. – И вы даже не допускаете, что можете быть ослеплены предрассудками? – Надеюсь, что нет. – Так случается особенно часто с теми, кто никогда не меняет собственного мнения, чтобы не подвергать сомнению справедливость первого своего суждения. – Могу ли я узнать, к чему ведут ваши расспросы? – Всего лишь к тому, чтобы проиллюстрировать ваш характер, – отвечала барышня, пытаясь стряхнуть с себя пелену раздражения. – Я тешу себя надеждой добиться полного сходства. – И как вы расцениваете собственные успехи на этом поприще? – Как очень слабые, – печально покачала головой она. – Мнения о вас столь противоречивы, что задача моя с каждым днем становится все непосильней. – Охотно этому верю, – мрачно отозвался мистер Дарси. – Обо мне действительно ходят самые различные толки. Но мне хотелось бы, мисс Беннет, чтобы вы не торопились добиться полного сходства в спешке, потому что я опасаюсь, как бы ваш вердикт не высветил худшие стороны в нас обоих. – Но если я не воспользуюсь моментом сейчас, кто знает, предоставится ли мне еще когда-нибудь такая возможность. – Ну что ж, не смею препятствовать вашему удовольствию, – холодно заметил молодой человек. Элизабет не нашла, чем ответить; и они молча закончили танец и так же молча расстались. Чувства каждого глодала неудовлетворенность, правда, в разной степени. В сердце Дарси полыхал пожар любви, которая немедленно простила мисс Беннет и направила весь гнев израненной души на другого. Не прошло и минуты, как они разошлись, когда к Элизабет приблизилась мисс Бингли и с подчеркнуто любезной надменностью окликнула ее: – Итак, мисс Элиза, я слышала, вы весьма довольны знакомством с Джорджем Уикемом! О нем со мной говорила ваша сестра. Она задала мне тысячу вопросов, и из них я поняла, что этот молодой человек в пылу беседы забыл рассказать вам о том, что он приходится сыном старому Уикему, который служил камергером у покойного мистера Дарси. Позвольте мне на правах вашей приятельницы дать вам один весьма дельный совет: не стоит верить на слово всем его утверждениям. А что касается того, будто мистер Дарси обошелся с ним бесчестно, то это вообще полная ложь, потому что он, напротив, всегда был неосмотрительно добр к нему, хотя Джордж Уикем и платил за это черной неблагодарностью. Я не знаю всех подробностей, но одно могу утверждать со всею определенностью: мистеру Дарси не в чем себя винить за то, что он не может слышать этого имени и что он безмерно обрадовался, не найдя его среди гостей, несмотря на то, что мой брат счел неприличным пригласить остальных офицеров и обойти своим вниманием этого. Сам его приезд в наши места – неслыханная дерзость, и мне не понятно, как он осмелился это сделать. Я скорблю о том, что вынуждена говорить о вашем фаворите все эти нелицеприятные вещи, мисс Элиза. Впрочем, принимая во внимание его происхождение, вряд ли есть смысл ждать от него чего-то большего. – Степень его вины и низкое происхождение в ваших глазах одинаково ужасны, – огрызнулась Элизабет, – так как, судя по тому, что я только что услышала, основное его преступление состоит в том, что он сын камергера мистера Дарси; но об этом, уверяю вас, он лично рассказал мне при первой же нашей встрече. – В таком случае, не смею более вас задерживать, – хмыкнула в ответ девица. – Простите мне мое вмешательство. Оно было вызвано благими побуждениями. “Дерзкая девчонка! – негодовала про себя Элизабет. – Ты сильно ошибаешься, если думаешь, будто можешь повлиять на мое мнение такими жалкими выпадами. В этом я чувствую только твое сознательное невежество и злую волю мистера Дарси.” Она отправилась на поиски старшей сестры, которая в этот момент подвергала мистера Бингли допросу с пристрастием. Джейн встретила ее с такой очаровательной улыбкой, с таким блаженством на лице, что и без слов было понятно, в