– Когда бегство? – чуть поиграв желваками, поинтересовался фон Бек. – Это не известно, но скоро. Наш посол телеграфирует, что Керенский словно на иголках. Судя по всему, он пытается выгадать удачный момент, лихорадочно обеспечивая себе старость, стараясь любыми способами вывезти за границу как можно больше ценностей. Денежные переводы через банки. Корабельные посылки. Даже поговаривают, что он покушается на золотой запас. – И как же? Это нешуточное дело. – Он начал переговоры с Великобританией о покупке линкора для Балтийского флота. Фиктивной, вероятно. Платить за него будет золотом. Во всяком случае, под предлогом оплаты постарается его вывезти. – Неужели на него так подействовало воскрешение Меншикова? – задумчиво спросил Гальдер. – Воскресение Меншикова никого не оставило безучастным, – ответил вместо полковника фон Бек. – А воскресение ли? – возразил Гальдер. – Он тот ещё проходимец и наглец. – Он был уличён во лжи? – удивился фон Бек. – Да, Меншиков ещё то чудовище, скорее всего, псих… но он не склонен ко лжи. И, судя по словам Кайзерин, предупреждал её о планах по ликвидации Николая II и его семьи ещё в 1915 году. – Всегда что-то происходит первый раз, – пожал плечами Гальдер. – Согласитесь, воскресение человека – то, что находится за гранью реальности и разумности. Так не бывает. – «Так не бывает» – это второе имя Меншикова, – хохотнув, заметил фон Бек. – Или ты забыл, как он начал? Один поручик с бодуна. Горстка солдат, которой и на взвод не наскрести. Однако именно этот отряд смог изменить и переломить всё, что происходило в Восточной Пруссии. А вместе с тем и на войне. Так не бывает, дорогой мой Франц. – Это случайность. Глупая череда совпадений. – Как и всё, что с ним случается? Вспомни ту историю с журналом боевых действий. Опять совпадение? Однако эта «бумажка» смогла свалить и отправить под суд целого министра. А «случайный» роман Меншикова с «безымянной» медсестрой, внезапно оказавшейся царской дочкой? – Он же не знал! – А ты в это веришь? Я – нет. Мне кажется, что эта наглая морда всё прекрасно знала. И в Восточной Пруссии, и с журналом, который специально составлял таким образом, чтобы побольнее задеть Сухомлинова, и так далее. Не говоря уже о том, что сам журнал боевых действий им передан очень интересному человеку, который бы наверняка довёл его до нужных глаз. Опять случайность? И заметь – он не врал. – Как же? А с Татьяной? – Он не врал. Он прикидывался, не подавая признаков того, что узнал их. Хорошая игра, но не ложь. Но, и это очень важно, именно при них он произнёс свою, казалось бы, морфийную речь о немцах. Что, дескать, травля простых немцев обратится против правящего Дома. Опять совпадение? Пятнадцать минут разговоров – и какой колоссальный эффект, изменивший в одночасье огромный пласт внутренней политики Российской Империи. Вам не кажется, мой друг, что их слишком много? – Кажется, – кивнул Гальдер, недовольно поджав губы. – Но тогда что же получается? Он что, действительно воскрес? – Получается, что так. И нам это нужно как-то принять. – Интересно, что он задумал? – после долгой паузы произнёс Гальдер. – Он ведь мог уничтожить Керенского сразу. Что это за игра? – По слухам, которые начали гулять в последние дни по Петрограду, – произнёс одноглазый полковник, – Керенский – узурпатор и самозванец. Ведь нет же таких законов, по которым надлежит созывать Земский собор при живом наследнике без его санкции и воли. Да и в первые дни он выступал с совсем другими воззваниями, что сохранилось в газетах. Захватил Зимний дворец, устроив там себе резиденцию, едва тела несчастных членов Августейшей фамилии успели вывезти. И это, судя по всему, только начало. – Кстати, а куда этот самый наследник делся? – поинтересовался фон Бек. – Проживал в Петрограде, но его никто уже пару недель не видел. Посол считает, что его убили без лишнего шума, либо он сбежал, не выдержав накала обстановки. – Ясно, – кивнул Гальдер. – Про Меншикова, полагаю, говорят в народе намного позитивнее? – Так и есть. Что он божественный заступник земли русской, воскрешённый Всевышним для пущего её благоденствия. Непобедимый воин. Оплот справедливости. И так далее. Ходят и шутливые анекдоты, но в том же ключе. – Анекдоты? – оживился фон Бек. – Интересно. Расскажите. – Хм… – кашлянул одноглазый полковник, зыркнув на Гальдера. Тот кивнул. И он, переложив с пятёрку листов в своей папке, начал: – Говорят, что Меншиков играл на гитаре… и выиграл. – Что-что? – подавшись вперёд, переспросил Гальдер. – И выиграл, – повторил одноглазый полковник, нервно дёрнув щекой. А потом пояснил семантику и игру слов этого анекдота в русском языке. – А ещё? – широко улыбаясь, спросил фон Бек. – Однажды Меншиков задумался и нечаянно намазал нож на хлеб маслом. – Ха! – выдал явно развеселившийся фон Бек. – По весне Меншиков любит пить свежевыжатый берёзовый сок с мякотью, – продолжил одноглазый полковник. – Хватит! Это бред! – Бред, – охотно согласился одноглазый полковник. – У меня три листа подобного бреда. Народная молва