Я вернулась к столу: — Тебе не стыдно? Султан, не мигая, смотрел на меня, и было заметно, что ни капельки ему не стыдно. А то, что я не в курсе его секретов, так это мои и только мои проблемы. — А если я закрою вход? — пригрозила я. Кот молча начал вылизываться, полностью игнорируя угрозы. Весь его вид говорил: только попробуй, нам с тобой еще две недели вместе жить. Я решила все же припугнуть мерзавца, прекрасно понимая, что потом мне же будет хуже. В искусстве пакостить равных Султану не было, по крайней мере, среди котов. — Сейчас посмотрим, где ты тут прятался, — громко сказала я и, подойдя к окну, распахнула дверцы шкафчика, за которым, по моим расчетам, должно было находиться тайное лежбище Султана. Лежбища там не оказалось, зато стояла дорожная корзинка для перевозки кошек. Вы верите в предначертания судьбы и знаки, которые высший разум подает нам время от времени, чтобы сориентировать в хитросплетениях жизни? Каюсь, я раньше увлекалась такими вещами. Даже приобретала книги, делала из них выписки и по мере сил старалась применять в реальной жизни книжные премудрости. Знакомство с Вадимом быстро излечило меня от доверчивости и некоторой сентиментальности. Как-то раз я попыталась объяснить ему свой взгляд на мир. В ответ Вадим прочел мне целую лекцию на тему «Если ты собираешься выходить из дома и тебе на ногу падает зонтик, это не означает, что тебя предупреждают свыше о вероятности дождя в этот день; это означает, что ты неаккуратно сняла шарф с полки, на которой лежал зонтик». Больше я с Вадимом на эту тему старалась не разговаривать. Вера моя в провидение тоже несколько утихла. Наверное, как это часто бывает с влюбленными женщинами, я тогда старалась смотреть на мир его глазами. Я напомнила себе, что со вчерашнего вечера воспринимаю мир так, как сама считаю нужным его воспринимать, не заморачиваясь над тем, а что бы сказал / подумал / сделал в этой ситуации Вадим. В моем понимании мира корзина для перевозки кошек, обнаруженная в момент, когда я как раз собралась в небольшое путешествие, имела символическое значение. Вопрос ехать или не ехать отпал сразу и навсегда. Я вытащила корзину из шкафа, потрясла ею перед носом у Султана: — Ну что, едем ведь, едем? Он зевнул и сделал вид, что спит. Я проверила все шкафчики на кухне, отобрала кошачьи консервы с таким расчетом, чтобы их хватило на неделю, поставила будильник на восемь утра и отправилась спать. Глава 23 На следующий день в восемь утра я, чертыхаясь, укладывала в сумку свои вещи. Ругалась я на себя — за лень, из-за которой не сделала это вечером. Теперь, пока соберусь да пока позавтракаю, на улицах будет полно машин. Ничего не могу с собой поделать — ненавижу собирать чемоданы. Искренне завидую тем людям, которые умеют это делать. Заранее раскладывают в аккуратные стопки рубашки, брюки, собирают в отдельный пакет белье… Я так не могу. Лежащая на диване кипа предназначенных к укладыванию вещей приводит меня в состояние бешенства. Наконец я запихнула в сумку домашние тапочки, с облегчением застегнула молнию и вспомнила по пистолет. Стоит ли брать его с собой? Вряд ли там, в «Городе солнца», возникнут ситуации, требующие применения огнестрельного оружия. Но и оставлять его в чужом доме тоже нехорошо. Надо брать, но положить не в сумку, а спрятать получше и постараться о нем забыть. Я почти привычно сунула пистолет за пояс и поняла, что не смогу так провести за рулем целый час, а то и больше. Попытки пристроить пистолет поочередно в карманы сумки и карманы куртки не увенчались успехом. Силуэт «пернача», засунутого в карман сумки, заметил бы даже самый ненаблюдательный прохожий, а карманы куртки оказались мелковаты — пистолет в них помещался, но рукоятка торчала, и был риск его выронить. «Мяу», — громко сказал Султан и потерся боком о дорожную клетку. Контейнер! Сумка — это же не единственный мой багаж. Ну-ка, посмотрим, какая у него конструкция! Контейнер, судя по внешнему виду, был из дорогих — Ира с Валерой не экономили на своем любимце. Окошко сбоку, открывающийся верх. Я заглянула внутрь: на маленьких штыречках крепилась пластиковая сетка, на которую, как явствовало из надписи на боку клетки, следовало положить «привычную для вашего питомца подстилку». Между днищем клетки и сеткой было вполне достаточно места, чтобы пристроить туда оружие. Правда, Султану придется на время поездки побыть «принцессой на горошине»: уютно на «перначе» не устроишься. Никакая, даже самая плотная подстилка не поможет. Я запихнула пистолет под сетку. Султан подошел, забрался в клетку, принюхался и мгновенно выскочил. На халяву не вышло, стало быть, придется договариваться. Я отправилась на кухню и поискала пакет с кошачьими деликатесами. В записке, висящей на двери холодильника, Ира предупреждала, что, хотя Султан очень их любит, увлекаться этим продуктом не