каком восторге она от этого вечера. Элизабет всегда читала мысли сестры; и все ее негодование на злопыхателей и озабоченность судьбой мистера Уикема отошли на задний план при виде того, как близка Джейн к своему счастью. – Расскажи мне, – попросила она с улыбкой, не менее лучезарной, чем у сестры, – что тебе удалось выяснить о мистере Уикеме. Впрочем, ты, наверняка, была слишком занята собственным удовольствием, чтобы думать о ком-либо еще. Если мое предположение верно, ты можешь смело рассчитывать на мои извинения. – Нет! – воскликнула Джейн. – Я не забыла о нем; но, боюсь, ничего хорошего для тебя я сообщить не могу. Мистер Бингли не знаком со всеми подробностями этой истории и совершенно не знает обстоятельств, которые так оскорбили мистера Дарси, но он головой ручается за порядочность и достойное поведение своего друга и полностью убежден в том, что мистер Уикем не заслуживал такого внимания мистера Дарси, кое он получал в свое время. Мне тяжело об этом говорить, но, судя по словам мистера Бингли и его сестры, мистер Уикем ни в коей мере не может считаться порядочным молодым человеком. Боюсь, он действовал весьма неблагоразумно и вполне заслужил такое к себе отношение со стороны мистера Дарси. – Мистер Бингли ведь не знаком лично с мистером Уикемом? – Нет. Он никогда его не видел до той самой встречи в Меритоне. – Значит, свое мнение он составил со слов мистера Дарси. Ну что ж, я полностью удовлетворена. Но что он говорил о завещании? – Он не совсем четко помнит все обстоятельства, хотя мистер Дарси и рассказывал ему о них не единожды; но ему кажется, будто оно было составлено с отдельной оговоркой особых условий. – Нисколько не сомневаюсь в честности мистера Бингли, – тепло заверила Элизабет, – но надеюсь, ты меня простишь за то, что я не поверю просто голословным утверждениям. Защита мистера Бингли, безусловно, была бы сильным аргументом; но, поскольку он незнаком с целым рядом обстоятельств этого дела и находится в курсе событий исключительно благодаря рассказам мистера Дарси, я не могу изменить своего мнения ни об одном из этих джентльменов. Снова улыбнувшись, Элизабет сменила тему и поздравила обоих молодых людей с замечательным вечером, и при этом чувства ее к каждому из них были почти одинаковы. Она с удовольствием выслушала скромные, но полные надежд планы сестры, которая всеми силами старалась подчеркнуть, в сколь огромной степени их осуществление зависит от мистера Бингли. Когда к девушкам присоединился сам предмет разговора, Элизабет спешно отправилась на поиски Шарлотты Лукас, но, находясь все еще под впечатлением от счастья сестры, оказалась не в силах отвечать на расспросы подруги. Вскоре с барышнями столкнулся мистер Коллинз, который с ликованием сообщил кузине о своем открытии: – Совершенно нечаянно я обнаружил, что в этом зале находится некто, кто является близким родственником моей покровительницы. Я случайно услышал, как он упомянул той леди, которая всех нас милостиво сюда пригласила, имя своей кузины мисс де Бург и ее матери леди Кэтрин! Как много в мире приятных сюрпризов! Кто бы мог подумать, что я встречу именно здесь, на этом балу, племянника самой леди Кэтрин! Я просто счастлив оттого, что открытие это случилось вовремя, и теперь я могу засвидетельствовать свое почтение этому джентльмену. Надеюсь, он простит меня за то, что я не сделал это в самом начале приема. Мое полное неведение данного обстоятельства должно оправдать эту задержку. – Уж не собираетесь ли вы представиться мистеру Дарси? – Именно так. Я буду молить его о прощении за то, что не подошел к нему раньше. Нет, он определенно племянник самой леди Кэтрин! Я заверю его в том, что семь дней назад ее милость чувствовала себя превосходно. Элизабет постаралась отговорить кузена от этого поступка, заверяя его в