Хеллер взглянула на меня, но я не смогла прочитать ее выражение лица. Она бросала мне вызов? Или это было что-то другое? Неужели она… она будто хочет, чтобы я что-то поняла? Хеллер и Софи скинули всю одежду до нижнего белья. Розово-голубой хохолок Софи выглядел еще более странно в сочетании с ее пухлым белым телом и кислотно-зелеными лифчиком и трусами, с рисунком в виде голов черных кроликов со знаком Х на глазах — как будто их торкнуло электрошоком. — Итак, Софи, — произнесла Хеллер, — вся штука в том, что тебе сначала надо как следует раскачаться, а потом отпустить цепь, когда будешь готова. — Думаю, я все поняла, — ответила Софи, дрожа как осиновый лист — то ли от страха, то ли оттого, что она была практически голышом. — НЕТ, — произнесла я настолько решительно, насколько могла. Услышав собственный голос, я поразилась, насколько убедительно он прозвучал. — Кейти, я же сказала, — вздохнула Хеллер, — тебе ничего не нужно делать. Ты можешь просто стоять и смотреть. — Что, прости? — Это касается только меня и Софи. — Хеллер, — произнесла я дрожащим от ярости голосом. — Ты действительно считаешь, что это меня не касается? Ты, блядь, реально так думаешь? Я просто не могла поверить в то, что только что произнесла матерное слово, но мне это было действительно необходимо. Хеллер постоянно материлась, так что ее ругательства практически потеряли значение. А вот матерное слово в моих устах просто шокировало Хеллер и Софи. — Кейти? — поразилась Хеллер. — Ты в порядке? — спросила Софи. — Нет, я не в порядке, — ответила я несмотря на то, что раньше никогда бы не призналась, что что-то не так. Я никогда ни на что не жаловалась. Я была таким ребенком, которого и родители, и все вокруг считали настоящим подарком — ведь со мной никогда не возникало проблем. Я была девочкой, у которой всегда все отлично, ну или которая лгала, притворяясь, что все хорошо. Так было до сегодняшнего дня. — Я чуть не сдохла здесь! — крикнула я. — Я неделю была без сознания. Из-за тебя. А ТЫ ДАЖЕ НЕ ПРИШЛА МЕНЯ НАВЕСТИТЬ. ТЫ ДАЖЕ НЕ ПОЗВОНИЛА. МОЯ ЛУЧШАЯ ПОДРУГА ДАЖЕ НЕ ПОЗВОНИЛА МНЕ. — Я хотела! Но мне не разрешали разговаривать с тобой. Твои родители были против! Моя мама была против! Я не виновата! — Ты не виновата? Ты правда так считаешь? Хеллер, ВСЕ, что произошло в тот день, было только по твоей вине! Я бы никогда не пришла сюда, если бы ты меня не заставила! Я бы никогда не прыгнула, если бы ты не обзывала меня тряпкой, слабачкой и трусишкой-Кейти! — Я ПЫТАЛАСЬ ТЕБЕ ПОМОЧЬ! — ТЕМ, ЧТО ЧУТЬ НЕ ОТПРАВИЛА МЕНЯ НА ТОТ СВЕТ? Софи, не слушай ее. Это полностью в духе Хеллер. Она берет на себя главенство, и рядом с ней ты кажешься себе просто ничтожеством. У нее получается представить все как веселое сумасшедшее приключение, но только до тех пор, пока веселье не заканчивается. Пока кто-то не получает повреждения. Пока кто-то чуть не умирает! — Заткнись, Кейти! — бросила Хеллер. — Не понимаю, о чем ты вообще. — А я вот очень ясно понимаю, о чем я! Я знаю о тебе все! Это я была здесь четыре года назад! Я послушала тебя! — НУ И ПРАВИЛЬНО СДЕЛАЛА! — крикнула Хеллер, делая шаг мне навстречу. — Ты всегда такая! Этакая маленькая, блядь, правильная девочка! В точности, как все говорят, все, перед кем ты всю свою жизнь стелешься! Лишь бы они сказали: «Посмотрите на Кейти! Она такая умная! У нее такие отличные манеры! Ее родители так ею гордятся!» А ты до сих пор ВСЕГО на свете боишься! И ты действительно этого хочешь? Прожить в страхе всю свою оставшуюся жизнь? Таким ты человеком хочешь быть? — Эй, — позвала нас Софи встревоженным голосом. — Пожалуйста, не ссорьтесь. Блин, вы же были друзьями, так? Лучшими друзьями? — Друзьями? Ты уверена? — усмехнулась Хеллер. — Я уже не знаю! Разве друзья не должны любить друг друга? Разве друзья не должны пытаться встретиться, несмотря на запреты? Хеллер, я ведь тебя любила и