— Что за причина самоубийства той женщины? Что-нибудь прояснилось? Фалин, немного подумав, ответил: — Нет. Даже зацепочки пока никакой. Я беседовал и с соседями, и с сослуживцами ее мужа... Кстати сказать, он только вчера днем уехал в служебную командировку в Таллин. Ему туда сообщили по телефону, и он должен завтра вернуться. — Они давно женаты? Дети есть? — Нет, детей нет, а женаты они почти четыре года. Она по профессии учительница. Я завтра отправлюсь в ее школу, поговорю с коллегами. Может быть, там что-нибудь прояснится. — Как правило, самоубийцы оставляют какую-нибудь записку, объясняют мотивы, а тут? — Да и тут есть записка, — перебил Фалин Гайлиса. — Я с понятыми осмотрел квартиру инженера Путны, благо что она была не на замке. И там в спальне на туалетном столике лежала записка. В ней Громова написала, что уходит из жизни, что разочаровалась в ней. Вот и все. Но что поразительно, этот смысл изложен в стихотворной форме. — Стихами? — недоверчиво спросил Гайлис. — Вот именно стихами... она по специальности литератор. Но это ничего не объясняет. Завтра эксперт Ванцевич будет делать судебно-медицинское вскрытие покойной. Я поставил перед ним ряд вопросов, и он на них даст официальные ответы. Верно, формально и мне нужно бы присутствовать на этом вскрытии, но это отнимет у меня много времени. А я на завтра наметил очень многое. Квартиру Путны я опечатал. Как только он вернется домой, сюда позвонят, и я поеду туда. Я хочу в присутствии Путны самым тщательным образом осмотреть квартиру, может быть, осталась ее переписка с друзьями, это может пролить свет на ее поступок. В квартире есть два письменных стола, но ящики их закрыты. Гайлис закурил новую сигарету. — Вижу, у вас сомнений в самоубийстве Громовой нет. Остается узнать причину... — Дело только начато. Не сомневаюсь, что и причина будет установлена, — несколько самоуверенным тоном заявил Фалин и, поднимаясь, добавил: — Большое спасибо вам за ужин, за беседу. Пора отдыхать. — Да! Пора. Засиделись мы, — ответил Гайлис. — Идите. Спокойной вам ночи. А я вот докурю и тоже пойду. Беседы с сослуживцами покойной Громовой не дали ничего такого, что могло бы объяснить причину ее самоубийства. Громову характеризовали как женщину очень выдержанную, культурную, доброжелательную; никаких неприятностей у нее по служебной линии не было. Не было и конфликтных ситуаций с сослуживцами. Особых, доверительных отношении она в школе ни с кем не имела. — На состояние своего здоровья никогда не жаловалась. Был только один случай, — рассказывала директор школы, — когда Надя Громова попросила меня заменить ее на два урока, так как ей была назначена консультация в поликлинике. Это было недавно, примерно полмесяца назад, — уточнила она. Прибыв в поликлинику, Фалин попросил показать ему лечебную карточку Громовой. В ней было подшито две или три врачебные справки, и одна из них, от врача-гинеколога, произвела на него определенное впечатление. В справке было указано, что на момент обследования у Громовой была обнаружена двухмесячная беременность. «Ну, это совсем невероятно. Решиться на самоубийство, будучи беременной?» — мысленно воскликнул Фалин, прочитав это заключение врача. — Что вас так заинтересовало? — спросила заведующая поликлиникой, в кабинете которой находился в это время Фалин. — Вы только представьте себе, — положив на стол лечебную карточку Громовой, взволнованно произнес тот, — эта женщина покончила жизнь самоубийством, будучи беременной! Вам не кажется это странным? Заведующая взяла карточку и внимательно прочитала справку. — Конечно, это вопреки здравому смыслу, — подтвердила она, а затем, немного подумав, добавила: — Впрочем, врачебной практике известны случаи, когда у беременных женщин возникает психоз, сопровождаемый немотивированными действиями, даже агрессивность к окружающим, то есть временное психическое расстройство. И тут Фалин вспомнил профессора Ролляна, читавшего в институте курс судебной психиатрии, и одну из его лекций, где как раз говорилось о случаях так называемой «предродовой горячки» у беременных, и он с некоторым апломбом произнес: — Да, и судебной медицине случаи психоза подобного рода известны. Только после обеда Фалин вернулся к себе в прокуратуру. Не успел он еще сесть за стол, как зазвонил телефон. — Товарищ Фалин! Это я — участковый Круминь. Инженер Путна вернулся из командировки. Он хочет войти к себе, в свою квартиру, но она опечатана. Он пришел ко мне, страшно возмущается и требует, чтобы я снял печать. Я ему объяснил, что это можете сделать