том, что мистер Дарси – при том, что их еще не представили, – скорее сочтет его обращение непозволительной дерзостью, чем комплиментом тетке; что во всей этой идее нет ни капли здравого смысла и что если бы мистера Дарси заботило здоровье родственницы, то он бы сам завел с ним знакомство. Мистер Коллинз выслушал ее увещевания с самым решительным видом, но все равно вознамерился поступить по-своему и, дождавшись, когда поток ее аргументов иссякнет, наконец заявил: – Моя дорогая мисс Элизабет, я весьма высоко ценю ваше мнение обо всем, о чем вам угодно его высказывать, по крайней мере в пределах тех вещей, кои вы способны понять. Но позвольте мне заметить, что есть огромная разница между принятыми формами любезности у мирян и у тех, кто посвятил свою жизнь благодати Господней. Простите мое несогласие с вами, но я твердо склонен расценивать как равные сообщество верховного духовенства и высший светский круг нашего королевства, разумеется, если только поведение последних определяется Божьими заповедями и отмечено праведностью. Поэтому я прошу позволить мне в данном случае следовать сообразно своим моральным принципам, которые теперь требуют от меня именно такого поступка. Прошу прощения и за то, что не воспользовался вашим советом, направленным, несомненно, на мое же благо. В любом другом случае я готов воспринимать ваше мнение как неукоснительное руководство к действию, но сейчас, сдается мне, в этом деле лучшими советчиками являются мое собственное образование и положение, чем мнение такой очаровательной девушки, как вы. Засим, отвесив низкий поклон, он удалился донимать своими атаками мистера Дарси. Элизабет с нескрываемым интересом наблюдала за реакцией молодого человека, чье изумление от такого обращения было совершенно очевидным. Свою речь о здоровье благодетельницы кузен предвосхитил торжественным поклоном; и, хотя со своего места Элизабет и не могла услышать всего обращения, по движению его губ она поняла слова «извините», «Хансфорд» и «леди Кэтрин де Бург». Сама склоненная поза родственника безмерно ее забавляла. Мистер Дарси совершенно растерялся от такого напора; и когда мистер Коллинз, наконец, дал тому шанс заговорить, молодой человек отвечал со сдержанной любезностью. Однако это обстоятельство вовсе не обескуражило мистера Коллинза, но по мере продвижения второй его речи в глазах мистера Дарси все больше и больше зрело презрение. Как только пастор закончил свою проповедь, мистер Дарси холодно кивнул и, немедленно отвернувшись, зашагал в сторону. Мистер Коллинз степенно вернулся на то место, где он оставил Элизабет. – Уверяю вас, – обратился он к кузине, – что у меня нет никаких причин, чтобы быть недовольным оказанным мне приемом. Мистер Дарси был весьма польщен таким вниманием. Он говорил со мной предельно вежливо и даже порадовал меня, сказав, что леди Кэтрин никогда не приблизила бы к своей милости человека недостойного. Очень разумная мысль, не правда ли? Таким образом, в целом я остался вполне доволен нашей беседой. После этого заявления Элизабет окончательно утратила интерес к родственнику, поэтому поспешила переключить все свое внимание на мистера Бингли и собственную сестру. Радостные мысли, охватившие ее при виде этой прекрасной пары, сделали ее почти столь же счастливой, как и саму Джейн. Она представляла ее хозяйкой этого самого дома, довольную и спокойную, какой только может быть дама, нашедшая в супруге преданного и нежного друга. Предвкушая такую идиллию, Элизабет была даже готова полюбить обеих сестер мистера Бингли. От девушки не укрылось, что мать ее мыслит абсолютно в том же направлении, хотя и гораздо проще и предметней; и поэтому она решила пока не попадаться ей на глаза, чтобы избежать риска быть перегруженной чрезмерной информацией. Однако, судьба нанесла ей тяжелый удар, потому