Дункан протянул руку к дверной ручке. Дверь открылась еще до того, как он к ней прикоснулся, благодаря крошечной микросхеме радиочастотной идентификации, вживленной в запястье, – еще одному дополнению к телу. Хотя Дункан объяснял все эти модификации «профессиональной необходимостью», в глубине души он сознавал, что на самом деле речь идет о чем-то более фундаментальном. Еще до того, как его пригласили в «Сигму», он уже начал изменять свое тело татуировкой. Дункан понимал, что это связано с его братом, с обстоятельствами его смерти. Тело Билли уничтожили изнутри его собственные обезумевшие клетки. И вот сейчас Дункан, изменяя свое тело, тем самым устанавливал над ним полный контроль, бросая вызов раку. Это была его защита от прихотей судьбы, когда человеческое тело внезапно восстает против самого себя. Последней татуировкой стал отпечаток ладони Билли. Дункан нанес его в область сердца, а затем добавил дату смерти брата. Он часто ловил себя на том, что зажимает ладонью этот рисунок, гадая, по какому капризу генетики остался жив, в то время как его брат умер. То же самое можно было сказать про его друзей, не вернувшихся из Афганистана, про тех, кого нашла шальная пуля, кто первым наступил на спрятанную самодельную бомбу. «Я остался в живых. Они умерли». Это была фундаментальная константа Вселенной. Судьба – жестокая, бессердечная шлюха. Подпитанный адреналином и чувством вины, Дункан распахнул дверь машины, сел за руль и тронулся с места. Он пулей промчался по пригородам Вашингтона, стремительно переключая передачи, не обращая внимания на знаки остановки. И все же ему не удавалось оторваться от призраков прошлого – от своих боевых товарищей, от младшего брата, смеявшегося перед лицом смерти. Он остался в живых, и, значит, ему нужно было жить за всех остальных. Эта истина, эта ноша ответственности становилась тяжелее с каждой пройденной милей, с каждым прожитым годом. Она становилась невыносимой. И все же ему оставалось только это. Дункан с силой надавил на педаль газа. 18 часов 34 минуты – Похоже, вы до сих пор не пришли в себя, – заметил Пейнтер Кроу. «Это еще почему?» Джада сидела, уставившись на пухлую папку с документами, лежащую у нее на коленях. Они находились в кабинете директора Кроу, расположенном под землей. Внезапно молодую женщину захлестнуло чувство клаустрофобии – не столько из-за массы Смитсоновского замка над головой, сколько из-за веса лежащей у нее на коленях папки. И все, что находилось в этой папке, имело огромное значение. Джада собиралась отправиться в противоположный конец земного шара, чтобы найти разбившийся военный спутник, возможно, содержащий судьбу мира, – или, по крайней мере, чтобы сделать или разбить вдребезги свою карьеру в астрофизике. «Поэтому – да, как и та слишком умная девочка из Конгресс-Хейтс, которой приходилось возвращаться из школы домой бегом, чтобы ее не поколотили за то, что она отличница и любит книги… я определенно ощущаю на своих плечах бремя ответственности». – С вами будет работать отличная команда, – заверил ее Пейнтер. – Так что не всё взвалят на вас – и вы сами не должны брать на себя слишком много. Доверяйте своей команде. – Если вы так говорите… – Я так говорю. Джада сделала глубокий вдох, успокаиваясь. Обстановка в кабинете Пейнтера была спартанской: только письменный стол, шкафчик и компьютер, однако все помещение в целом обладало приятным уютным теплом, словно удобные разношенные домашние тапочки. От Джады не укрылись мелочи, говорящие о характере хозяина. На шкафчике стоял закрученный кусок черного стекла, похожий на абстрактную скульптуру, но, скорее всего, просто сувенир. На стене висел загнутый клык какого-то дикого животного из джунглей, невероятно длинный. А на столе выстроились фотографии в рамках, одной и той же женщины. Должно быть, его невеста. Пейнтер неоднократно упоминал про нее во время перелета. Несомненно, он ее очень любит. Счастливая женщина. Также этот кабинет, очевидно, служил командным пунктом «Сигмы». На стене за письменным столом были установлены три огромных видеомонитора, подобно окнам во внешний мир. Или, в