ждала. Хоть чего-нибудь. Но ты была слишком занята. Ты ведь стала звездой. Вот поэтому у тебя и нет друзей — настоящих друзей. У тебя есть фанаты, фолловеры, хейтеры и сталкеры, но у тебя нет ни одного настоящего друга. — Хеллер? — удивилась Софи. — Это что… правда? Теперь Хеллер смотрела на меня совершенно по-другому. Она глядела на меня так, будто желала меня убить. Нет, я не впала от этого в панику, но это заставило меня вздрогнуть. И еще мне стало невероятно грустно — так грустно мне раньше никогда не было, даже в больнице. Хеллер была права. Я буду грустить и бояться всю свою оставшуюся жизнь. И всегда буду одна. — Я прыгну первой, — бросила Хеллер. Она встала рядом с краном в своем дорогущем кружевном белье черного цвета. Ее босые ноги были расставлены, а руки подняты высоко над головой. Своим самым громким голосом, голосом актрисы она объявила: — Я — Хеллер Харриган, номинантка на премию «Эмми» и Лучшая начинающая актриса по мнению зрительского голосования! Во имя Анны Бананы, Линнеи и всех сумасшедших девчонок на свете, я покорю этот карьер! Потому что я ничего не боюсь! Она ухватилась за цепь, балансируя одной ногой на крюке. Даже в детстве Хеллер все время вела себя так, будто она в кино, а вокруг нее камеры и миллионы зрителей. Кузина действительно была отличной актрисой; она была звездой с самого рождения. Хеллер завопила как Тарзан, или как человек, который только что выиграл в лотерею, или как кто-то, кто решил своим криком заглушить все проблемы в своей жизни, и полетела над карьером. Затем она начала выделываться, крутясь на цепи так быстро, что превратилась просто в размытое пятно. Потом сестра сосредоточилась и качнулась так сильно, что ее тело стало практически параллельно воде. И отпустила цепь. Падая, Хеллер широко улыбалась и размахивала руками, пытаясь показать, какая она смелая и свободная, но, когда она ударилась о поверхность воды, на ее лице возникло удивленное выражение — как будто Хеллер на секунду забыла про то, что там вода. Она пропала из вида на несколько секунд и не выныривала на поверхность так долго, что мы с Софи уже начали волноваться, что что-то пошло не так. Я вообще подумала, что, возможно, Хеллер специально пытается утонуть, чтобы отомстить мне. Чтобы продемонстрировать некий ужасающий финал саморазрушительного поведения. Чтобы последнее слово осталось за ней. Но тут Хеллер вынырнула из воды. Ее волосы прилипли к спине. — ВАУ!!! — завопила она. — Вода теплая, но холоднее, чем я ожидала! Но все равно классная! Блин, здорово! Софи, ты готова? Софи бросила на меня взгляд, а потом подбежала и обняла меня, чего я совсем не ожидала. Она была немного вспотевшей и пахла апельсинами и фиалками. — Мне очень страшно. Я боюсь умереть. Я боюсь, что мне снова придется ложиться в больницу. Я боюсь того, что моим родителям снова придется смотреть, как меня тошнит. Я боюсь всего. Но я больше не хочу бояться. — Софи, ты не обязана этого делать. Я не знаю, станет ли тебе хоть чуточку менее страшно благодаря этому прыжку. Возможно, тебе станет только холодно и мокро, а еще ты вполне можешь получить серьезные повреждения. Даже если ты решишь не прыгать, я все равно буду считать тебя самой храброй девочкой на свете. Софи на секунду задумалась. — Нет, я хочу это сделать. Я должна. У больных раком детей редко выпадает такой случай. Софи взвизгнула — так обычно в ужастиках кричат те, кого закололи вилами. Она подбежала к цепи, уставилась на нее и схватилась за нее руками. Повторяя движения Хеллер, она обхватила одной ногой цепь, а второй оттолкнулась от уступа. Сначала ей никак не удавалось толком раскачаться, и она двигалась очень медленно. — Как маятник! — крикнула Хеллер, плавающая на спине. — Вперед-назад! Вперед-назад! С каждым разом наклоняя тело все больше вперед, Софи смогла раскачаться получше. В ней не было грации Хеллер, но тем не менее она