что, когда гости садились к столу, их места оказались рядом друг с другом; и, таким образом, Элизабет не могла не слышать, как ее матушка совершенно открыто и свободно беседует с леди Лукас о том, как она надеется на скорую свадьбу Джейн и мистера Бингли. Тема эта весьма оживила миссис Беннет, и она неутомимо перечисляла бесчисленные преимущества этого альянса. Он такой очаровательный, и такой богатый, и живет всего в трех милях от Лонгбурна! Было также замечено, что обе будущие невестки очень привязаны к Джейн, и поэтому желают этого брака столь же сильно, сколь и она. И нельзя забывать о том, какую пользу принесет замужество Джейн младшим. Став миссис Бингли, она введет сестер в круг богатых приятелей мужа; и шансы крошек найти себе достойных кавалеров существенно повысятся. Это особенно важно для нее, потому что старшая сестра, имеющая возможность принять на себя заботы о счастье младших, – сущее облегчение для старой и немощной матери, которая отныне сможет выезжать в свет тогда, когда ей того захочется самой. Во всем следует находить удовольствие, особенно если этого требует этикет, но в целом мире трудно было отыскать человека, менее всего расположенного к роли домашней затворницы, чем миссис Беннет. В завершении своей речи мадам пожелала леди Лукас того же счастья, хотя по ее ликующему тону триумфатора было совершенно ясно, что шансов у той на такую удачу нет никаких. Тщетно старалась Элизабет хоть как-то усмирить словоохотливость матери или хотя бы заставить ту оглашать свои радужные проспекты не таким громким шепотом. И надо же было такому случиться, что весь этот разговор состоялся в непосредственной близости от мистера Дарси, сидевшего напротив дам. В ответ на увещевания миссис Беннет лишь попросила Элизабет не молоть чепухи. – Умоляю тебя, голубушка. Ну, кто такой мне этот мистер Дарси и отчего это мне следует его опасаться? Уверена, мы ничем ему не обязаны, чтобы следить за своими словами и, упаси Бог, не сболтнуть чего-то такого, о чем ему неприятно слышать. – Ради всего святого, мама, говорите потише. Чего вы, в конце концов, добьетесь, обидев мистера Дарси? Этим вы едва ли заслужите расположения его друга. Ничто из сказанного, тем не менее, не возымело должного действия. Мать продолжала рассуждать о счастье все так же громогласно, а дочери оставалось лишь краснеть от стыда и возмущения. Она ничего не могла с собой поделать и часто бросала в сторону мистера Дарси виноватые взгляды; и с каждым новым разом уверенность ее в том, что самые страшные предположения верны, возрастала. Несмотря на то, что молодой человек почти ни разу не обернулся в сторону миссис Беннет, не оставалось сомнений в том, что все его внимание приковано именно к ней. Выражение его лица менялось постепенно, переходя от равнодушия и сдержанного раздражения к грозовой мрачности. Однако через какое-то время поток речей миссис Беннет все-таки должен был иссякнуть, и так оно и случилось; и леди Лукас, доселе зевавшая, будучи не в силах разделить всех восторгов приятельницы в полной мере, с облегчением переключила свое внимание на холодную ветчину и цыпленка. Элизабет начала приходить в себя. И все же спокойствие ее оказалось недолговечным, потому что, как только гости завершили трапезу, над толпой принялся витать гомон, среди которого отчетливо слышалось слово «музыка»; и уже через пару минут девушка с замиранием сердца заметила, как после недолгих уговоров ее сестра Мэри прошествовала к инструменту, приготовившись ублажить честную компанию. Помешать столь явной услужливости ни многозначительные ее взгляды, ни грозно сдвинутые брови были не в силах. Мэри не поняла ни одного знака. Такая возможность выделиться ласкала и лелеяла барышню, поэтому, немедленно усевшись за фортепьяно, она принялась самозабвенно петь. Сердце