– Сложно сказать, – пожав плечами, ответил Эдуард Грей. – Мы сейчас изучаем старые легенды и сказания, пытаясь понять, что двигало сидами. Выяснить удалось немного. Например, если верить словам командира его штурмовиков, захваченного немцами в плен, в этом мире довольно много воплотилось демонов. Они себя не осознают из-за того, что человеческие тела для них слишком чуждые и неподходящие, но это не делает их безобидными. У эльфов с демонами, судя по всему, застарелый конфликт. По легендам, они когда-то сражались открыто. – Демоны? – Меншиков считает, что демоны волей-неволей возглавляют всевозможные революционные кружки и банды уголовников. Это самая естественная для них деятельность. – Очень интересно… очень… – задумчиво произнёс Георг V. – Значит, Керенский обречён. Как и его бывшие друзья-социалисты. – Меншиков вряд ли пойдёт на Петроград, – осторожно возразил Эдуард Грей. – У него нет никакого повода для этого. А этот парень старается играть по правилам и не сильно стремится к огласке того, кто он такой и с кем на самом деле борется. – Если всё так, – хмуро произнёс Первый лорд Адмиралтейства, – то это ровным счётом не имеет никакого значения. – Но почему? – поинтересовался министр иностранных дел. – Вы ведь сами нам на прошлом совещании говорили о том, что немцы и в прошлом, и в этом году знали о готовящемся рейде, но никак не смогли предотвратить его. Да и заблокировать тоже. Это очень показательно. Всё-таки у того, кто веками ведёт войну с демонами, уровень несколько выше, чем у простых людей. – Вы считаете, что Керенский обречён? – спросил премьер-министр. – Я считаю, что он уже труп, – продолжил Бальфур. – Просто ему ещё это не известно. Как и те его старые соратники-революционеры, что сейчас сцепились с ним. Им всем уже можно ставить свечку за упокой души. Но что будет дальше? Как поступит Феанор? Судя по характеру, ему будет скучно без войны. Пламенный дух. Просто так таким именем не нарекают. Да и его самоназвание. Максим. Maximus. Величайший. – Если бы его можно было убить – так и следовало поступить. Он слишком опасен и непредсказуем, – твёрдо произнёс премьер-министр. – Если. Это ключевое слово, – грустно усмехнулся король. – Ваше Королевское Величество, – осторожно произнёс сидевший до этого тихо лорд-канцлер Джон Саймон. – Мне кажется, что мы упускаем одну очень важную деталь. – Какую же? – поинтересовался Георг. – Меншиков – человек. Да, необычный, но человек. Да, он может воскресать по своему желанию, но, совершенно очевидно, не стремится к этому. Видимо, это непросто либо сопряжено со страшными мучениями. Но главное – он явно проявляет заботу о своей супруге и своих детях. Он оберегает их и стремится обеспечить им покой и благополучие. С какими бы он демонами ни сражался, к чему бы ни стремился – это не мешает ему вести себя как нормальному человеческому мужчине. – И его дети мне троюродные племянники, – задумчиво произнёс Георг. – А их мать – двоюродная племянница, – продолжил Лорд-канцлер. – Да и сам Меншиков, если верить легенде, старший сын правителя сидов. Очевидно, что их статус никак не меньше королевского. Также следует отметить, что Максим пусть и странный, но христианин. Во всяком случае, он воскрес именно в храме. Значит, без божьего провидения тут не обошлось. Что косвенно доказывает тот факт, что он прилюдно оправдывался перед распятием. – И что Вы предлагаете делать? – подавшись вперёд, спросил Бальфур. – Я предлагаю не делать поспешных выводов. И уж тем более не пытаться его убить. Кто мы такие, чтобы идти против воли Всевышнего, позволившего Меншикову воскреснуть в своём храме? Вы хотите потом перед ним оправдываться? – подняв глаза к нему, поинтересовался Джон Саймон, перекрестившись. – Тем более что совсем не обязательно, что вы перед ним предстанете. Если верить словам Меншикова, то совесть сама нас загонит в ад, где мы станем истязать себя веки вечные. – Вы сгущаете краски, – осторожно заметил министр иностранных дел. – О! Я сгущаю краски! – воскликнул Лорд-канцлер. – Как ещё мне реагировать на человека, который возник из ниоткуда, три года последовательно громит превосходящие силы противника, полностью перекраивая всю войну, меняет внутреннюю политику целой Империи и под конец ещё и воскресает?! КАК?! – воскликнул Джон. – Да боже мой! Мы даже не знаем, кто он! Все эти легенды – им же и рассказаны! – Это так? – повернувшись к