Алекс развернулся и ушел, оставив Марго в гостиной в полной растерянности. Раздев Машу до ползунков и кофточки, она присела в кресло, машинально покачивая девочку на коленях. Нужно было позвонить Джефу, но Марго оттягивала этот момент, боясь признаться мужу в том, что она не в Дублине. Неизвестно, как поведет себя Джеф, которому любое упоминание об Алексе всегда действовало на нервы. Но звонить все равно придется, поэтому лучше не оттягивать и сделать это сразу. Телефон оказался на самом дне огромной сумки-мешка, набитой всякой всячиной. Марго и раньше отличалась любовью носить в сумке набор бестолковых предметов, а с появлением ребенка эта привычка приняла размер мини-катастрофы. Там можно было обнаружить все – от запасного памперса до пустышки в прозрачном футляре, от тюбика детского крема до влажных салфеток. И это не считая косметички, еще одной – с лекарствами на все случаи жизни, бумажных платочков, расчесок, кошелька, бумажника с документами… Сейчас Марго, не церемонясь, вывернула все это прямо на пол, не заботясь о том, что подумает маниакально аккуратный Алекс, если вдруг спустится в комнату, нашла телефон и, включив его, набрала номер мужа. Джеф долго не отвечал, и Марго охватило беспокойство – его взгляд в аэропорту снова с фотографической точностью отобразился в памяти, и в голове моментально начали возникать не самые приятные мысли. Но вот раздался голос, и она с облегчением выдохнула: – Джеф, с тобой все в порядке? – Со мной – да. А вот куда делась ты? – и в его тоне Марго услышала – все знает. – Джеф, я объясню… – Не надо объяснять, Марго. Ты совершила самую большую ошибку из всех. Ты даже не понимаешь, что ты сделала. – Ты позволишь мне сказать, как все было? – вклинилась она решительно. – Если ты думаешь, что я по своей воле оказалась тут, то ты либо плохо меня знаешь, либо… – Марго чуть задохнулась от обиды и возмущения, но справилась с собой и продолжила: – Либо ты просто глуп, Джеф, уж прости меня. Я никогда – ты слышишь – никогда не пошла бы к нему сама, потому что все давно закончилось, потому что я уже давно люблю другого человека, у меня дочь! Как же ты можешь обвинять меня?! Она едва не плакала от обиды на мужа – как он мог не верить, сомневаться? Как мог думать о ней плохо, как смел?! – Марго, если сейчас ты врешь, то впоследствии не простишь себе этого. Я надеюсь, что смогу помочь тебе выпутаться, но ты своим отъездом очень усложнила мне жизнь. Голос Джефа звучал расстроенно и глухо, Марго разволновалась еще сильнее, не понимая причины этих слов. Они оба ни разу не назвали Призрака по имени, но прекрасно понимали друг друга и говорили именно о нем. – Я не вру, Джеф! Я действительно сама испугалась, когда увидела его в аэропорту, но ты подумай – что я могла? Звать полицию? Джеф помолчал, потом тяжело вздохнул: – Нет, детка, ты все сделала правильно. Ты оказалась одна с ребенком в чужой стране, а мой человек не смог сориентироваться. Вернее, это я не проинструктировал его, потому что не ожидал такого поворота. Сейчас главное – не спровоцировать его ни на что, ты помни – у тебя ребенок. Марго, береги Машу. – Джеф, объясни по-человечески! – закричала Марго, не сумев удержать рвущийся наружу страх. – Я не могу жить в неопределенности! – Не сейчас, Марго. При возможности смени номер телефона, хорошо? Я люблю тебя, детка, помни об этом. Джеф положил трубку, и Марго, сразу повторно набрав номер, убедилась, что связи нет. Нервы сдали окончательно, и она разрыдалась, сев на пол среди вывернутых из сумки вещей. Алекс Он закрыл за собой дверь спальни, заперся на ключ, словно боялся, что Марго вдруг захочет вновь завести какой-то разговор, и вытянулся на кровати, уставившись в потолок. Опять Мэри… В последнее время это стало происходить с ним все чаще – приступы слабости и вслед за ними мысли о Мэри. В такие моменты Алекс безвольно ложился на кровать и истязал себя воспоминаниями, воскрешая в памяти какие-то слова, сцены, телефонные разговоры, прогулки в парке. Их разговоры всегда были странными. Иногда у него возникало ощущение, что собеседница не вполне нормальна – хотя кто мог поручиться за его собственную адекватность в такие моменты? Мэри всегда вызывала в нем противоречивые