– Доктор Ланге считает, что я напрасно вмешалась в те деструктивные процессы, которые происходили в твоем мозге. Но я уверена, что ты все же сможешь, – она выделила это слово интонацией, – работать в прежнем режиме. Она ждала от меня какого-то ответа, но я уцепилась за первую часть фразы. Два дня, что я провела в желтой зоне, она почти не появлялась, и я не могла спросить ее о том, что волновало меня больше всего. – Так вы меня вылечили? – спросила я с надеждой. – Тот доктор в Чарне сказал, что я умру через год или полтора – но этого не случится, да? – Не случится, если ты будешь работать в нашем проекте, – сказала доктор Эйсуле, глядя мне в глаза. – Лекарство экспериментальное. Оно останавливает то, что с тобой происходит, но лишь на время. Инъекции надо будет делать регулярно. Но не волнуйся, я буду следить за твоим состоянием и делать все, что нужно. И для тебя, и для твоего брата. Очень удачно, что вы оба здесь, верно? Я очень надеялась, что мое лицо выражает только радость, потому что внутри, вокруг сердца, казалось, завязался узел, и с каждым словом он затягивается сильнее и сильнее. Лекарство доктора Эйсуле не лечит нас. Оно только временно останавливает то, что с нами происходит. И стоит нам с Коди сбежать отсюда – все будет так, как говорил Кару. Он называл это «энцефалопатия», а я говорила – «паршивая смерть». Но это одно и то же. Я почувствовала, что мне не хватает воздуха, и опустила голову, стараясь дышать на счет, но вдохи получались какие-то прерывистые, как всхлипы. Я не смогу вытащить отсюда Коди, поняла я. Я не смогу сбежать и забрать его с собой, зная, что этим обрекаю его на смерть. Мы должны остаться здесь, всю жизнь работать на доктора Эйсуле, делать все, что она говорит, чтобы она продолжала колоть нам свое лекарство. Я никогда не увижу Эме, не узнаю, смог ли Борген Кару вылечить Тенну и как дела у Анне Маноа, не заберу Лиру, не скажу Марко, что, может, я его и прощу, не поговорю с Нико. Никогда больше не смогу поцеловать Ди. Сколько времени он будет ждать меня и держать комм Нико включенным, прежде чем поймет, что я не вернусь? – Готова, Реталин? – спросила она. Я подняла на нее взгляд. – Готова, – кивнула я и вытянула руку, подставляя ее под инъектор. – Я смогу установить связь с двумя людьми. Глава 9 Едва ли я хорошо понимала, что происходит. Доктор Эйсуле вколола мне красный препарат, и мир залило уже привычной зеленью. – Двое в соседней комнате, – сказала она мне, и я отключилась. Первым, кого я нашла, был Коди. Я погрузилась в его знакомое сознание – мелкий теплый песок, и ощутила отклик, когда он почувствовал мое присутствие. И тут же поняла, что он злится – на меня и на Хольта, а еще – что ему не нравится, что я об этом знаю, и он не хочет, чтобы я была здесь. Я отскочила от его сознания, словно камушек, скользнувший по воде. Даже глаза открыла – и тут же, наткнувшись взглядом на доктора Эйсуле, закрыла их снова. Ничего. Я пока поищу другого человека. Он был рядом, я его уже чувствовала. Я коснулась чужого разума, готовая отступить, если что-то пойдет не так. Ощущения были новые. Это был кто-то незнакомый, и я мельком удивилась. Человек тоже удивился, ему было любопытно, но не страшно, веселое волнение, словно пузырьки в газировке. Да и в целом ощущение было похоже на то, что возникает на языке, когда пьешь алкоголь. Обжигающее и приятное. Глаза незнакомого человека видели кабинет доктора Ланге, хотя самого доктора Ланге там не было, были двое его ассистентов. Коди был совсем рядом, я видела, как он сидит, прикрыв глаза, так близко, что можно было протянуть руку и обнять его. Делать этого, конечно, не стоило. К тому же человеку, чьими глазами я сейчас смотрела на мир, было тяжело двигаться, и еще ему было больно, но, как ни странно, его это даже не расстраивало. Зато это расстраивало меня. Я попыталась передать свое доброжелательное отношение к нему, кем бы он ни был. Оказывается, гораздо легче работать, когда к тебе хорошо относятся. Нужно было возвращаться к Коди. Я снова потянулась к нему и снова почувствовала, что он меня отталкивает, но на этот раз отступать не стала. Я его сестра-близнец, черт возьми. Нам в любом случае придется помириться. Коди, пожалуйста, попросила я мысленно. Я не знаю, что такого Хольт тебе сделал, но я совершенно точно не хотела сделать тебе плохо. Мне плевать на Хольта, на Эрику, на Сагитту, на всех здесь плевать – кроме тебя. Только ты имеешь значение… Я не знала, как много он воспринимал – я же сама недавно говорила, что это не телепатия, так что сосредоточилась на том, чтобы передать то, что чувствую – любовь и сожаление. Наверное, подумала я, можно просто вломиться к нему в голову и заставить делать то, что мне нужно, то, что нужно доктору Эйсуле. Но вот станет ли он после этого вообще со мной общаться? Пожалуйста, Коди, повторила я с нажимом, мы же должны быть не одной стороне, иначе нам не выбраться из этой истории, я же просто хочу, чтобы ты был жив и при этом остался собой… В голове всплыло непрошенное воспоминание – темный подвал, лаборатория, труп Джехоны, намертво прикрученный к креслу, нож в моих руках, который я вгоняю