хорошо справлялась. Неожиданно ее нога соскользнула, и я в ужасе задохнулась; однако Софи очень крепко вцепилась руками и смогла удержаться. Она раскачалась так сильно, что в один момент цепь изогнулась в виде буквы «L», и именно тогда Софи, крикнув: «Дерьпец всему!», отпустила цепь. Софи летела вниз, размахивая руками и ногами во все стороны. Она была похожа на мультяшного кролика, который пытается очень быстро бежать в воздухе. Обхватив колени руками, Софи прижала их к груди и вошла в воду, подняв фонтан брызг. — Классическая бомбочка! — крикнула Хеллер. — Софи, это было круто! Почти тотчас же Софи вынырнула, отплевываясь. Ее мокрый хохолок свесился на одну сторону. Она радостно затрясла кулаком, а Хеллер подплыла ее обнять. — Да! — кричала Софи. — Я прыгнула с цепи! И даже не потеряла трусы! До этих выходных у меня было четкое представление о себе, ну или хотя бы о том, каким человеком я хочу быть. Мне хотелось быть чем-то средним между девочкой-скаутом, директрисой и монахиней, с кучей медалей и наград за хорошее поведение, от которых я бы скромно отказалась. Я бы пошла в Технический университет Парсиппани, получала бы там только отличные оценки, и я бы не только оплачивала все налоги нашей семьи, но и путешествовала в разные неразвитые страны как миссионер организации «Бухгалтеры без границ». Я была бы в точности тем, чем описала меня Хеллер — ханжой в старушечьих панталонах. Я бы провела всю жизнь с опущенной головой, ведя себя как хорошая девочка и отчаянно пытаясь в глубине души не гордиться тем, какая я идеальная. Потому что в ту же секунду, когда я себе это позволяла, в тот же момент, когда я разрешала себе испытать счастье, гордость за себя, разрешала себе побыть немного странной, немного другой — именно в этот момент из своих подземных пещер с рыком появлялись мои собственные Раковые короли — Монстр Тревожность и Гоблин Вина, которые отправлялись на мои поиски, хихикая в предвкушении добычи. И вот сейчас эти монстры снова заглотили меня к себе в пасть и устроили из меня ликующее перетягивание каната. У меня сперло дыхание, я слышала, как спешат в мою голову жестокие мысли и насмешки, которые все, как одна, убеждали меня в том, что я никчемная, жалкая и бесполезная. Мое горло пересохло, руки сжались в кулаки. Я как сумасшедшая начала бешено оглядываться в поисках деревьев, которые можно было бы пересчитать, автомобильных номеров, в которых не встречается ужасающая цифра 9, или хотя бы туалетной комнаты, где я могла бы снова и снова мыть руки — но только не общественного туалета, где все микробы заполонили бы мое тело и съели бы меня заживо. Либо я, либо эти монстры, и это схватка не на жизнь, а на смерть. Я приказала своим ногам двигаться, чтобы подойти к крану. Четыре года назад цепь просто была влажной, от того-то моя рука и соскользнула. Я скинула обувь, сняла один из гольфов и натянула его на руку в виде защитной перчатки, с помощью которой смогла крепко ухватиться за цепь. Я слышала, как где-то внизу Хеллер и Софи кричат мое имя. Я поставила ногу на вершину крюка; потом, ухватившись другой рукой за цепь, качнулась всем телом и полетела над водой. Я слышала, как поскрипывает кран, чувствовала прохладный ветер, охватывающий мое тело, а садящееся солнце слепило мне глаза. Я раскачивалась все сильнее и сильнее. Казалось, что если я сейчас отпущу цепь, то приземлюсь на противоположном конце карьера. Не знаю, к лучшему или к худшему — но раз дело касалось меня, то, скорее всего, к худшему — я решилась это сделать. Я решилась на самый безумный, самый дерзкий, самый безответственный поступок в своей жизни — но не потому что меня подначивала или унижала Хеллер, нет — потому что этого хотела я сама. Мне это было необходимо. Мне нужно было перестать ненавидеть Хеллер, прекратить прятаться в своем пиджаке и бояться всего до такой степени, что это станет намного