Костик протянул руку. – Готов! Из кухни донеслось сердитое шипение. Фокина ринулась на кухню. – Боже! Паровая запеканка! Вилочка, померь ему давление. Я подошла к Косте и спросила: – У тебя новый одеколон? – Вчера купил, – похвастался он. – Нравится? Я чихнула. – Немного тяжеловат для лета. Или ты слишком много на себя налил. – Пшикнулся один раз. Значит, неудачный парфюм, – расстроился Костя. – Для зимы он прекрасен, – утешила я его, – оставь флакон до наступления холодов. – Не успею принять душ, – занервничал Костя, – буду напоминать освежитель для туалета. Я его успокоила. – Вовсе нет. Издалека запах приятный. Надеюсь, никто, кроме меня, не приблизится к тебе вплотную. Вообще-то я не ревнива, но… Костя хотел поцеловать меня, но тут Аллочка крикнула из кухни: – Какое давление? Я ткнула пальцем в большую кнопку. Аппарат не зашумел, однако на экране высветились цифры 90:60. – Он сломан, – сказал Костик, – у меня всегда стабильные сто двадцать на восемьдесят, а он показывает давление мертвой мыши. – Может, батарейка села? – нахмурилась я. – Ох, дети! Ничего-то вам поручить нельзя, – укорила нас Алла, возвращаясь в столовую. – Вилочка, ты нажала на клавишу, которая показывает последний результат. Очень умный прибор. Допустим, я вечером воспользовалась тонометром и не записала цифры. Многие забывают занести их на бумажку. И что? Как мне утром понять, повысилось ли давление по сравнению со вчерашним днем? А вот так! Нажимаю на «меню» и сразу вижу, какое было в прошлый раз. Хочется от души поблагодарить японцев за заботу о людях, прекрасные тонометры производят в Стране восходящего солнца. – И крем чудесный, – сказала я, – прямо-таки волшебный. Фокина обрадовалась. – Говорила же тебе, средство потрясающее. Через пару дней мой приятель Семен Брунин, переводчик с японского, улетает в Токио, попрошу его привезти побольше баночек с кремом. Я против пластических операций, никогда не отправлюсь на уколы красоты. Ботокс страшный яд, а то, что используют сейчас в качестве витаминных уколов для кожи, жуткая химия. Даже под страхом смерти не подпущу к своему лицу косметолога. Надо уметь стареть. Можно делать маски из яйца с маслом, из творога, банана с медом. Но главное – здоровый образ жизни. Тогда тебе не понадобится ни скальпель, ни лазеры, ни все остальное. Вот этот крем можно. Я верю японцам! Так, давление! Смотри, Вилочка, чтобы его измерить, надо нажать на синюю пупочку. Опля! Аллочка прикоснулась к другой кнопке, послышалось мерное гудение. – Ну, как я и говорил, сто двадцать на восемьдесят, – огласил Костя по окончании процедуры. – Я собака Белка, готов к запуску в космос. Мама, от меня сильно пахнет парфюмом? – Ничего не чувствую, – ответила Алла. – Кстати, мой тебе совет, не пользуйся лосьонами. Почитай, что на упаковках написано. Там же сплошная химия! Не убивай себя. – Мамуля, ты, похоже, замыслила лишить жизни Вилку, – трагически прошептал Костя. – Подарила ей крем для лица волшебного действия, а в его составе небось страшные звери гормоны. Я прикусила губу. Нехорошо, если я сейчас рассмеюсь. Аллочка всплеснула руками. – Константин! Средство японское! Оно безвредное! Я уверена! Вилочка, ты же понимаешь, что Костя шутит? – Конечно, – закивала я. – И еще раз огромное спасибо за крем, он меня радикально омолодил. – В твоем юном возрасте речи ни о каком омоложении быть не может, – возразила Аллочка. – Пойду верну тонометр в спальню Ляли. – Как Галя? – спросила я. – Спит, – прозвучало в ответ. – Ляля велела не будить ее, пусть хоть до обеда отдохнет. * * * Мать Коли Иншакова согласилась встретиться со мной на работе. Мы прошли в полупустой буфет офисного здания, сели за столик в самом неприметном углу, и женщина начала беседу: – Вас зовут Виола Тараканова? Я не перепутала? – Да, Ксения Петровна, – ответила я. – А отчество? – Оно слишком трудное, Ленинидовна, – улыбнулась я, – обойдемся без него. – Хорошо, тогда я просто Ксения, – кивнула она. Я кивнула в ответ. Повисла пауза. – Говорите, – прервала молчание Ксения, – я давно смирилась со смертью сына и потеряла надежду на то, что преступника накажут. Убийцу не нашли. И вряд ли найдут. Неужели дело снова открыли? – Если расскажете мне подробно о Коле, оно, вероятно, сдвинется с мертвой точки, – пробормотала я. – О покойных плохо не говорят, – с деланым спокойствием произнесла Ксения, – но о Коле ни при каких условиях дурного никто не скажет. Учился он на «отлично», не курил, с плохими компаниями не связывался. Друзей у сына не имелось, но не потому, что он был плохим человеком. Колечка скучал в компании одногодков, у него с ними не находилось общих интересов, моего мальчика тянуло к взрослым, его волновали не детские проблемы, а экология планеты, охрана вымирающих видов животных. Николаша много читал, любил театр, классическую музыку. Конечно, мы его правильно воспитывали, ничего для него не жалели. Продали четырехкомнатную квартиру, переехали в двушку… Иншакова осеклась. – Зачем понадобилось менять жилплощадь? – тут же спросила я. В глазах собеседницы мелькнул испуг. – Ну… из-за денег. Для Коли. Понимаете, он был невероятно талантлив, ему прочили карьеру большого ученого. Все профессора, читавшие работы Коли, в один голос твердили: ребенок – уникум. За годы обучения в школе он не получил ни одной четверки, перед ним расстилалась широкая прямая дорога: золотая медаль, университет, защита диссертаций. А из-за одного негодяя… Ксения опустила голову. – Простите, но я не поняла, по какой причине вы расстались с элитной жилплощадью, – повторила я вопрос. Иншакова вцепилась пальцами в край столика. – Хотели отправить Коленьку обучаться в вуз. – Мальчик шел на золотую медаль, его бы с радостью принял любой университет России, – возразила я. Шея Ксении покрылась красными пятнами. – Андрей, мой покойный муж, мечтал об Оксфорде, а это дорого. – Ясно… – протянула я. Иншакова с шумом выдохнула и сгорбилась. – Зря я про квартиру упомянула. Но понимаете, я постоянно задаю себе вопрос: может, Колю убили из-за моего глупого поведения? А потом начинаю себя успокаивать, уговаривать. Ведь ничего дурного я не совершила, ради мальчика все делала. Вот, квартиру без размышлений с молотка пустила… Меня охватила жалость. – Вы ни в чем не виноваты. Ксения навалилась на стол. – Мы запрещали Коле употреблять сладкое, оно вредно. Андрюша беспокоился о здоровье сына, и я по его просьбе по несколько часов в день у плиты стояла, готовила особую еду. – У мальчика были какие-то проблемы? – насторожилась я. Собеседница резко выпрямилась, сжала кулаки, ее шея опять пошла красными пятнами. – Нет! Нет!! Нет!!! Просто Андрюша… применял диету, посещал курсы одного врача, японца. Тот лечит болезни правильной пищей. Муж очень увлекся занятиями, меня туда притащил, но я чуть не заснула. Азиат говорил монотонно, в тот день про капусту речь шла. Вроде брокколи уберегает от онкологии. Больше я ничего не запомнила.