– Земский собор постановил, что мужской род Императора пресёкся, а женщины от семени его либо погибли, либо, выйдя замуж, перешли в другой род. Великие же князья, претендующие на престол, запятнали себя изменой и предательством, а потому недостойны столь великой чести. Посему, памятуя о славных делах Смуты Великой, мы просим Вас, Максим Иванович, стать защитником нашего Отечества. Произнёс и махнул рукой. Стоящие рядом люди несколько неуклюже сдёрнули тряпицы, скрывающие принесённые ими вещи, явив Меншикову Императорские регалии. – Примите их, Максим Иванович, и спасите Отечество наше! Раз. И он опустился на одно колено, преклонив голову. Два. И ему последовали все остальные делегаты. Три. И, чуть замешкавшись от удивления, им последовали и солдаты с офицерами корпуса. Максим уставился на Большую Императорскую корону и медленно перевёл взгляд на супругу, которая улыбалась. Знала! Знала зараза! Вон какие огоньки в глазах. – Мой Император, – тихо прошептала она и подмигнула. Меншиков спустил с рук на ступеньки Петра, передав его материнской заботе, и прошёл вперёд. На одном из подносов лежал скипетр. Он взял его, прислушиваясь к своим ощущениям. Та тяжесть, которая Максима последние дни придавливала к земле и дезориентировала, резко усилилась и с мерзким треском сорвала какие-то «водонепроницаемые переборки» в его голове. Раз. И «клиренс» его «кукушки» резко увеличился, а вся та тяжесть стала восприниматься как нечто приятное… желанное… то, чего ему не хватало все эти годы. Впрочем, этот удар не остался незамеченным – наш герой покачнулся и отступил на полшага, но только сильнее сжал скипетр, и взгляд его сверкнул, обретая былую уверенность. Требовалось что-то сказать этим людям… немедленно… прямо сейчас… – Империя… – громко произнёс он, внезапно охрипшим голосом, – трещит по швам. Она разрывается противоречиями. Она нуждается в обновлении, – сказал и сделал паузу, наблюдая за реакцией окружающих. – Все традиции и обычаи, что устарели и мешают укреплению и развитию Империи, надлежит без жалости отбрасывать, заменяя новым, свежим, живым. А все знания, что могут пригодиться на благо Империи, должны применяться, без оглядки и оговорки. Кто бы их ни придумал, где бы их ни изобрели. Главное – польза Империи. Вновь пауза. И тишина. Люди слушали. – Но это будет невозможно, если мы не станем стараться услышать людей, пусть даже и самых простых. Это будет невозможно, если каждый из нас не будет стараться посвятить себя делу укрепления Империи, проявляя личную предприимчивость и инициативу. Каждый. От обычного крестьянина до Императора. Без поблажек. Без оговорок. Империя не живёт сама по себе. Империя – это общее дело для каждого из нас. Наш общий дом. И в стенах этого дома все равны перед Императором, невзирая на происхождение, пол, народность и веру. Ибо Империя превыше всего! Империя! Да здравствует Империя! Настоящая Империя! Империум человечества! Эпилог 1916 год, 15 ноября, Париж Раймон Пуанкаре стоял у большой карты мира и внимательно в неё всматривался. Вдумчиво так. С неподдельным интересом. На эту карту уже нанесли свежие границы, согласно договорённостям Константинопольской мирной конференции. И именно с видом на эту карту уже который день проходили нервные встречи англичан, немцев и итальянцев с французами. Злило Георга это чрезвычайно. Но что поделать? Пока другой конфигурации не было. Сейчас же в этом помещении не было и Георга, как и представителя возрождённой Римской Империи. – Господин президент, – после затянувшейся паузы, отбросив с раздражением очередную утреннюю газету, произнёс Кайзер Вильгельм II, – Вы же понимаете, что это конец? Наш конец. – Вы полагаете? – не оборачиваясь, спросил Пуанкаре. – Разумеется! На что замахнулся! Ох мерзавец! – Мне кажется, Вы сгущаете краски. – Я? Вы читали, что пишут журналисты? – На то они и