Действительно, лошади были теперь их единственной надеждой. И они пробивались к ним, падая от голода и слабости. Как-то Два Лука умудрился подстрелить двух тетеревов, потом ему повезло, и он убил кролика, а однажды вечером он пронзил стрелой большую белую сову, ухавшую над ними. Почти все мясо они отдавали ребенку, сами же старались заглушить голод, жуя сыромятную кожу карибу. Долго так продолжаться не могло. Им пришлось сделать то, чего они больше всего боялись — одну за другой они убили и съели собак, умоляя богов простить их за погубленные невинные души. Собаки были худыми, одни кости да шкура, но этого было достаточно, чтобы дотянуть до озера и лошадей. Как-то вечером они разложили костер на одной из своих прежних стоянок. Они знали, что к середине следующего дня доберутся до озера, поэтому доели всю собачатину, не забыв, правда, оставить немного на утро. А потом они стали строить планы на зиму: как они забьют лошадей, насушат мяса, а из шкур лошадей и карибу сделают небольшую палатку, в которой перезимуют до весны. Однако Старое Солнце не участвовал в разговоре. — Что будет, то будет, — сказал он и приказал женщинам расстелить одеяла. — Ну, теперь скорее к лошадям! — воскликнул Два Лука, когда люди достигли наконец большого озера и увидели качающиеся на ветру, остекленевшие подо льдом камыши. Лошадей нигде не было видно. Тогда, оставив семью отдыхать, Два Лука начал бегать от одной поляны к другой, ища лошадей. Скоро он возвратился. Он шел медленно, опустив голову. Увидев его, все затихли. По всему было видно, их ждали плохие вести. — Ладно, мы готовы к самому худшему, говори, — требовательно произнес старик, когда Два Лука, понурив голову, приблизился и встал у костра. — Хорошо! Знайте же, я нашел только кости наших лошадей! — воскликнул он. — Их всех загрызли волки. — А-а! Так я и знал, я был уверен в этом, — проговорил Старое Солнце. — Вот и кончилась моя тропа. Я остаюсь здесь и ложусь, чтобы заснуть последним сном. — Нет, отец, нет! — вскричал Два Лука. — Я все сказал. И что бы ты мне ни говорил, ничто не изменит моего решения, — произнес старик. — Не хочу, чтобы люди говорили, что я бросил своего отца на погибель. Я остаюсь и умру с тобой. — О мой сын, глупый мой сын! — взволнованно проговорил старик. — Неужели ты не понимаешь? Я приказываю тебе идти, чтобы я смог жить. Нет, не в этом своем дряхлом теле, а в ребенке, который уйдет вместе с вами. Он наша плоть от плоти, и в нем возродится наша жизнь. Мы во что бы то ни стало должны сделать все, чтобы он жил долго и счастливо. И сделать это будет легче, если я останусь здесь. Вы избавитесь от одного лишнего рта, который надо кормить… — От двух ртов, потому что и я остаюсь с тобой, — сказала его старуха жена. — Да! Я знал, что ты именно так и скажешь. Я рад, — сказал Старое Солнце. — Ну? Ты слышишь свою мать, сын мой? Тебе теперь придется искать пищу только на троих. И может быть, то немногое, что тебе удастся добыть охотой, спасет вас от голодной смерти, это — ваша единственная возможность. Вы должны идти, у вас нет другого выхода! — Два Лука, мой муж, отец прав. У нас нет другого выхода. Идем, надо идти. Мы должны попытаться спасти нашего сына, — сказала Одинокая Женщина. Она плакала. И Два Лука тоже прослезился. Он всхлипывал судорожно и хрипло, так, как плачут мужчины. Этот звук надрывал сердце. — Отец, мать, я повинуюсь вашей воле, — проговорил он и обнял родителей. То же сделала и Одинокая Женщина. И когда старики попрощались с внуком, молодые взяли мальчика на руки и двинулись прочь. Они шли не оглядываясь, боясь, что увиденное поколеблет их и без того слабую решимость. Они шагали и слышали, как Старое Солнце затянул победную песню. Он продолжал быть воином до конца. День за днем исхудавшие и ослабевшие люди пробивали себе путь в глубоком снегу, по очереди перетаскивая ребенка на шкуре карибу. Два Лука охотился, и изредка ему удавалось убить тетерева, сову и очень редко — кролика. Этого едва хватало, чтобы медленно продвигаться на юг. Из всей добычи охотник брал себе меньше всех, говоря всегда, что не чувствует голода. Так они шли уже две долгие, холодные луны и часть еще одной луны. И вот однажды Два Лука подстрелил сразу трех тетеревов. Прямо тут же, на месте, он развел костер и отправился разыскивать остатки птичьего выводка. Жена хорошо прожарила птиц, накормила ребенка, сама съела полгрудки и стала дожидаться мужа, чтобы накормить и его. Она ждала и ждала. Закончился короткий день. Муж не возвращался. Когда вышла луна, женщина собрала остатки еды, взяла ребенка и отправилась по следам мужа. Ей пришлось идти недолго. Она нашла его скоро. Он лежал у догорающего костерка и умирал. Она присела и положила голову мужа себе на колени. Тогда он приоткрыл глаза и слабым голосом прошептал: — Продолжай путь, иди, спаси мальчика. Осталось совсем чуть-чуть. Сказав это, он умер. Он уморил себя голодом ради жены и сына. Вконец ослабевшая и обезумевшая от горя, женщина продолжала идти. А на следующий день она неожиданно вышла к краю бизоньих равнин, прямо к стойбищу племени кри. Она была спасена. Потом ее с сыном перевезли в родное стойбище. Вот, друзья мои, теперь вы знаете, какая ужасная, жестокая земля у племени кри. Да, не сильный у них бог, мало у него волшебной власти, если он не смог им дать для охоты ничего лучшего, чем бесплодные топи да покрытые глубокими мхами равнины севера. Кайи! Я все сказал. * * * notes Примечания 1 Примерно середина сентября. (Примеч. автора.) 2 Хребет Мира — Большие Скалистые горы