данном случае, во Вселенную. На один экран выводилось в реальном времени изображение кометы ИКОН, на другом застыла последняя картинка, переданная падающим спутником, третий служил монитором прямой связи с Ракетно-космическим центром на Западе. Шаги и приглушенные голоса привлекли внимание Джады к двери. В кабинет вошла Кэт Брайант, ведя за собой высокого молодого мужчину. – Смотрите, кого я нашла, – сказала она. Встав, Пейнтер пожал мужчине руку. – Пора уж, сержант Рен. Джада поймала себя на том, что тоже встала. Судя по всему, это был Дункан Рен, еще один член команды. Он оказался на удивление очень молодым, всего на пару лет старше самой Джады. Она окинула его оценивающим взглядом. Накачанные мышцы, распирающие форменную футболку морской пехоты, с выглядывающими из-под рукавов татуировками. Но в то же время Дункан Рен не производил впечатление качка, одержимого одной только мускулатурой, – как раз напротив. Джада предположила, что он ни на шаг не отстанет от нее в спринтерском забеге, – а она бегала очень быстро. Женщина пожала ему руку, обратив внимание на ободранные костяшки пальцев. – Джада Шоу. – Астрофизик? – спросил Дункан. В его зеленых глазах сверкнуло удивление, что почему-то разозлило Джаду. За свою короткую карьеру ей слишком часто приходилось видеть такой взгляд. Физика по-прежнему оставалась уделом мужчин. Словно чтобы разглядеть ее получше, Дункан смахнул со лба несколько непокорных прядей темно-русых волос, среди которых просматривались более светлые полосы, полученные без помощи каких-либо красителей. – Потрясающе, – сказал он, и в его голосе не прозвучало ни тени снисходительного сарказма. Он уперся кулаками в бедра. – Что ж, отправляемся на поиски спутника. – Самолет заправлен и готов к вылету, – сказала Кэт. – Я отвезу вас в аэропорт. Сердце Джады подступило к горлу. Все происходило слишком быстро. Дункан тронул ее за локоть, словно почувствовав нарастающую панику. Джада вспомнила совет Пейнтера. «Доверяй своей команде». А как насчет того, чтобы доверять самой себе? Дункан склонился к ней, и в его глазах появилась забота, но при этом они зажглись проклятым энтузиазмом. – Вы готовы? – Да, полностью готова. – Большего нечего и желать. Когда они уже собрались уходить, Кэт подошла к столу Пейнтера и положила на него папку. – Последнее сообщение из Гонконга, от Грея. Он излагает свой план действий. Кивнув, Пейнтер вздохнул. – Я уже бегло просмотрел его на компьютере. Грей собирается пойти очень опасным путем. – Судя по всему, он готов сделать это ради Сейхан. Глава 6 18 ноября, 08 часов 04 минуты по гонконгскому времени Коулун, Китайская Народная Республика Грей приготовился шагнуть в логово льва. Точнее, в данном конкретном случае, в логово львицы. Он стоял в квартале Монгкок на полуострове Коулун, окруженный толчеей утреннего часа пик. Вокруг под промозглым дождем спешили пешеходы, опустив голову, – кто-то под зонтом, другие довольствуясь широкими бамбуковыми шляпами. Всюду, куда ни падал взгляд Грея, шло движение. Машины медленно ползли по узким улочкам между высоченными небоскребами. На балконах подобно флагам тысячи государств трепыхалось развешанное белье. По тротуарам тек нескончаемый людской поток. Даже запахи менялись с каждым дуновением ветра: аппетитный аромат свиных шкварок, едкое дыхание тайских специй, резкое зловоние переполненных мусорных баков, тошнотворная пряность духов от проходящей мимо женщины. Вокруг звучали голоса, крики, в основном призывы торговцев, привлеченных европейским лицом Грея. – Эй, босс, догадайся, за сколько я отдам этот костюм… – Слушай, хочешь задешево самые настоящие швейцарские часы… – Очень хорошая еда, очень вкусная… заходи, попробуй… Какофония Коулуна оглушала. Нью-Йорк считает себя многолюдным, но по сравнению с этой людской давкой он показался бы городом призраков. Полуостров Коулун составляет половину того, что считается Гонконгом. Вторая половина – остров Гонконг на той стороне залива Виктория – занят преимущественно особняками, сверкающими небоскребами и зелеными парками, окружающими со всех сторон величественную гору Виктория.