воспринимает Меншикова как что-то непобедимое и несокрушимое. Даже про смерть шутить начали в студенческой среде. Что, дескать, однажды Меншиков чуть не попал в объятья смерти. С тех пор она не решается к нему приближаться. – Безумие… это просто какое-то безумие… – пробормотал Гальдер, схватившись за голову. – И нам это безумие нужно как-то победить, – заметил фон Бек. – КАК?! – подал лихорадочный возглас Гальдер. – Ну хорошо, проиграть, – поправился фон Бек. – Но так, чтобы потерять минимум. – Для этого сделано всё необходимое. – Да, – кивнул фон Бек. – Мы ввели в войска свыше тысячи 37‐ и 47‐мм лёгких орудий, переделанных из морских пушек. Сформировали мощные резервы для контрудара и блокирования сил Меншикова. Но если подобные настроения в Петрограде, то какие у нас в войсках? Вы, мой друг, уверены, что наши люди не побегут, узнав, что на них наступает Меншиков? Вы уверены в них? Лично я – нет. – И что Вы предлагаете? – нахмурился Гальдер. – Для начала нужно понять, что он задумал. Что мы знаем? Меншиков – очевидный противник Временного правительства и лично Керенского. Но не спешит его убивать. Если бы он после воскресения сказал, кто его убил, то Керенского бы растерзала толпа. Но он этого не делает. Почему? – Меншиков отбыл к войскам, объявив, что война не закончена, – сказал одноглазый полковник. – И, если верить словам Керенского, – кивнув, произнёс фон Бек, – он планирует атаковать Германию. Дожимать нас. – Если им верить, – осторожно заметил одноглазый полковник. – А есть основания им не доверять? – Сам Меншиков не сказал и слова о том, кого собирается атаковать. Он сам сказал, что переговоры начинают после победы или поражения, а не когда их удобно проводить отдельным проходимцам. И что война ещё не закончена и враг не побеждён. А значит, начинать переговоры в таких обстоятельствах – выронить свою победу из рук. О Германии ни слова. – А о ком были слова? – Этого никто не знает. Его корпус размещён в Великом княжестве Вендском. Однако это ничего не значит. – Да какой там и корпус – одно название, – махнул рукой Гальдер. – Раздутая дивизия. – Так и есть, – кивнул фон Бек. – И от этого становится особенно интересно. У него уже слишком много людей для стремительных, летучих операций. Но и ещё слишком мало для нормальной войны. Кого он атакует такими силами? – Как будто это имеет большое значение… – недовольно проворчал Гальдер. – Точнее, имеет. Но мы опять не понимаем, чего он хочет добиться. Фон Бек встал и подошёл к большой карте, изображающей Европу, Азию и Африку в крупном масштабе. Да так и застыл в раздумьях. Он никак не мог поставить себя на место Меншикова… он просто не понимал, к чему тот стремится. А в идею войны ради войны он не верил. – Должен быть смысл во всём этом… должен быть… – медленно проговорил фон Бек. – Феанор – сын Финвэ, – громко и отчётливо произнёс Пауль Смекер, сидевший до того молча и разглядывая что-то за окном. Тот самый Пауль, что расследовал похождения Максима весной этого года. – И что? – с некоторым раздражением спросил Гальдер. – Финвэ – верховный правитель нолдор. Следовательно, Феанор – сын верховного правителя. Старший сын. То есть наследный принц. Вас это не наводит ни на какие мысли? – Вы думаете, что Меншиков пытается вернуть трон отца? – Кто знает? – пожал плечами Смекер. – Но он явно ведёт слишком сложную и неочевидную игру. Почему он не тронул Керенского? А зачем ему самому трогать? Зачем ему мараться? Керенский сам подставился. Меншиков, очевидно, дорожит репутацией. – Если бы он дорожил репутацией, то не стал бы складывать пирамиду из отрезанных голов. – Голов кого? Правильно, преступников. Вы же помните результаты допроса командира штурмовиков. Для Меншикова начальник гарнизона концентрационного лагеря – военный преступник: человек, грубо нарушающий обычаи войны. – Преступник и преступник, – пожал плечами Гальдер. – Повесил бы, как того бедолагу в Польше. – Ему нужно было предотвратить повторения подобных выходок. Поэтому он провёл казнь демонстративно и уничижительно. Он показал, что будет с теми, кто станет прикрываться живым щитом из пленных. Да, нам эта выходка не понравилась. Кое-кого она вгоняет в ужас. НО… – назидательно поднял он указательный палец, – никто больше не решился на такую выходку. Никто. Не хватило духа. – Это интересное предположение, – задумчиво произнёс фон Бек, рассматривая карту. – Что именно? Публичная казнь в назидание? – Предположение, что Феанор пытается вернуть корону Финвэ. Только где эти земли? Кем он будет править? Людьми? Или постарается вернуть эльфов? – Одно кольцо – чтобы всех отыскать, воедино созвать и единой волей сковать, – громко и отчётливо произнёс одноглазый полковник в наступившей тишине. – Что-что? – резко обернувшись, оживился фон Бек. – Это перевод того проклятья, которое произнёс Меншиков в Мюнхене. Он сам такой перевод озвучил Керенскому, сказав, что он очень упрощён. – Очень интересно… очень… осталось понять, что является кольцом, – с блуждающей улыбкой пробормотал себе под нос фон Бек.