А еще присоединились Окунь и Смола. Я добавил швейцару еще червонец. А то он нахмурился. Мы зашли внутрь. Неплохо так. Вполне стильненько. Правда, пол покрыт белыми кафельными плитами, а не мрамором или гранитом. Но интерьер забавный. Тематика морей. С Нептуном с трезубцем и русалками. На окнах витражи с рисунками реки и моря. Зал с пальмами в кадках и папоротниками. Столы прямоугольные, с белыми скатертями. Стулья деревянные, с высокими спинками. У дальней стены стойка для живой музыки. Там уже стояли музыканты. Играли. А впереди певица, пела про безответную любовь. — У вас заказано? — к нам подлетел официант. Я кивнул. Пожал ему руку. Тоже вложил червонец. — Да, у нас возле окна. Подальше от оркестра. Мы поболтать хотели. Официант глянул на руку. Кивнул. Отвел нас внутрь. Народу, кстати, не так уж и много. Половина зала свободна. Мы уселись за большой длинный столик. Быстро сделали заказ. Особо не шиковали. Котлеты, солянка, шницели. Водку и вино. Я взял минералку. Бэлла сидела рядом. Молчала. Тихонько смотрела на музыкантов. Ножка на ногу. Покачивала носочком. Похожа на кошечку. — Твои бывшие друзья выдавили моего товарища из Москвы, — я дождался, пока все наедятся. И напьются. И чуток захмелеют. Чтобы развязались языки. И указал Мите на Окуня. — Они у тебя всегда так действуют? Митя покачал головой. — Они не у меня. Даже бывшими друзьями не могу назвать. Поступили со мной по-свински. Я с ними давно разбежался. Мы вместе в Твери начинали. Я тогда только с Роминым работал. Зиновьева не знал. Это они потом спелись. Окунь указал на него пальцем. — Что же ты их выпустил? Твои приятели знаешь какой кипеш подняли в столице? Все полетело к чертовой матери. Вверх тормашками. Это точно. Митя-Портняжка сидел слева от меня. Я долил ему еще горячительного. Чтобы довести до кондиции. Когда человек сам все расскажет. Митя не отказывался. Ему скрывать нечего. Они работали с Роминым два года назад. В Калинине. Там он устроился в общество глухонемых. Недолго думая, тут же начал рубить бабло. Организовал шитье неучтенной продукции. Тогда и привлек Митю. Потому что тот технолог швейных изделий. Чтобы поднял качество продукции. Митя это и сделал. — У меня джинса не хуже ливайсов была! — гордо заявил он нам. Хотя уже чуток покачивался. — Даже лучше. Крепкая ткань, лучший деним. Ливайсы порвутся, а мои сто лет прослужат. Даже внукам можешь отдать. Правнукам. Ничего не будет. Ага, это уже кое-что. — А кто у него тогда за финансы был? — спросил я. — Кто-то другой, не Зиновьев? Митя покачал головой. — Нет. Какой-то очень скрытный человек. Я его не видел ни разу. Все деньги Ромин вообще не показывал. Он же продавал в другом месте. Мы только шили. Вот зараза. Что-то толку от Мити немного. — А где, где именно шили? — допытывался я. Но Митя пожал плечами. Икнул. Глаза у него уже осоловели. — Чего не знаю, того не знаю. Он еще тот хитрован, этот Ромин. Ничего не показывал. Ничего не говорил. Только обещал много. А сам в итоге обманул. Пришла проверка. Выявили недобор по плану. Меня уволили. А Ромин исчез. И ничего не предъявишь ему. Вот зараза. Он ничего нового не сказал. Я уверен, что человек Капусты выяснит то же самое. Что же, ладно. Надо будет потом еще поговорить. Может, еще что-нибудь вылезет. — Он вообще страшный человек, этот Ромин, — продолжал бубнить Митя. Сидел рядом со мной. Голову