журналисты, чтобы вечно устраивать истерики, – пожав плечами, произнёс Пуанкаре и повернулся. – Посол Франции в России присутствовал на церемонии. Он лично слышал речь Императора и уверяет меня, что в ней не говорилось ни слова о мировом господстве. Максим всё своё выступление подавал в ключе внутреннего обновления и преодоления накопившихся противоречий самой России. Более того, по мнению японского посланника, что также присутствовал на церемонии, речь Императора очень сильно перекликалась с клятвой пяти пунктов Императора Мэйдзи. Того, который вытащил Японию из глухого Средневековья, модернизировал, превратив в современную мировую державу. – И всё же… – покачал головой Вильгельм, не согласный с такой трактовкой Пуанкаре. – Последующий приём и переговоры только укрепили нашего посла в правильности его трактовки. Меншиков кардинально расширил полномочия Председателя совета министров и назначил на этот пост Гучкова, с которым его связывали довольно тёплые отношения. Оба храбрые, деятельные, любят острые ощущения. В своё время, по словам Александра Ивановича, Меншиков пытался создать кружок бонапартистского толка для поддержки покойного Императора Николая Александровича. И Гучков в нём участвовал. Так вот, новый Император значительную часть приёма обсуждал с Гучковым и остальными меры по скорейшему преображению России. Прежде всего борьбу с коррупцией, голодом, безграмотностью и болезнями. Также уделялось много внимания дорогам и промышленному развитию. О каких-либо завоевательных походах новый Император не обмолвился ни словом, ни намёком. – И Вы верите ему? – скептично хмыкнув, поинтересовался Вильгельм. – Вы часто ловили Меншикова на вранье? – Нет, – нахмурившись, ответил Кайзер. – Но я его не понимаю… он же древний воин… Зачем ему вся эта возня? Как он сам может её желать? – Наш посол решился поговорить с его супругой, приватно. Чтобы сообщить ей, кем на самом деле является её муж. Оказалось, что она знает. – Разумеется, она знает! – воскликнул Вильгельм. – Моя супруга ей всё рассказала. – Вы были в курсе этого? Почему же молчали? Впрочем, не суть. Главное, что наш посол высказал опасения относительно жажды бесконечной войны. Татьяна Николаевна его успокоила, указав на то, что эльфы хоть и воинственны, но отнюдь не живут войной. Для них она средство, а не цель. – Это ни о чём не говорит, – возразил Кайзер. – Максим может готовиться к новой войне. – Да. Но она если и будет, то не сегодня и не завтра. Ему нужно навести порядок в России, а это годы… многие годы. Вы представляете себе объём работ по очистке этих Авгиев конюшен, которые Меншикову предстоит выполнить? – Но Гранд-Флит разбит. Неужели он не захочет воспользоваться? – Он уже это сделал, – произнёс Президент Франции и, пройдя к столу, открыл папку, достал оттуда листок телеграммы и протянул Кайзеру. – Меншиков выставил Георгу ультиматум. Нападение Гранд-Флита на Россию он назвал вероломным нападением на союзников. Впрочем, входя в положение англичан, он предлагает им замять инцидент, если правительство Великобритании примет на себя внешний государственный долг Российской Империи. – Ого! – А Вы думаете, почему Георг сегодня спешно отбыл в Лондон? – усмехнулся Пуанкаре. – Его переговоры здесь, очевидно, провалились. Мы не горим желанием вступать в войну с Меншиковым. Во всяком случае, сейчас. А оставаться один на один с ним Туманный Альбион явно не жаждет. – Они примут его предложение? – У них есть выбор? – расплылся в улыбке Раймон. – Расстреляют кое-кого из кабинета министров, обвинив в государственной измене. Пожурят распоясавшихся журналистов. И примут предложение примирения со стороны России. – Да… – покачал головой Кайзер. – Жаль. Жаль пропадать такому шансу. Гранд-Флит разбит. Англичане уязвимы, как никогда. – Так, а зачем ему пропадать? – улыбнулся Пуанкаре. – Вам не