Элизабет холодело с каждой минутой, и она, не отрываясь, смотрела на сестру, с нетерпением ожидая, когда же, наконец, закончатся эти бесконечные стансы. В какое мгновение она даже с облегчением вздохнула, но не тут-то было: когда Мэри уселась к столу, получив множество благодарностей, ее чуткое ухо среди прочего шума уловило намек на то, что такое удовольствие достойно продолжения; и поэтому, выдержав паузу в полминуты, она снова заспешила к инструменту. Нужно заметить, что силы Мэри вовсе не были рассчитаны на такое нелегкое упражнение: голос был слаб и звучал далеко не очаровательно, а манеры казались натянутыми и скованными. Элизабет билась в бессильной агонии. Она безутешно посмотрела на Джейн, но та была увлечена беседой с мистером Бингли. Тогда ее взгляд переместился на обеих сестер молодого человека, в этот самый момент строивших друг другу уморительные гримасы, и на мистера Дарси, остававшегося все столь же непроницаемо мрачным. В отчаянии она обратила свой взор к отцу – ведь не могла же, в конце концов, Мэри пропеть весь вечер! Родитель понял намек; и, как только закончилась вторая песнь, он, не теряя ни секунды, громко объявил: – Деточка, ты замечательно выступила. Мы все очень довольны, но позволь же и другим юным леди показать свое мастерство. Мэри, притворившись, будто не расслышала объявления, все же смутилась и замешкалась. Элизабет, чувствуя вину и за сестру, и за речь отца, поняла, что переполох, который она устроила, не принес ничего хорошего, потому что теперь алчные взоры собрания блуждали по толпе в поисках новых жертв. – Если бы я только обладал даром певца, – заявил мистер Коллинз, – я бы с превеликим удовольствием исполнил какую-нибудь прелестную вещицу для столь утонченной аудитории, потому что я склонен рассматривать музыку как невинное развлечение, совершенно уместное в профессии духовного наставника. Разумеется, я вовсе не хочу сказать, что достойны оправдания те, кто уделяет праздному слишком много времени, – ведь суетность противна благодати. Вот, например, у нас, приходских пастырей, весьма много дел. На первом месте, разумеется, стоит вопрос обложения церковной десятиной; и здесь важно правильно установить ее размер, чтобы и самому поиметь выгоду, и при этом не обидеть покровителя. Много времени уходит на написание проповедей, а то, что остается, надо посвятить приходским делам и собственным нуждам, ибо желание комфортной жизни не противоречит Божьим заповедям. Немаловажен и тот факт, что священник должен уделять достаточно времени на услужение ближним, особенно тем, кому он обязан своим продвижением. Такое внимание является его долгом; и меня переполняет возмущение при виде иного человека, который не утруждает себя тем, чтобы засвидетельствовать свое почтение любому, так или иначе связанному с родным семейством. Нравоучение сие было произнесено таким громким голосом, что его, несомненно, услышали даже на противоположном конце зала. Завершил достойный монолог весьма церемонный поклон в сторону мистера Дарси. Гости с удивлением уставились на молодого человека. Многие заулыбались, но никто не выглядел таким рассмешенным, как мистер Беннет. Впрочем, его жена с совершенно серьезным видом похвалила мистера Коллинза за такую разумную речь и полушепотом сообщила леди Лукас о том, как умен и добр этот человек. Элизабет начинало казаться, будто вся ее семья решила в этот вечер показать себя во всей красе и что едва ли кто-либо сыграет эту роль более вдохновенно, целеустремленно и успешно, чем ее родные. Радовало только то, что некоторые из пассажей прошли не замеченными ни мистером Бингли, ни в особенности его сестрами и что уделять слишком уж много внимания людской глупости и самонадеянности было не в характере хозяина приема. Тем не менее, перспектива того, что уж кто-кто, а