чувства и такие же противоречивые желания. Алекс смотрел на нее, сидящую в кресле с мундштуком в длинных пальцах, и в его душе рождались одновременно любовь и ненависть – ну как, как эта женщина могла позволить себе не поддаваться ему? Как могла спокойно говорить «нет» и игнорировать призывные волны? Как могла держать его на расстоянии? Его – к ногам которого падали самые известные и красивые женщины, женщины, которых хотели миллионы? Ему стоило только чуть заметно дернуть бровью – и любая готова была ползти за ним. А эта… совершенно обычная колючка с невыносимым характером ухитрялась вести себя так, что это он был готов на все за мимолетную улыбку, за согласный кивок гордо посаженной головы. Подобное ощущение было Алексу ново и крайне неприятно, но именно оно подстегивало, разжигало азарт. Он часто сравнивал свои чувства к Марго и к Мэри и понимал: совершенно разные эмоции. Марго он любил нежно, как ребенка – да по сути она так и осталась для него той семнадцатилетней девочкой, которую он увез прямо с улицы, сделал своей женой, которую искалечил и едва не убил. Это был его крест, который он обязан нести всю жизнь, – но подобная ноша не тяготила его, скорее наоборот: Алекс искренне боялся потерять Марго, а потому отчаянно противился любым ее попыткам построить серьезные отношения с другим мужчиной. С Мэри – иначе… Он понимал, что подчинить упрямую норовистую девушку ему не удастся, но тем больше желал победы, тем яростнее шел к ней и добивался ее. Чем больше упиралась и сопротивлялась влюбленная – Алекс это чувствовал – Мэри, тем острее оказывалось желание сломать, добиться. Это была не любовь, а война – жестокая, бескомпромиссная, в которой в итоге все равно не случилось бы победителя. Сломанные игрушки никогда не интересовали Алекса, а Мэри, по всей видимости, не так уж нуждалась в таком трофее, как он, – или она была чересчур хорошей актрисой. Так или иначе, Мэри больше нет, но ее образ по-прежнему с ним, и все чаще его стали беспокоить воспоминания. «Я старею, – с печальной иронией думал Алекс, когда вновь вспоминал непокорную рыжую танцовщицу. – Ко мне начали приходить призраки прошлого». Он вспоминал то время, что Мэри провела здесь, в его доме, с каким-то щемящим душу, болезненным удовольствием, словно память могла изменить хоть что-то. Вспоминал, как играл ей вечерами Шопена, как наблюдал за ее реакцией исподтишка, как заставал ее в спальне разминающейся – в танцевальном трико и туфлях, со спутанными мокрыми волосами. Как находил иногда на ее столе обрывки листков со стихами, удивляясь, почему она уничтожает их. Алексу казалось, что Мэри стесняется своих чувств к нему, боится выражать их и боится, что он, не дай бог, узнает, что она испытывает к нему на самом деле. Но иногда в каком-то мимолетном взгляде видел такую тщательно скрываемую, невыносимую боль, что становилось страшно – ну зачем, за что она так мучает себя, ради чего? Иногда Алекс пытался вывести ее на эмоции – но это удавалось крайне редко. Однако подобные словесные баталии развлекали его и открывали какие-то новые грани в натуре Мэри. Как, например, однажды… – Ты никогда не думала, что мы все похожи на животных? Уж если не внешне, то хоть повадками. Вот женщины – они как собаки. Разве только не все такие верные. Да пожалуй – вообще никто. Не бывает верных женщин. Может, одна на миллион. Мэри коротко хохотнула, приложилась губами к мундштуку и изрекла насмешливо: – Любишь ты обобщать. А мужчины – как один козлы, правда? А что – все признаки есть, а у многих еще и рога. – Да, – подхватил он с иронией. – Которыми, кстати, их награждают эти самые верные женщины – те, что на миллион. Мэри внимательно посмотрела ему в глаза, потом кивнула и подытожила: – Так я и говорю – у каждого козла должны быть рога. Должны. Алекс не выдержал и расхохотался: – Ты, философ сопливый! Что ты про это знаешь? – Я? – серьезно переспросила Мэри. – Поверь – практически все. И он понял – пора прекращать разговор, шагнул к ней, положил руку на затылок и грубо притянул к себе, поцеловал почти по-хозяйски. Мэри не сопротивлялась, однако, когда Алекс отпустил ее, встала, вытерла губы с почти брезгливой гримасой и, выходя из комнаты, бросила: – Н-да… На