только вы. — Хорошо! Передайте Путне, что я сейчас выезжаю в Солнечный. Попрошу вас быть у себя. Вы мне понадобитесь. Фалин уже собрался выходить из кабинета, но снова раздался телефонный звонок. — Товарищ Фалин! Это я — Ванцевич. Я вам звонил. Мне ваш начальник сказал, что вы, наверное, не сможете приехать, поэтому я вскрытие трупа Громовой решил произвести без вас. На все поставленные вами вопросы ответы отрицательные. Но, представьте себе, эта женщина была беременна... — Это мне уже известно, — перебил его Фалин. — Завтра я сам заеду к вам и заберу акт вскрытия... — Ну, дядя Миша, опять газуй в Солнечный, — усаживаясь рядом с водителем, произнес Фалин. — А мне все равно что в Солнечный, что в Лунный, лишь бы ехать. Я не любитель спать в машине. Она для того и предназначена, чтобы на ней ездить, — с готовностью отреагировал тот, трогая машину с места... «Интересно, что может сообщить муж покойной? Сможет ли он объяснить случившееся? Или это для него тоже абсолютная неожиданность? Как они жили, какие между ними были отношения?» — задавал Фалин мысленно вопросы, на которые должен ответить Арвид Путна. Хотя из бесед с соседями Фалин знал, что покойная с мужем жила мирно и никаких жалоб не высказывала, но он помнил, что «чужая жизнь — потемки» и что культурные люди свои житейские неурядицы выставлять напоказ не будут... Как и вчера, на улице поселка их встретил участковый Круминь: — Арвид Путна сейчас находится на квартире главного инженера. Вы подъезжайте к домику Арвида, а я схожу за ним. — Может быть, подъехать на машине? — Нет, нет. Это почти рядом. Действительно, не успел Фалин выйти из машины, как увидел, что к дому идет Круминь в сопровождении молодого человека, одетого в светло-серый костюм. Походка четкая. Вид вполне спокойный. «Не похож на убитого горем человека», — подумал Фалин, внимательно всматриваясь в незнакомца. — Товарищ следователь! Это инженер Арвид Путна, — представил его Круминь. — Здравствуйте, товарищ Путна, — сказал Фалин, не подавая руки. — Здравствуйте, — каким-то ледяным тоном ответил тот. — Товарищ Путна, мы вчера вашу квартиру опечатали. До этого она была не на замке. Я с понятыми, в том числе с товарищем Круминем, был в вашей квартире. Она и сейчас еще представляет интерес для следствия, поэтому войдемте в квартиру и там продолжим наш разговор. Выслушав пояснения Фалина, Путна лишь молча кивнул головой. — Товарищ Круминь, и вы с нами, — пригласил Фалин участкового. Как только они втроем вошли в квартиру, Арвид сразу же обратился к Фалину: — Товарищ Фалин! Мне Круминь сказал, что вы нашли здесь записку, оставленную Надей. Можно познакомиться с ее содержанием? — Безусловно, — Фалин достал из портфеля листок бумаги и подал его Арвиду. Тот быстро прочитал записку и вопросительно поглядел на Фалина. — Но это рука не Надина... И тут нет ее подписи. — Вы правы. Это копия. А подлинник я направил на графологическую экспертизу. Вам не кажется странным текст этой записки? — Это вы относительно того, что написана она стихами? — Да, именно. Путна, немного подумав, ответил: — Надя очень любила поэзию. А вообще-то, конечно, странно. — Хорошо. Давайте вместе осмотрим квартиру. Не оставила ли покойная какую-нибудь еще записку. В ответ на это Путна как-то вяло пожал плечами и безразличным голосом сказал: — Смотрите, здесь все на виду. — Но ваша жена имела с кем-нибудь переписку? Получала письма? Есть они? — Да, есть. — Арвид открыл два ящика письменного стола и вынул небольшую пачку писем. — Надя переписывалась только с подругой — Граниной. Она живет в Таджикистане. А вот в этой тетради Надя записывала все, что ее интересовало, в том числе и стихи поэтов и свои. — Так она писала стихи? — удивился Фалин. — Очень редко и немного. Фалин взял поданную ему Арвидом большого формата тетрадь в коричневом переплете. — Хорошо, я эти письма и тетрадь возьму с собой. А позже верну их вам. Напрасно надеялся Фалин на то, что Путна сможет объяснить самоубийство жены. Он только повторял одно: для него это страшная неожиданность — ничто в их совместной жизни не предвещало такой трагедии. Озадачило Фалина недоумение, отразившееся на лице Арвида, когда зашла речь о беременности его жены. — Какая беременность? — широко раскрыв удивленные глаза, переспросил Арвид. — Ни о какой беременности не было и речи. Надя мне об этом ничего не говорила. На вопрос Фалина, хотел ли он иметь ребенка, Арвид после длительной паузы ответил, что по взаимному уговору они с женой решили на несколько лет воздержаться от прибавления семейства.