мистер Дарси и сестры Бингли не упустят возможность перемыть кости ее родственникам, удручала; и Элизабет так и не смогла определить, что же ей более всего неприятно – мрачное затишье мистера Дарси или полные победного злорадства улыбки мисс Бингли и миссис Херст. До самого конца приема ничто более не было способно хоть как-то порадовать бедную Элизабет. Ее по-прежнему донимал мистер Коллинз, все время преследовавший барышню по пятам. Хотя тому и не удавалось никакими посулами завлечь кузину на новый танец, он считал себя не вправе приглашать кого-либо еще, и поэтому девушка была обречена терпеть его общество. Тщетны были все ее уговоры обратиться к очаровательным девушкам, в изобилии наполнявшим зал и только и ждавшим, чтобы к ним подошел кавалер. Мистер Коллинз поспешил заверить избранницу в том, что он абсолютно равнодушен к танцам, что в самом начале бала танцевал с Джейн только для того, чтобы зарекомендовать себя в ее глазах, и что теперь он намерен провести весь вечер рядом с ней. Спорить против такого плана у Элизабет не оставалось ни сил, ни желания, и ей приходилось лишь благодарить мисс Лукас за то, что та частенько к ним присоединялась, принимая весь огонь красноречия мистера Коллинза на себя. Из тех немногих радостей, что остались на этот вечер, было то, что она так ни разу больше и не столкнулась с мистером Дарси, хотя время от времени они все же подходили друг к другу достаточно близко. Молодой человек выглядел настолько расстроенным из-за того, что так и не решился приблизиться на достаточное расстояние для разговора. Элизабет решила, что такое его настроение вполне может быть следствием ее намеков на мистера Уикема, и поэтому злорадно усмехнулась. Компания из Лонгбурна покидала бал одной из последних и, благодаря маневрам миссис Беннет, была вынуждена, ждать экипаж целую четверть часа, чтобы в полной мере насладиться обильными и сердечными пожеланиями отправляться с миром и с Богом со стороны хозяев. Миссис Херст и мисс Бингли едва раскрыли рты, да и то лишь затем, чтобы посетовать на усталость. Впрочем, за всем их томным видом легко угадывалось куда более энергичное нетерпение поскорее избавиться от засидевшихся гостей. Они с упоением отклоняли всякие попытки миссис Беннет завязать диалог и настолько в том преуспели, что ввергли во вселенскую тоску все семейство Беннетов, которое оставалось безутешным даже после красноречивых и витиеватых благодарностей мистера Коллинза в адрес мистера Бингли и его сестер за элегантность убранства дома, гостеприимство и вежливость, коей было особо отмечено их общение с приглашенными. Дарси не произнес ни слова. Мистер Беннет смаковал сцену прощания не менее молчаливо. Мистер Бингли и Джейн стояли немного в стороне, не обращая на остальных никакого внимания. Даже неутомимая Лидия впала в тоску, в сотый раз услышав: «Господи, как же я устала!» – и лицезрев плохо скрываемый зевок. Когда, наконец, гости шагнули к двери, миссис Беннет снова нажала на собственную вежливость и выразила твердую уверенность в том, что вся семья хозяев приема вскоре посетит их в Лонгбурне. Обратившись непосредственно к мистеру Бингли, она воззвала к великодушию молодого человека и расписала несчастному, как мило они проведут вечер, поедая все вместе ужин без всяких там церемоний и официальных приглашений. Бингли каждой порой источал благодарность за приглашение и с готовностью подтвердил свое желание навестить ее в самое ближайшее время по приезде из Лондона, куда он был вынужден отлучиться по делам на следующий же день. Миссис Беннет осталась крайне довольной услышанным и покинула Бингли в светлых предвкушениях того, что милая ее Джейн уже через три или четыре месяца обоснуется в Незерфилде в роли хозяйки дома; и счастье ее отравляла лишь мысль о том, сколько хлопот по поводу новых