надо — кот может отказаться есть обычный корм и нагло требовать исключительно деликатесы. Я вынула из пакета нечто, похожее лягушачью лапку, и вернулась в комнату. — Султан, — я села на пол, чтобы быть поближе к собеседнику, — я понимаю, что тебе не хочется лежать на пистолете. Жестко и опасно. Я знаю, что ты меня не очень-то и любишь, но все же мы знакомы уже несколько лет, и я думаю, что ты должен меня выручить. Не по дружбе — о дружбе я не говорю. Просто как старую знакомую. Потерпеть придется несколько часов. А там, за городом, я пистолет выброшу. Слово даю. Если ты боишься, что он выстрелит, не бойся. В инструкции сказано, что у него надежный предохранитель, я сама ходила целый день с пистолетом за поясом. И, как видишь, вполне жива и здорова. Султан ничего не ответил. Я, вздохнув, положила перед ним деликатес — исход переговоров был не вполне ясен, а ведь пора выезжать. — Какая из подстилок твоя самая любимая? — заискивающе спросила я, пока кот расправлялся с деликатесом. Я взяла в руки симпатичный клетчатый матрасик: — Эта? Никакой реакции. — Ну, как знаешь. — Я положила матрасик в перевозку, потом повернулась к коту: — Прошу вас, сэр… На успех я не рассчитывала, но, к моему безграничному удивлению, Султан спокойно, не возмущаясь, залез в перевозку и свернулся клубком на матрасике. — Спасибо, — выдохнула я и быстро закрыла крышку — вдруг передумает. Через десять минут мы уже сидели в машине: я — на водительском месте, Султан — в перевозке на заднем сиденье. На мое счастье, тетка-консьерж на время покинула свой пост — вышла на улицу для выяснения отношений с дворником, с которым, видимо, имела давний производственный конфликт. Они были так увлечены разговором, каковой уже происходил на слегка повышенных тонах, что не обратили на нас с Султаном никакого внимания. Я завела машину и подумала, что неплохо бы разработать маршрут. Моя конечная цель — Симферопольское шоссе. Это по Варшавке. Но до Варшавки еще надо доехать. Логичнее всего по Третьему, так шансы нарваться на проверку документов минимальны. Но до Третьего тоже еще надо добраться. А ехать придется по Кутузовскому проспекту; где сотрудников ГИБДД больше, чем жителей. Значит, надо ехать через центр. Самая опасная точка — около Новоарбатского моста со стороны Кутузовского, гайцы дежурят там почти постоянно; потом еще частенько стоят с другой стороны, где площадь Свободной России. Но там останавливают редко. Основная задача того поста — перекрывать движение, когда высокопоставленный чиновник поедет из Белого дома (тема перекрывания движения поднимается в СМИ не реже раза в год, а воз и ныне там; я, кстати, читала подборку материалов по теме — проблема насчитывает уже лет девяносто, но возмущаться по этому поводу стали только в последние тридцать). Если я проскочу Новоарбатский мост… А зачем мне Новоарбатский? Я лучше через Бородинский, а там огородами, параллельно набережной, и выскочу на Садовое через проезд Девичьего Поля. А дальше — дело техники, до Люсиновской и по прямой — на Варшавку. Проблема возникнет только при выезде из Москвы. Если Служба безопасности объявила меня в розыск, то они могут проверять машины на выезде. Я выскочила из машины, метнулась в гостиную и заглянула в верхний ящик комода — все правильно, именно здесь всегда лежал (и сейчас лежит) Ирин общегражданский паспорт. Я открыла его и посмотрела фотографию — н-да, сходство, прямо сказать, небольшое. У меня волосы светлые и длинные, Ира — коротко стриженная брюнетка. К тому же она носит очки. Придется заехать за маскировкой в торговый центр, что на площади Киевского вокзала. Я спустилась обратно, спокойно уселась в машину (консьержка и дворник все еще выясняли отношения), нажала на педаль газа и медленно выехала через арку к набережной. Оставив машину в подземном паркинге, я поднялась по эскалатору в торговые залы. Очки удалось купить довольно быстро — я выбрала оправу, которая мне совершенно не шла, но зато очень сильно меняла лицо. С париком оказалось сложнее. Я точно знала, что секция с париками где-то есть. Каждый раз, когда я посещала «Европейский», не имея в планах покупку парика, эта секция попадалась мне на глаза раз по десять. Сегодня же я никак не могла ее найти. Пришлось справляться у охранника, предварительно нацепив для маскировки очки. Охранник явно скучал, поэтому выразил готовность даже проводить меня до нужной секции. Я вежливо отказалась (может, зря). Подбор парика занял не менее получаса. Все парики с короткими волосами делали меня похожей на продавщицу из овощного отдела — не хватало только вышедших из моды лет сорок назад золотых зубов и перстня с большим красным камнем. Пришлось купить «оригинальную французскую модель» — длинные, до середины спины, волосы были прикреплены к эластичной ленте. «Оригинальная французская модель» стоила в два раза дороже