министру иностранных дел, спросил король. – Да, сир, – нервно дёрнув щекой, ответил Эдуард Грей. – А откуда это знает Лорд-канцлер? – Я купил досье неделю назад, – ответил он, пожав плечами. – Подумал, что меня просто провели, и не стал придавать этим документам значения. – А почему вы им поверили? – спросил Первый лорд Адмиралтейства у Эдуарда Грея. – Потому что люди слышали эти слова, когда Меншиков был пьян, а что у пьяного на языке, то у трезвого в голове. Кроме того, люди видели, как Меншиков общался с воронами. Они именно переговаривались. Да и другие странности, вполне подтверждающие его слова. – Да уж… – тихо произнёс король, вставая из-за стола. – Это какое-то безумие. – Это Меншиков, Ваше королевское Величество, – вкрадчиво ответил Эдуард Грей, так же как и все присутствующие, вставая вслед за королём… Глава 10 1916 год, 7 августа, Штормград Первый день после «воскрешения» прошёл относительно нормально. Нервно, но нормально. Люди просто не успели осознать произошедшего. Да и не то что осознать, но даже и узнать. А вот потом началось… Наш герой сразу даже и не понял, какого джинна он выпустил из бутылки. Нервно, тревожно было вокруг. Люди как-то терялись и дёргались рядом с ним, чувствуя явный дискомфорт и неловкость в первый день. На второй день это усилилось, разбавившись странными взглядами. На третий же он столкнулся с настоящей бедой – толпами желающих к нему прикоснуться… и попросить его благословения… Единой официальной позиции у Русской православной церкви не было. Патриарха ещё не выбрали, хотя его им успел пообещать ещё Николай II. Не успели… ни Император, ни сами иерархи. Слишком сложно было им организовать данный процесс после стольких лет существования церковников в формате когорты государственных чиновников. А тут – такое известие. Оно кого угодно выбило бы из колеи и заставило смутиться. Поэтому сверху молчали, не зная, что сказать. А снизу священники на местах, вынуждаемые к реакции народными массами, рассудили просто. Воскрес прилюдно? Значит, было дело. В церкви? Значит, с Божьего благословения. То есть это не что иное, как чудо. Самое что ни на есть обыкновенное чудо. То самое, которое так нужно для укрепления веры простых людей. Так или иначе, но уже 6 августа во многих церквях и соборах Петрограда, Москвы и многих иных крупных городов Российской Империи зазвучали благодарственные молитвы и прославления великого чуда. Что, дескать, воин и заступник земли русской, Меншиков Максим Иванович, воскрешён к жизни божьим промыслом после воровского убийства, совершённого не иначе как лично врагом рода человеческого или его прислужниками. К 7 августа эта служба в разных форматах уже звучала практически во всех церквях России… а ещё Сербии и Италии, ну, то есть новообразованной Римской Империи. Папа Римский, обескураженный поначалу, терялся недолго и поступил так, как выгодно для укрепления своего положения. Ведь он лично отпускал Максиму грехи и благословлял на дела ратные. Значит, вот – не прошло это даром. Значит, имеет силу его благословение. И это не прошло бесследно. На вокзалах, через которые проходил поезд Меншикова, собиралось огромное количество людей. И ему приходилось выходить к ним, чтобы уважить. И благословлять. И речь произносить благодатную. Очень неожиданное для него амплуа. Но это – полбеды. На вокзале в Штормграде ему пришлось не просто выйти к людям, а пройти сквозь толпу. Забраться в автомобиль и как-то доехать до своего дворца. А кругом были люди. Много людей. Очень много. Наверное, весь город вышел да из окрестностей подтянулись. Фактически он продвигался по узкому коридору из моря людей. И ему было страшно до жути. Как никогда. «Это какое же чудовище я пробудил?» – проносилось в его голове. Но вида подавать было нельзя. Он должен приветливо их встречать и радостно им улыбаться, даже если у самого едва ли ноги не тряслись от холодного, липкого ужаса, что стекал по спине прямо в подштанники. Штормградский дворец казался ему спасительным островком в этом бушующем море. К нему и стремился, стараясь самыми короткими путями туда пробираться. Что было непросто из-за толп людей. И чем ближе он подходил к своему дому, тем больше и гуще были толпы. Попытка же въехать в ворота едва не закончилась катастрофой. Люди ломанулись внутрь. Прямо на бойцов охраны. Началась давка, по которой автомобилям с нашим героем и сопровождению необходимо было