кажется, что у Франции и Германии в последнее время стало много общего? Германия ведь хочет вновь получить выход к морю и колонии? – Хочет, – кивнул Вильгельм осторожно и, наклонившись к президенту, спросил: – Что конкретно Вы предлагаете? Приложения Реформа наградной системы 1915 года Наградная система Российской Империи была в принципе довольно стройной и логичной. Однако имела серьёзный недостаток. Она была пригодна ТОЛЬКО для мирного времени и ординарного движения людей. Для условий войны она была совершенно не приспособлена, из-за чего имелась масса трудностей для награждения. Особенно кисло обстояло дело у обер-офицеров. Почему? Всё просто. Идёт война. Допустим, корнет совершает Георгиевский подвиг. Ему вручают орден Святого Георгия 4‐й степени. А дальше всё: до подполковника 3‐ю степень он получить не может. То есть даже если он что-то там совершит, ему придётся «сосать лапу». Да, есть ещё Георгиевское оружие. Но это не то. Оно, де-факто, шло отдельной параллельной ветвью и само имело 2 степени, а высшую из них могли получить только генералы. С прочими боевыми наградами всё обстояло не лучше. Как и с производством в чины за боевые заслуги. Ведь на батальон без должных лет старшинства и годового ценза командования ротой можно было ставить только за исключительные заслуги и очень осторожно. С полком – аналогично[12]. В общем – беда-беда. Вроде всё хорошо. Но только для тихой, спокойной службы. Когда вооружённые силы не воюют, а мирно несут размеренную службу, больше думая об обеде, бытовых делах и о том, куда они поедут в отпуск. Поэтому Максим предложил не менять систему, но дополнить её. Для орденов Св. Георгия, Св. Станислава, Св. Анны (исключая 4‐ю степень) и Св. Владимира, вручаемые за боевые заслуги (то есть с мечами), вводилась система признаков повторного награждения. Венки, на которые «укладывали» крест ордена. Степеней «признаков» – лавровых венков – установили четыре: Бронзовый. Серебряный. Золотой. Золотой с рубинами – потому что на золоте они лучше заметны и символизируют пролитую кровь: награда ведь боевая. Каждый признак рассматривался как повторное награждение данным орденом. Присуждался он только и исключительно за боевые заслуги в порядке постепенности. Если герой имел орден Св. Георгия 4‐й степени и достиг чина подполковника, то следующий «Георгий» будет для него 3‐й степени, а не признаком на 4‐й. Но дальше, вплоть до получения чина генерал-майора, – будут «капать» признаки сначала на 4‐й «Георгий», а по его заполнении – на 3‐й. Рассмотрим эту систему на примере ордена Св. Георгия 4‐й степени. Бронзовый лавровый венок на крест увеличивал орденскую пенсию на 100 %. Добавлял 2 года старшинства в текущем чине. Добавлял к общей оценке ценза 0,5 лет службы командиром роты. Серебряный лавровый венок на крест увеличивал орденскую пенсию на 200 % и назначали её вне очереди из казны Империи. Добавлял 2 года старшинства в текущем чине. Добавлял к общей оценке ценза 0,5 лет службы командиром роты. Золотой лавровый венок на крест увеличивал орденскую пенсию на 300 %, назначали её вне очереди из казны Империи и сохраняли даже при получении ордена Св. Георгия более высокой степени. Добавлял 2 года старшинства в текущем чине. Добавлял к общей оценке ценза 0,5 лет службы командиром батальона. Золотой лавровый венок с рубинами на крест увеличивал орденскую пенсию на 500 %, назначали её вне очереди из казны Империи и сохраняли, даже при получении ордена Св. Георгия более высокой степени. Добавлял 2 года старшинства в текущем чине. Добавлял к общей оценке ценза 0,5 лет службы командиром батальона. Таким образом, младшие строевые обер-офицеры, совершавшие геройские поступки, получали мощный трамплин для построения карьеры. Что усиливало социальные лифты и позволяло омолодить старший командный состав за счёт дерзких, лихих и энергичных.