обычной. Я натянула на голову парик и посмотрела в зеркало: «О, витязь, то была Наина» — или хотя бы Мортишия Аддамс. — Беру, — обрадовала я продавщицу. Та недоверчиво посмотрела на меня. Похоже, что паричок-то у них лежал давно и они уже отчаялись, что удастся его кому-нибудь сбыть. Я вытащила кредитку и тут же положила ее обратно: не стоит, пожалуй, пользоваться кредитной картой — вычислят. Наверняка банк уже получил ориентировку, и все передвижения денег будут немедленно доложены куда следует. Я пересчитала наличные деньги — должно хватить на парик и на полный бак бензина. Но без наличных денег отправляться в путешествие за пределы Москвы — мероприятие опасное. Не поход к Северному полюсу, конечно, но, случись что, к примеру прокол колеса, лучше иметь купюры в кармане, чем размахивать перед аборигеном кредитной карточкой и уговаривать его отвезти тебя до ближайшего шиномонтажа, а потом — до ближайшего банкомата. Придется снять деньги, и, опять же, лучше это сделать в Москве. И в банкомате какого-нибудь другого банка. Может быть, в этом случае сведения об операциях по счету поступят все же с некоторым опозданием. Самое лучшее — снять деньги в банкомате, что в зале ожидания Киевского вокзала. Это может навести «их» на мысль, что я решила покинуть город. «Они» бросятся проверять поезда и пригородные электрички. Я очень надеялась, что бросятся… Но сначала надо забрать машину, нельзя оставлять Султана так надолго. Я спустилась в паркинг и по выражению лица дежурного поняла, что случилось что-то непредвиденное. — На вашей машине сработала сигнализация, — испуганно сообщил он, когда я предъявила ему парковочный талон. — Мы ходили, проверяли уже несколько раз. Никого вроде нет. Машина не повреждена, а сигнализация орет. Я поспешила к боксу, где оставила Костину «тойоту». Там действительно было шумно. Правда, сотрудники парковки слегка ошиблись: это была совсем не сигнализация, это вопил одуревший от долгого сидения в тесном контейнере Султан. Я быстро открыла машину и вытащила кота из контейнера. — Это не сигнализация, — объяснила я подошедшему дежурному. — Кот мой не любит оставаться один. — Зачем же вы, гражданочка, животное так мучаете, — попенял мне дежурный. — Так с котом-то в магазин нельзя. Я думала, что быстро обернусь, да заблудилась. Очень у вас тут архитектура сложная, — врала я. Парень важно кивнул, признавая правоту моих слов. Я села в машину и попыталась запихнуть Султана обратно. Он сопротивлялся. Конфликтовать с котом мне было совсем ни к чему — парень вовсе не торопился на свой пост, а продолжал стоять и наблюдать за нами. — Не хочет? — посочувствовал мне дежурный. — Вот скотина. — Он у меня хороший, — вступилась я за кота, — просто не любит в клетке сидеть. — А кто несвободу любит, — философски заметил дежурный и, слава богу, отправился восвояси. Как только он ушел, я предприняла еще одну попытку усмирить Султана. Две минуты возни, две свежие царапины на руках — и я отказалась от этой мысли. — Ты победил. — Я взяла изувера на руки. — Сейчас мы вместе пойдем снимем деньги, а потом вернемся за машиной. Мы поднялись по эскалатору в здание торгового центра, где на нас тут же наехала тетка-уборщица. — Вы что, не видите? — визжала она, тыча пальцем в картинку на двери (перечеркнутая голова собаки). — Животных сюда нельзя. — Мы уже уходим, — миролюбиво ответила я. Почему-то тетка восприняла мое дружелюбие как проявление слабости и завопила еще сильнее: — Давайте-давайте, а то я сейчас охрану позову… Произнося это, она очень неосторожно приблизилась к нам. Султан, доселе молча слушавший теткины крики, неожиданно проявил активность, выгнул спину и зашипел. Тетка сначала не обратила на это внимания. Свою ошибку она поняла, лишь когда подошла совсем близко, размахивая мерзко пахнущей тряпкой. Очередной взмах, резкий рывок — и тряпка уже в лапах у Султана. — Эт-то что? — Она уже не орала, а спрашивала заикающимся полушепотом. — Он не любит, когда повышают голос. Плохо реагирует. Вы бы лучше отошли, а я попробую вашу тряпочку у него отобрать. Если не отдаст — не обессудьте. Тетка шарахнулась от нас в сторону, подхватила ведро и быстро-быстро пошла прочь. — Пора сматываться, — шепнула я Султану, взяла его в охапку и выскочила на улицу. Глава 24 Площадь Киевского вокзала… Бабушка рассказывала, что давным-давно на этом месте была просто лужайка. Зимой на ней лежали сугробы, а когда в город приходила весна, лужайку заселяли цыгане, приехавшие в Москву «на заработки». Целый день по площади бегали чумазые босоногие дети и выпрашивали у прохожих мелочь, а смуглые женщины в цветастых оборчатых юбках разводили наивных горожанок, обещая «рассказать всю правду» по линиям руки. Бабушка тоже один раз купилась на это. Она спешила в институт, но была остановлена крупной золотозубой дамой в ядовито-розовой юбке.