как-то проехать вперёд. Если бы это были враги – он бы просто приказал давить. А так… В конце концов Максим плюнул. Вышел из автомобиля и с кирпичным выражением лица пошёл вперёд. Прямо сквозь толпу этих зомби, почему-то считающих себя людьми. Они пытались к нему прикоснуться. Но не более. Никто не посмел ни дёрнуть, ни схватить, ни преградить дорогу. Этим обстоятельством воспользовались охранники и достаточно ловко вытеснили людей наружу, за забор. Закрыли ворота, оставив авто за периметром, чью целостность кое-как удалось восстановить. На пороге дворца Меншикова ждала супруга… с ТАКИМ выражением лица, что описать его в двух словах совершенно невозможно. В нём смешалось всё: ужас и восторг, радость и страх, надежда и обречённость. Эти чувства проявлялись едва-едва. Она держалась. Обычно она себе такой демонстрации чувств не позволяла, но зрелище того, как её муж идёт сквозь расступающееся море людей её, видимо, добило. – Привет, – чуть более нервно чем обычно произнёс наш герой, когда подошёл к супруге на дистанцию пары шагов. – Ты не рада мне? Она нервно фыркнула и кивнула в сторону забора, где плескалось море людей. Максим обернулся и промолчал. Всё понятно без слов. ЭТО выглядело страшно. Особенно для человека, не закалённого толпами будущего… стадионами, собирающими по тридцать, сорок и более тысяч человек. По местам массовых гуляний в крупных городах, где может и все сто тысяч набиться. Для неё это был ужас… кошмар… что-то совершенно невообразимое. – Пойдём внутрь. Там вид не столь монументален. – Это не помогает, – чуть дёрнув губами в попытке обозначить улыбку, произнесла она. – Выглянешь в окно, и жуть берёт. Да и шум. Кажется, что забор вот-вот рухнет и волна погребёт дворец под собой. – Может, и так. Но я хочу покушать. И было бы недурно это сделать в кругу семьи. – Как пожелаешь, – кивнула Татьяна Николаевна с какой-то странной интонацией. Во всяком случае, Максим её смог лишь заметить, но не понять. Супруга уже почти взяла себя в руки и стала столь же выдержанной, как и раньше. По крайней мере, на людях. Прошли во дворец. Он отправился принимать ванну и приводить себя в порядок. А пока плескался, готовили завтрак. Поздний. Но так и что с того? Завершив все желаемые процедуры, наш герой переоделся в свежую, приятно пахнущую одежду и в приподнятом настроении направился в столовую. Так-то его, конечно, тянуло на кухню, откуда одуряюще приятно пахло. Но он сдержался. Чай, статус уже не тот, чтобы на кухне трапезничать. Заложник общественного положения. Шёл и ловил на себе взгляды из-за каждого угла, из каждой ниши и тени. Здесь, наверное, собрались все слуги и прочие обитатели дворца – или, во всяком случае, их большая часть. Меншиков уже который день был предметом НАСТОЛЬКО пристального внимания, что чувствовал себя манекеном на витрине. Это немного бесило, но психовать было нельзя. Увы. Любой жест, любое слово, любая выходка в текущей ситуации, без всякого сомнения, стала бы достоянием общественности. Личная жизнь? О ней можно забыть. Совсем забыть. Даже секс выходил теперь делом публичным… можно сказать, общественным. Ситуация выходила сопоставимой с монархами Средневековья, где эти персонажи даже оправиться не могли без фиксации этого события окружающими… Столовая была пуста. Это немного разозлило Максима, но он не стал тушеваться. Сказал же, что хочет кушать, вот – садись и жри. Благо стол накрыт хоть и на скорую руку, но вполне достойно. Было что и скушать, и выпить. Скушать. Именно скушать, а не съесть. Ибо в его текущем статусе он мог себе позволить только вкушать. Очень аккуратно, максимально воспитанно и без всяких там сельских выходок. Даже если очень хотел ЖРАТЬ. С алкоголем та же беда. Увы. Слишком много глаз и ушей вокруг… Через несколько минут после того, как наш герой приступил к трапезе, в столовую зашла Татьяна, а следом – Вильгельм. Меншиков как-то уже и позабыл за всей этой кутерьмой, что оставил пленённого Кайзера у себя почётным пленником. На особом, так сказать, положении. Он ведь был не только монархом государства, с которым у России шла война, но и дядей… троюродным, но дядей для Татьяны. Вильгельм зашёл бледный, с удивительно шевелящимися усами. Они у него, по обыкновению, были очень интересно уложены так, чтобы лихо торчать вверх. Поэтому некоторое движение губ, даже совсем незначительное, вызывало их хорошо заметное шевеление. Пляс. Который