экипажей и подвенечного платья свалится вскорости на ее хрупкие плечи. Перспектива брака между второй ее дочерью и мистером Коллинзом у миссис Беннет также не вызывала никаких сомнений, и думала она о ней с существенным, хотя и не равным по степени удовольствием. Элизабет в списке любимых детей стояла у матери последней; и хотя партия ее была безоговорочна хороша, мистер Бингли со своим Незерфилдом безусловно затмевал эту радость. Глава 19 Следующий день в Лонгбурне начался с незабываемой сцены. Мистер Коллинз по всей форме сделал долгожданное заявление. Будучи вынужденным действовать без промедлений, поскольку отпуск его из прихода заканчивался уже в следующую субботу, а также не ведая робости даже в такую волнующую минуту, он приступил к делу обстоятельно и спокойно, со свойственной ему важностью, не забывая при этом даже мельчайших требований этикета. Обнаружив вскоре после завтрака миссис Беннет, Элизабет и кого-то из младших вместе, мистер Коллинз обратился непосредственно к матери с такими словами: – Могу ли я рассчитывать, мадам, на ваше понимание моей просьбы оказать мне честь и позволить уединиться на это утро с вашей очаровательной дочерью? Элизабет едва успела вспыхнуть от смущения и неожиданности, как миссис Беннет радостно воскликнула: – Ах, дорогой мой, конечно же! Я уверена, Лиззи будет просто счастлива! Не сомневаюсь, у нее нет никаких возражений! Китти, я желаю видеть тебя наверху. Суетливо собирая иглы и роняя катушки, дамы уже заспешили прочь, как их настиг оклик Элизабет: – Мама, дорогая, не уходите, умоляю вас. Мистер Коллинз, вы должны меня извинить. Я уверена, он не собирается говорить ничего такого, что не предназначалось бы и для вас. Подождите, я тоже иду с вами! – Что это еще за вздор, Лиззи? Я приказываю тебе оставаться там, где ты стоишь! Заметив сердитый и одновременно затравленный взгляд Элизабет, которая, похоже, вовсе не шутила, собираясь ускользнуть от кузена, ее мать добавила: – Лиззи, я настаиваю на том, чтобы ты осталась и выслушала все, что тебе скажет мистер Коллинз. Элизабет не посмела ослушаться родительского приказа. С секунду подумав о том, что чем быстрее закончится этот кошмар, тем раньше наступит облегчение, она пришла в себя, снова села и попыталась скрыть собственное волнение. Миссис Беннет и Китти удалились; и, как только дверь за ними тихо захлопнулась, мистер Коллинз приступил к объяснениям: – Поверьте мне, дорогая моя мисс Элизабет, ваша скромность не только не способна сослужить вам недобрую службу, но, напротив, лишь добавляет очарования и делает вашу натуру совершенной. Вы казались бы мне не столь милой, не будь я свидетелем этого маленького всплеска сопротивления. И позвольте мне напомнить вам, что для нашего разговора я испросил разрешения у вашей уважаемой матушки. Надеюсь, от вас не укрылись мои намерения. Правда, я опасаюсь, как бы ваша природная деликатность не привела вас к лицемерию, ведь внимание, которое я вам уделял все эти дни, не могло оставить двух мнений на сей счет. Почти сразу, как только нога моя ступила на порог этого дома, я выделил именно вас среди остальных сестер в качестве подруги на долгие годы жизни. Однако перед тем, как я приступлю к изложению своих чувств, мне следует, должно быть, огласить причины, по которым я высказал намерение жениться, и уж конечно мне необходимо рассказать вам об этом еще до того, как я отбуду в Кент для подготовки нашей свадьбы. Мысль о том, что мистер Коллинз собирается “излагать свои чувства”, настолько приблизила Элизабет к тому, чтобы в голос расхохотаться, что бедняжке пришлось себя сдерживать из последних сил; и поэтому она, естественно, не могла воспользоваться короткой паузой, которую мистер Коллинз великодушно оставил барышне для едва ли возникших возражений. Итак, джентльмен продолжил: