Кухня хоть и небольшая, но тоже с модным гарнитуром. Финский холодильник и плита. Чистенько и опрятно. Все на своих местах, сверкает, ни пылинки. — Ну, что там у тебя? — Шахиня включила свет, села за стол. Я благоразумно держался подальше от окон. Чтобы меня не увидели с улицы. Так, а если за ней следят, может и на прослушку поставили? Хотя, не такая уж и важная птица. Но лучше не рисковать. Мы перешли в ванную. Я включил воду в кране. Шахиня не возражала. Поняла, что тут что-то не так. — Я не только работаю с минрыбхозом, — сказал я. — Еще я фарцую в Москве. По интуристовским гостиницам. Моя кличка Одиссей. Слышали про это? Шахиня кивнула. Ничуть не удивилась. — Конечно. Что я тебе, лыком шита? Я навела справки про тебя. Только недавно узнала. Тебя выжали из города. Мои старые знакомые. Ромин Саша и Зиновьев Гриша. Ты убежал, поджав хвост. И вот теперь лазаешь здесь. В моем городе. Хм, она подготовилась. Молодец. — А вам сказали, что у меня есть связи в Конторе? — спросил я. — Иначе как бы я работал в гостиницах? Шахиня кивнула. — Что-то такое слышала. Да ты бы и не мог так быстро подняться без помощи органов. Мне поэтому непонятно, как мои знакомые смогли тебя зажать. Или тебя кинули высокие покровители? Я покачал головой. — Там много чего. Не углядел. Я был в отъезде. Но это неважно. У меня есть для вас важная информация. Я могу рассказать. Но в обмен на сведения про Ромина и Зиновьева. Согласны? Шахиня задумалась. Потом кивнула. — Хорошо. Ты, говорят, очень скользкий, но слово держишь. Это действительно стоящая информация? Я кивнул. И протянул ладонь: — А мне нужна такая информация, чтобы зацепить ваших старых знакомых. Тем более у вас с ними тоже были проблемы, не правда ли? Так что жалеть не будете. Я правильно понимаю? Шахиня пожала мне руку. — Все верно. Если ты прищемишь им зад, я буду только рада. Договорились. Ну и отлично. Тогда поехали. Вода текла из крана в фаянсовую ванну. С бульканьем утекала в слив. Достаточно шума, чтобы заглушить микрофон. — Не знаю всех подробностей, — я наклонился ближе к Шахине. Она повернула ко мне ухо. Чтобы лучше слышать. — Но вы под разработкой КГБ. Вполне возможно, что в рамках антикоррупционной кампании, объявленной недавно правительством. Я думаю, что вас или кого-то еще из местного горкома сделают козлом отпущения. Может быть такое? Вы ощущали непонятные движения вокруг? В последнее время? Слежка, прослушка? Как ведут себя наверху? Шахиня повернулась ко мне лицом, искаженным от ярости. — Все верно. Так и есть. А я голову ломала, чего это Погосов вдруг уехал. Не сказал ни слова. Пропал и с концами. Как в воду канул. Знакомая фамилия. Где я ее слышал? — А кто это, Погосов? — спросил я. Шахиня продолжала шипеть: — Это ж мой покровитель. Первый секретарь горкома. Главная шишка тут. Поехал в обком. И исчез. Звоню Мискину, его шефу, а тот трубку не берет. Помощник сказал, времени нет… Значит, они знали. И ничего не сказали! А я, дура, думала, и вправду заняты. Она отдышалась. Я молчал. Потом заметил: — Вам сейчас лучше уехать из города. Бросить все. Залечь на дно. Пока не успокоится. Шахиня выкинула вперед руку с острым красным наманикюренным коготком. — Не бывать этому. Я тут королева. Этот город мой. Они меня не заставят отступить. Это ты вот сбежал из столицы. А я не такая. Я не побегу, поджав хвост. И это сейчас! Когда я хотела открыть новую баню с девочками! Вот ведь невовремя. Мда. Женщина чуток переоценивает себя. Я бы не стал ссориться с государством в ее положении. И тем более открывать новые проекты. — Этого достаточно? — спросил я. — За вашим домом, скорее всего, следят. Прослушивают телефоны. Опрашивают соседей. Следят за передвижениями. И скоро нагрянут с обыском. Шахиня усмехнулась. — Пусть только попробуют сунуться. Я им такое устрою, — она посмотрела на меня. — Но за предупреждение спасибо. Ценю. Что ты там хотел узнать про Ромина и Зиновьева? Я небрежно спросил: — Вы хорошо их знаете? Где они могли спрятать цех? Мне надо накрыть их. Шахиня покачала головой. — Я их знаю хорошо, но не знаю, куда они могли деть свои цеха. Но вот что я тебе скажу. Они жадные до невозможности. Но все стратегические решения принимает Зиновьев. И в этот раз он действует по-другому. Обычно ведь как бывает. Цели устраивают возле предприятий. На швейной фабрике или в цеху. Всегда так. Чтобы шить на месте, а излишки красть. И продавать самим. Чтобы экономить на сырье и работниках, — она подалась ко мне. — Вот только Зиновьев слишком умен. Он что-то говорил про другую схему в Москве. Когда цехи будут отдельно. По частям. А вот продавать хотел через торговые сети. И у него двоюродный брат работал в «Мосодежде», в руководстве. Басов Сергей. Понимаешь, что к чему? Ах, вот оно что! Тогда понятно. В столице «черные ткачи» используют другой подход. Делают одежду в спрятанном цеху. А вот продают в официальной сети магазинов. Через доверенных людей. Это на самом деле легко устроить. Тем более, что в торговых сетях и так процветает искусственно созданный дефицит. — Это другое дело, — сказал я. — Отлично, просто отлично. И еще один вопрос. Вам что-нибудь говорит фамилия Обвинцев? Думал, что Шахиня покачает головой. Но она кивнула. — Ага, значит это все-таки всплыло? Бедолага. Я его не знала, но слышала про этот случай. Знаешь, что? Отправляйся в Калинин и поговори с Телятьевым в паспортном столе Пролетарки. Если хорошенько надавишь, он расколется. Я думаю, что тот Обвинцев, который уехал из Калинина — это не тот, что протестовал. Тот бы так просто не уехал. Ого, это еще лучше. Отличная зацепка. — Хорошо, поговорим. Спасибо. Шахиня посмотрела на меня. Сузила глаза. — Взаимно. А теперь проваливай. Мне надо подумать. Больше говорить не о чем. Я встал. Мы вышли из ванны. Я выскользнул из квартиры. Шахиня не сказала ничего на прощание. Я поднялся на девятый этаж. Там опять на крышу по гулкой металлической лестнице. За дверью квартиры рядом залаяла небольшая собачка. Вроде болонки или пуделя. Я вылез на крышу. Снова прошел обратно к выходу в соседний подъезд. Под ногами трещали осколки льда. Я спустился на лестницу и вышел из подъезда. Снова сделал большой круг, поймал попутку и отправился обратно к клубу железнодорожников. В здании светилось единственное окно. Что внутри не видно, занавешено плотными коричневыми шторами. Я постучал по стеклу. Шторы отдернулись, за ледяными разводами показалась физиономия давешнего дядьки. Он сначала не узнал меня. Потом кивнул. Указал в сторону двери. Я пошел к крыльцу. С неба закружились редкие снежинки. Вскоре дядька открыл дверь. — Кой черт тебя принес? — сердито произнес он. — Не спится, что ли? Я вручил ему двадцать рублей. — Позвонить надо. Срочно. Он поворчал, но впустил меня. Телефонистка тут же соединила с Капустой. Я рассказал ему насчет двоюродного брата Ромина и Обвинцева. Сказал направить туда людей. Срочно. Чтобы следили с утра. И выяснили все, что надо. Но сами пусть не лезут. Ждут меня. Потом бросил трубку, поблагодарил дядьку и отправился в аэропорт. Подождал там два часа. Подремал. И потом вылетел в Москву. Когда садился в самолет, снег усилился. Снежинки кружились в воздухе. Ветер кидал снег навстречу. Я опасался, что рейс отменят, но самолет спокойно взлетел. От шума двигателей и высоты заложило уши. Плевать. Я устал, как собака и хотел спать. Поэтому задремал. Когда мы сели в аэропорту Москвы, я проснулся. Все еще темно, несмотря на рассвет. Погода пасмурная, небо затянуто черными тучами. Как только вышел из Шереметьево, взял такси. Сразу поехал на конспиративную квартиру. Надо узнать, что там творится. На асфальте застыла ледяная крошка. Колеса проезжающих машин брызгали грязь на бордюр. Место Капуста выбрал неплохое. Второй этаж, балконы выходят на обе сторон здания. Внизу сугробы, в крайнем случае, можно прыгнуть вниз. Чтобы спастись от облавы.