дополнялся настолько диким выражением глаз, что не передать. Татьяна Николаевна на его фоне была само спокойствие. Впрочем, этот контраст достаточно легко объяснить. Несмотря на кровное родство, общего между Татьяной и Вильгельмом практически ничего не было. Татьяна была внешне не красавицей. Просто приятная дама. Но вот характер её сплетался из лучших качеств отца и матери. И, к величайшему счастью, она сумела, в отличие от отца, избежать чудовищной губительности воспитания Победоносцевым и подобными ему людьми. Каким человеком был Николай от природы? Удивительно собранным, с сильной внутренней волей и организацией. Прекрасная заготовка для будущего монарха! Если бы за дело не взялись Победоносцев с компанией. Этот злодей сумел внушить Николаю, непрерывно нависая над ним с самых малых ногтей, массу опасных заблуждений, которые и привели монарха в могилу. Что в этой сборке реальности, что в оригинальной. Он вырастил из Николая человека публично скромного, на глубинном уровне религиозного и абсолютно уверенного в своём особом божественном предназначении. Из-за чего вся его воля, вся его внутренняя сила оказались не только скованы цепями идеологических заблуждений, но и сокрыты от народных масс, считавших его воспитанность и тактичность слабостью. Он не боролся за свою власть, ибо был убеждён, что это не имеет смысла. Что всё в руках Господа Бога. Татьяна Николаевна практически не застала старика Победоносцева и находилась всецело под влиянием матери. Женщины чопорной и в известной степени жёсткой, если не сказать жестокой, несущей в своей душе ядро протестантской идеологической модели. Прагматичной, приземлённой и безжалостной. В итоге выросло то, что выросло. Хорошо воспитанная молодая женщина, способная держать себя в руках и контролировать свои эмоции хуже, чем отец, но всё же весьма недурно. Но главное – это её сочетание мощного внутреннего стержня и очень гибких духовных убеждений. Для неё не было ничего «слишком» в борьбе за своё и своих. Особенно теперь, после брака с Меншиковым. Получалась этакая Маргарита из известного романа Михаила Булгакова. Только сталь покрепче и закалка получше. Вильгельм же был артистом. Любителем позы. Страстным обожателем приватной дипломатии, где его любовь к театральным импровизациям находила возможность для самореализации. Этот странный человек искренне полагал, что можно решать международную политику вот так – по наитию, за кружкой пива, отбросив стыдливо всю эту бесполезную мишуру из логики, экономики и здравого смысла. Страстный коллекционер мундиров, званий и орденов. Кем он только не был. А злые языки поговаривали, что, беря в руки маршальский жезл, он расцветал. Трудно было найти людей в большей степени разных, нежели Николай II и Вильгельм II. Татьяна, впрочем, диссонировала со своим троюродным дядей не меньше… Супруга подошла к столу и села подле нашего героя. По правую руку. Всё её тело было напряжено, а движения несколько угловаты, что выдавало в ней высшую степень напряжения. Но она держалась. Вежливая улыбка Максиму. Ответный кивок с куда более естественной улыбкой. И она тоже приступает к трапезе. Нехотя. Всем своим видом демонстрируя, что сыта. Вильгельм же продолжал стоять в дверях столовой и пялиться на Меншикова. – Дядюшка, что же Вы? Идите к нам поближе, – вымученно улыбнувшись, произнесла Татьяна. И Вильгельм нехотя подошёл ближе. Ещё ближе. А слуги, как назло, отодвинули стул по левую руку от Меншикова. Совсем рядом с ним. Соседний стул. И Вильгельм на негнущихся ногах был вынужден подойти и сесть. – Вы плохо спали? – поинтересовался Максим. – На Вас лица нет. – Да… – нехотя и не сразу ответил тот… – Видимо. – Я бы порекомендовал Вам прогулки перед сном, но, боюсь, врач из меня посредственный. Вы пробовали нагружать себя физическим трудом? Поговаривают, что это недурственно помогает. Дрова там наколоть, воды на кухню натаскать, – от этих слов Кайзер дёрнулся, как от пощечины. Вроде бы никаких угроз, но его тонкая душевная организация была не готова к таким вот параллелям. – А я думала, что этот образ про душу дракона и огонь, который не греет и не сжигает – просто образ, – нервно дёрнув щекой, произнесла супруга и с вызовом взглянула Максиму глаза в глаза. Шутить над дядей, конечно, интересно, но её занимали совсем другие вопросы. – Я просто всех разыграл, – пожав плечами, ответил наш герой. – Серьёзно?