наклонил вниз. Чуть ли не в скатерть уперся. Остальные уже не слушали нас. Бэлла тянула за руку. Хотела танцевать. Под кардиганом к нее черная кружевная кофта с волнующе глубоким декольте. На Митю никто не обращал внимания. Окунь спорил со Смолой. — Что он с тем парнишкой сделал, это же ужас! Так дела не делаются. Я уже хотел было пойти с Бэллой танцевать. Но остановился. Вернулся к Мите. — Какой парнишка? Ты о чем это? Митя продолжал сидеть на месте. — Да глухонемой один. Обвинцев. Он начал возмущаться. Правдолюбец. Хотел жалобу написать. Хотел все это прервать. Да только куда-то пропал. Исчез, как сквозь землю провалился. Я выяснил у него подробности. Но Митя-Портняжка опять ничего не знал. Ну и ладно. Фамилия это уже зацепка. Я отправился в гостиницу. Опять дал червонец. Чтобы позвонить по межгороду. Сказал Капусте, чтобы его человек в Калинине узнал про Обвинцева. Все, что надо. Так, теперь можно и расслабиться. Бэлла давно хотела танцевать. Как раз объявили «белый вальс». Девушка пригласила меня. — Ты хорошо танцуешь, — похвалила Бэлла. — Мне нравится, как ты двигаешься. Через полчаса мы отошли в сторонку. Бэлла сама поцеловала меня. Губы мягкие и теплые. Тело податливое и в то же время упругое. Я чувствовал ее жар даже сквозь кофточку. После того, как девушка дала зеленый свет, я отправился к администратору. Снова дал на лапу и взял свободный номер. Зря мы что ли в гостинице находимся? Отвел туда девушку. — Ты только не подумай ничего такого, — Бэлла прикрывала темные глаза пушистыми ресничками. — Я девушка порядочная. Просто ты мне так понравился. Я поцеловал ее и уложил на кровать. — Конечно, конечно. Зато ты самая красивая, — и я снова поцеловал Бэллу. А она нисколько не сопротивлялась. Глава 19 Здание на Красной Утром я проснулся и обнаружил рядом лежащую девушку. Ах да, точно. Это же Бэлла. Она лежала на боку. Лицом уткнулась в мое плечо. Кстати, выглядела неплохо. В отличие от многих девушек в прошлой жизни. Которые преображались, когда смоют макияж. Это потому что сейчас не используют так много косметики. Время раннее. За окном только начало светать. Когда я встал, девушка проснулась. Сонно подняла голову. — Ты куда? Рано же еще. Ага, еще чего. Кто рано встает, тому Бог дает. Я побежал умываться. И делать контрастный душ. В номере тепло. Отопление работает на совесть. Сразу после завтрака я отправился по делам. Бэллу отправил в универ. А сам поехал за Окунем. Тот знал, где живет Митя-Портняжка. Через минут сорок мы стояли на третьем этаже хрущевки. Перед дверью, покрытой коричневым дермантином. Я нажал на кнопку замка. Где-то в глубине квартиры замурлыкал звонок. — Спит он, — хрипло сказал Окунь. У него до сих пор всклокочены волосы. После вчерашней попойки. Глаза наверняка красные. Но сейчас Окунь скрывал их за солнцезащитными очками. — Дрыхнет, как сурок. Из пушки не разбудишь. Я жал на звонок минут пять. Молчание. Никакого движения. Наверное, и вправду спит. Рано еще. Это у меня и у Окуня закалка есть. Чтобы гулять всю ночь. Потом вскочить в шесть утра. И крутиться, как белка в колесе. А Митя-Портняжка, как мне кажется, не такой. Любит поваляться. В теплой постельке. — Не слышит, говорю же, — Окунь забухал в дверь кулаком. — Сейчас я его разбужу. Но дверь так никто и не открыл. Зато из соседней двери выглянула соседка. Старушка божий одуванчик.