твои рога надо бы табличку повесить: «Осторожно, если не забодает – так насмерть залижет». Он тогда разозлился, рванулся было следом, но в последний момент удержал себя – сам виноват, не надо было, и захохотал. Мэри терпеть не могла, когда он поступал подобным образом, но именно это всегда и подстегивало. Зазвонил телефон, и Алекс, мгновенно стряхнув с себя сонную оторопь, схватил трубку: – Да, слушаю! – Ты решил сыграть не по правилам, да? Алекс мгновенно узнал звонившего и вскипел: – По твоим правилам я играть не стану! Я всегда устанавливаю свои! – И надеешься, что я буду подстраиваться? Эти времена прошли. Каждый сам за себя. – Это ты сказал, не я. Он бросил трубку и вцепился в волосы. Все запуталось настолько, что, казалось, в этом клубке уже невозможно найти концов. Марго Прошло три дня. Джеф больше не звонил, его телефон постоянно отключен, и Марго не могла понять – неужели действительно ревнует ее к Алексу или… Или что-то произошло. Алекс практически не общался с ней, разве что по вечерам, у камина. Марго спустя многие годы наконец-то научилась не бояться открытого огня, лижущего поленья, и могла без содрогания сидеть в кресле в непосредственной близости к камину. Алекс сделался задумчивым, каким-то отрешенным, больше молчал и постоянно о чем-то думал. Иногда он вдруг брал из рук Марго маленькую Машу и вглядывался в ее личико, словно что-то искал в нем, какие-то черты, знакомые только ему. Марго в такие моменты замирала в кресле, боясь шевелиться. Ей казалось, что Алекс сравнивает ее дочь с кем-то. Вестей о Маргоше не было, Алекс мрачнел и пропадал где-то целыми днями, возвращался к вечеру разбитый и угрюмый, но где бывает и какие шаги предпринимает, не говорил. Марго искренне сочувствовала ему. Став матерью, она в полной мере ощутила ответственность и все те чувства, которые появляются с рождением ребенка. Зная, как Алекс любит дочь, Марго очень переживала, видя, как он не находит себе места. По ночам ему кто-то звонил, однако разговаривал Алекс всегда на незнакомом языке, а потому Марго, как ни прислушивалась, смысла не понимала. Вечером четвертого дня он вдруг постучался к ней. Маша уже уснула, и Марго, тоже успевшая задремать, испуганно вскочила, на цыпочках подошла к двери: – Чего тебе? – Марго… выйди ко мне. Она спешно набросила халат, кое-как подколола волосы и вышла. Алекс сидел на верхней ступеньке лестницы, безвольно свесив руки и глядя в пол. Марго остановилась сзади, не зная, что делать. Он вдруг развернулся и, обхватив ее за ноги, уткнулся лицом в колени. Марго в испуге вскрикнула, попыталась освободиться и едва не упала назад, но Алекс держал крепко. – Прекрати… – испуганно попросила Марго, держа руки почему-то на весу, словно они были мокрыми или грязными, а она боялась испачкать белоснежную майку Алекса. – Не бойся… – пробормотал он, прижимаясь к ней все крепче. – Я не трону тебя… ты уже слишком моя, чтобы… я не могу так… просто побудь со мной, мне очень плохо, Марго… мне страшно… Она осторожно опустила руку на его затылок, погладила волосы и поднесла ладонь к лицу, как будто проверяя, не осталось ли на ней следов прикосновения, по которым Джеф потом сможет все понять. Алекс потянул ее вниз, и Марго неловко села, подогнув ноги, оказалась вровень с ним. Ее руки как-то сами обняли его за шею, притянули голову к груди. Алекс сперва замер, напрягся, натянулся весь как струна, но Марго, успокаивающе погладив его, прошептала: – Т-с-с… ну, что ты… что ты, родной, не надо… это же я… я с тобой… – И он выдохнул, расслабился, обнял ее и затих. – Как же ты измучился, мой бедный… Ничего, скоро вернется Маргоша, все будет хорошо… – Ты думаешь, она вернется? – обреченно спросил он, испугав Марго. Она даже отпрянула на мгновение, но потом снова прижала его голову к груди и заговорила решительно: – Не смей даже думать! С ней все в порядке, она вернется со дня на день, вот увидишь. Сразу бери ее и уезжай куда-нибудь отдыхать. – Ты не понимаешь, Марго. Я попал в очень серьезную переделку, настолько серьезную, что сам удивился. И ты тоже замешана, я ведь не зря тебя сюда привез… – Та-ак! – почуяв недоброе, протянула Марго и отстранила его от себя. – Началось… Ну, рассказывай, раз заикнулся.