– Ленни попросил меня помочь тебе, – сказал я, покосившись на Дориана. – По вопросу с картелем. Диана фыркнула. Фил и Боб переглянулись. Дориан нахмурился. – И как ты мне поможешь? – спросил Рикки, явно повеселев. – Перестреляет картель ржавым кольтом, – прогнусавил Дориан за моей спиной. Рыжая захохотала. Фил и Боб смотрели на меня с какой-то жалостью, как на обречённого больного. Я начинал терять самоконтроль. Мне захотелось влепить лысому качку гантелей по его наглой башке. Обернувшись, я сказал Дориану: – Кстати, да. Верни мой пистолет. – Пусть у меня полежит. Вечерком им пиво открою, – ответил он насмешливо. Я наливался гневом и был готов закипеть. Подойдя к верстаку Дориана, я открыл нижний ящик и вытащил оттуда кобуру с пистолетом. Кобуру я бросил на стол, а пистолет сунул за пояс. Дориан пришёл в бешенство. Он тут же подбежал ко мне и схватил за глотку: – Слушай сюда паршивец! – прошипел он. – Ещё раз прикоснешься к моему верстаку, я тебе брюхо вспорю и заставлю сожрать свои кишки вместе говном! Глаза Дориана краснели от злобы и ярости. Я почувствовал, что задыхаюсь и с размаху ударил его локтем, попав ему в бровь. Дориан взвизгнул и отступил на шаг. Фил вскочил с дивана и крикнул: – Дориан, угомонись! Лицо Дориана залило кровью от рассечения. Он потрогал свою бровь пальцем и увидел кровь. Без лишних слов лысый вытащил нож. Фил подбежал к нему и схватил за руку. – Остынь, слышишь?! Он оттолкнул Фила словно котёнка и пошёл на меня. Я достал пистолет. Боб вскочил с дивана и с разбегу снёс Дориана, они покатились по полу и остановились у моих ног. Рикки достал свой пистолет и направил на меня. – Убери, – сказал он твёрдо. Я поднял свободную руку вверх и плавно убрал пистолет обратно за пояс, после чего отошёл в сторону от Боба и Дориана. В дверях появился Ленни. – Развлекаетесь? – спросил он тихо. Дориан поднял свой нож и встал с пола, недовольно посмотрев на Боба. Тот лежал, согнув ноги в коленях и тяжело дышал. – Брайан, почему ты ещё здесь? – спросил меня Ленни. – Рикки, идём, – сказал я и направился к выходу. Что происходило дальше я не знал и не хотел знать. Сам вышел на улицу и закурил. Шёл дождь. Сморчок спрятался в доме охранников. Я стоял на крыльце и ждал Рикки. Сейчас Ленни прочитает ему нотацию и он пойдет за мной. Что делать дальше я не знал. Просто сдохнуть уже не получится. Надо подохнуть красиво и по-геройски. Желательно прихватив с собой половину наркокартеля, а лучше весь. Соорудить шахид-мобиль, самому обмотаться взрывчаткой и уйти в безальтернативную историю со взрывом и огоньком, на фоне которого страстно поцелуются Рикки, со своей Амалией. Возможно, они назовут своего сына Брайаном. Дориан будет петь ему колыбельные, смахивая слезу и потирая памятный шрам над собственной бровью. На входе синдиката появится мемориал с моим бюстом, днём возле него будет нести свою постовую службу наёмный охранник, а ночью его обоссыт завистливый Сморчок. На крыльце появился Рикки. – Ленни сказал идти с тобой, – произнес он поглядывая на серое небо. – У тебя тачка есть? – спросил я. Рикки кивнул. – Поехали, – сказал я, бросив окурок на ступеньки. Мы сели в его машину. – Где живёт твоя девушка? Рикки подозрительно на меня посмотрел. – Что ты задумал? – спросил он. – Спрячу вас, на время, – ответил я. – Зачем? – удивлялся он. – Давай определимся сразу, ты хочешь сбежать или сдохнуть? – спросил я. – А что нет других вариантов? – В твоем вопросе нет. Я спрячу вас, а сам поеду к Родригесу. – И что ты ему скажешь? Он не станет с тобой разговаривать, – сказал Рикки. – Станет, если его дочь исчезнет, – ответил я. – Слушай, это бредовый план. Я вообще не понимаю, чего ты этим добьешься. – Вези меня к своей девке, Рикки. – Нет. Ты нас угробишь. Я не верю тебе, – сопротивлялся он. – Послушай меня. Ленни не знает, как решить твою проблему. Своих людей он тебе в помощь не даст. Ты в дерьме. Меня ему не жалко, как и тебя. О том, что ты натворил скоро узнает Ким. И больше ты свою Джульетту никогда не увидишь. Её увезут, а тебе голову оторвут. Этот план тебе больше нравится? Рикки принялся грызть ноготь большого пальца. – Сука, – выругался он и завёл автомобиль. – Сколько ей лет? – спросил я. – Девятнадцать, – ответил Рикки, выезжая за ворота фабрики. – А тебе? – поинтересовался я. – Двадцать три, – сказал Рикки. – Понятно, – ответил я. – Ничего тебе не понятно. Ты и не любил никогда. Как и все вы, – ответил Рикки в сердцах. Я посмотрел на него. Как он вообще попал на фабрику? Как стал частью команды? Очевидно, Рикки был самым слабым звеном. Избалованным, инфантильным юношей, что страдал от всеобщего непонимания и требовал особого внимания. Тепличный, самолюбивый страдалец, каким всегда везет. – Любовь – это боль. Слышал что-нибудь об этом? – спросил я. – У вас всё через боль. Просто вы любить не умеете. Я нашёл человека, с которым счастлив. И всё. Плевать. Какое мне дело до этих наркобаронов? – спрашивал Рикки. – Любишь и всё? Да? – Да. – А как же команда? Братство? О них ты не подумал? – интересовался я. – Ты их не знаешь. Ты друг Ленни. Ленни тоже их не знает. Вы все ищете проблемы там, где их нет. Никто не хочет жить свободно, без претензий, – рассуждал Рикки. – Ты должен отвечать за свои действия, так же, как и за свои слова, – качал я головой. – Ай да идите вы! Вам бы всё морали читать. Хоть бы кто, что новое сказал. Ты как Дориан. Тот тоже всё на своих принципах живёт. Вас, когда жизнь прижимает, вы все зубы скалите, решить ничего не можете. Всё об ответственности говорите. В жизни нет правил! Есть личное счастье. И этим нужно жить. Ваш коммунизм себя не оправдал. Рая на земле не построить, всем насрать. – Погоди, – не понимал я. – Но что для тебя любовь? – Любовь – это мой выбор. Мои чувства. Мой смысл. Я люблю Амалию. Мне плевать на все преграды. На фабрику плевать, на тебя, на его папашу, понимаешь? Вы мне ничего не докажите. Я вас не боюсь. Нет у меня принципов, кроме одного, умирать ради собственного счастья. Ради любви к человеку. Я должен видеть её каждое утро. Вот и всё. А остальное идёт в задницу. – Но ведь у вас семья? Об этом мне сказала Диана, Ленни. Разве они тебя не любят? На чём тогда держится семья? – Я не верю им. Никого они не любят, кроме самих себя. Я хотя бы смог полюбить кого-то ещё. И при этом они называют меня эгоистом. А когда приезжает бухгалтер Роудс, бегут наперегонки за баблом. Это их любовь? К деньгам? Пошли они все! – ругался Рикки. Я понял, что вывел его на эмоции и он был готов откровенничать. Говорил Рикки быстро и много, совсем не думая. – Как ты вообще попал в синдикат? – поинтересовался я.