в плечо Измененному, страх и отчаяние… Я начала терять контроль, мне показалось, еще немного – и я сорвусь, стану штормом, водопадом, ливнем, вода перестанет мне подчиняться, меня затянет в водоворот, и Коди затянет вместе со мной... Усилием воли я заставила себя не думать об Измененном номер сто тридцать один и сосредоточилась на Коди, и тут оказалось, что стена, которую он выстроил вокруг своего сознания, исчезла. Коди готов был со мной работать, я почувствовала отклик и обрадовалась, но тут же поняла, что в отклике преобладает недоумение и беспокойство. Коди что-то напугало. За долю секунды я метнулась в голову второго человека, почувствовала его боль, почувствовала обжигающий вкус водки на языке, открыла глаза – в кабинете все было в порядке. Я вернулась к Коди. Он чего-то хотел от меня, и через секунду я, облившись холодным потом, наконец догадалась – я смогла передать ему картинку. Я показала ему Измененного. Он видел его моими глазами, видел мое воспоминание, за секунду пережил это вместе со мной. Это не телепатия – то, чем мы тут занимаемся. Но мы можем передавать информацию. Любую информацию, говорил Детлеф. Передавать ее так, чтобы ее невозможно было подслушать, перехватить, прервать передачу. Еще не успев додумать эту мысль до конца, я улыбнулась. Не дав себе времени на сомнения, я вызвала новые воспоминания. Смотри, подумала я, мысленно возвращаясь на пустую площадь, пробегая по улицам, прячась в брошенном доме. Смотри – мы нашли вход, прошли по темным коридорам, нашли фотографии и дневник Амелии Лукаш. Смотри – старая лестница сломалась под моим весом, и я падала вниз, в темноту и неизвестность, и каждая секунда казалось вечностью, а потом я не могла дышать, и кровь текла из моей руки, и мне было больно, больно, больно, но я должна была встать и попытаться найти выход. Потому что я должна была найти тебя, Коди. Я думала, что ты мертв, но я все равно должна была тебя найти. Но посмотри, посмотри, кого я нашла вместо этого. Смотри на его руки, и на его вторые руки, и на его обгорелую кожу, на эти разъемы, торчащие из его расползающегося тела, и смотри на его лицо, это невозможно – смотреть на его лицо, но я смотрела, и ты тоже посмотри, вот, что они сделали с его лицом. Посмотри, как мы вскрыли ему голову и вытащили чип. Смотри, как потом мы подключили плату к компьютеру. Смотри, как капитан Владимир Джехона, командир пятого воздушно-десантного взвода глубинной разведки, личный номер четыре-шесть-шесть-пять-пять-ноль, позывной «джин-тоник», уничтожил лабораторию и убил целый город, чтобы больше никогда не было ни одного Измененного. Я почувствовала, как заканчивается действие стимулятора и меня затягивает обратно в собственную голову, и успела швырнуть в Коди последним образом – мой разбитый и разобранный комм, золотисто-прозрачная пластина, и как ее вшивают мне в руку. Вот так, Коди. На ней записано все, что осталось от личности человека, которого я любила, и я ношу ее в своем теле. Ниточка, связывающая меня с братом, истончилась и исчезла окончательно. Я поморгала, привыкая к яркому свету. – Как ты, Реталин? – спросила доктор Эйсуле. – Все получилось? – Не знаю, – сказала я. – Может быть. – Не знаешь, – повторила она. Эта ее привычка повторять слова собеседника бесила так, что передать нельзя. – Я дала тебе полчаса, чтобы ты знала, можешь ли установить связь с двумя людьми одновременно. – Это сложно, – сказала я. Ну да. К тому же я даже не попыталась. Потратила все время на то, чтобы показать Коди, как я провела лето. Длинные пальцы доктора Эйсуле нервно постукивали по столу. Я почувствовала беспокойство. – Но я уверена, что сейчас справлюсь, – сказала я. Я должна справиться, иначе произойдет что-то плохое. Я сама не знала, откуда появилась эта уверенность. Но Эйсуле не успела вколоть мне следующую дозу. Даже шприц взять не успела. Дверь открылась, и вошла запыхавшаяся раскрасневшаяся Олли. Доктор Эйсуле нахмурилась. – Я велела тебе ехать в Чарну, – сказала она. – Что ты тут делаешь? – Я хотела сказать, – произнесла она, запинаясь, – предупредить… Прибыл вертолет. Я видела того мужчину, который всегда сопровождает… груз. Олли покосилась на меня. Я уставилась на свои ногти, делая вид, что мне не интересно. – Винценца? – резко спросила Эйсуле и встала. Я старалась дышать ровно. Мало ли людей по фамилии Винценц? – Да, – кивнула Олли. – И коробки с метками Эн-Си. Судя по маркировке, это нейроимпланты. Много нейроимплантов. – Много – это сколько? – Штук пятнадцать, не меньше. – Пятнадцать, – протянула Сагитта. – Все отделение Дале. Что еще? – Остальное я не видела. Но были и другие. – Значит, он убедил Валлерта, – пробормотала Эйсуле едва слышно. – И решил форсировать работу. Мясник. Она это о докторе Ланге, поняла я. – Но как же условие? – неуверенно спросила Олли. – Условие? – рассеянно переспросила Эйсуле, думая о чем-то своем. – Ну да, ваше условие. Что в проект «Маджента» должны попадать только те, кто иначе все равно умрет. – Ах, это условие, – протянула Сагитта и вдруг рассмеялась. От этого смеха мне стало не по себе, и я начала обдирать кожу вокруг ногтей в два раза интенсивнее.