страшнее, чем утонуть. Я должна была спасти свою жизнь. Или покончить с ней. Я раскачалась насколько это было возможно и отпустила цепь. Падая, я услышала громкий скрежет и увидела, что в нескольких метрах над моей головой ломается механический кран, который под моим весом вырвался из своей зацементированной основы, и теперь сотни килограммов ржавого металла летят прямо на меня, в то время как Софи и Хеллер визжат от ужаса. Я ударилась об воду, погрузилась вниз, и всего в нескольких сантиметрах от меня упал в воду механический кран. Я почувствовала, как металлический кусок с рваными краями задел мой локоть. Вода пенилась и бурлила так, что было невозможно что-либо увидеть. Я вынырнула из-под воды, а Хеллер и Софи тут же схватили меня за руки и потащили к берегу. Кран и цепь с крюком были уже глубоко под нами, оседая на дно карьера. Насколько я могла судить, я была мокрая, крашенная, с пирсингом и задыхающаяся от нехватки воздуха, но без повреждений. И тут я услышала сирены полицейских машин, которых было точно больше, чем одна, приближающиеся все ближе и ближе. Глава 32 Виновна во всем И вот я в тюремной камере — там, где мне и место; а вот куда полиция отправила Хеллер и Софи, понятия не имею. Я собираюсь признать вину за все, в чем меня будут обвинять, чтобы избежать совершенно ненужного судебного разбирательства и начать отбывать свой, скорее всего, пожизненный срок в тюрьме, находящейся как можно дальше от Нью-Джерси — потому что я не хочу, чтобы члены моей семьи чувствовали себя обязанными меня навещать, ну и чтобы им не пришлось читать все эти унизительные заголовки, типа «Каторжница Кейтлин, позор семейства Синглберри» или «Преступно-безумная Кейтлин: панк Парсиппани». Так как теперь я не пойду учиться в колледж, я решила провести свой тюремный срок, выполняя самую унизительную работу: например, на коленях отскребая зубной щеткой тюремные туалеты или каждое утро заправляя кровати других заключенных, даже если они меня об этом не попросят. Я смогу стать частью тюремного пастырства и буду учить преступников, севших за поджоги, делать пожаробезопасные рождественские венки; мой пример будут использовать, чтобы нагонять ужас на трудных подростков, которых приводят на экскурсию в тюрьму ради исправления — я была бы отличной иллюстрацией того, что происходит, когда человек принимает одно неправильное и грешное решение за другим. Также я решила, что на протяжении всей оставшейся жизни я буду носить лишь один гольф как символ раскаяния и сожаления, и, может быть, в тюремной комнате для рукоделия я даже вырежу из дерева распятие, на котором Иисус тоже будет лишь в одном спадающем носке. — Тебя за что? — спросила девчонка в байкерской куртке. — Дорогу перешла в неположенном месте? Книжки в библиотеке просрочила? Надула кого-то в «Скраббл»? — Мисс Синглберри? — позвал меня охранник в форме. — Прошу следовать за мной. Ну вот, сейчас охранник возьмет у меня отпечатки пальцев, сделает снимки для досье, и если я буду на них с этими искромсанными волосами и пирсингом, эти фотографии точно можно будет использовать для социальной рекламы против курения или наркотиков. Однако вместо этого охранник повел меня по коридору в зал заседаний, где стоял длинный стол, окруженный складными стульями. Здесь мои мама и папа, тетушка Нэнси, Дейв и Барбара Шулеры и Уайатт. Здесь же сидят закутанные в пледы Софи и Хеллер, хотя сама я намеренно осталась во все еще мокрой юбке и остатках блузки — потому что большего я не заслуживаю. Когда я вижу всех этих людей перед собой, я даже не знаю, у кого первого мне просить прощения. Я бегу к родителям, они обнимают меня, а я выпаливаю: — Простите, простите меня, я самый плохой человек на свете… — Тише-тише, — утешает меня мама. — Ты в безопасности, все здоровы, и это единственное, что имеет значение… — Что, даже хуже Гитлера? — подначивает меня папа, улыбаясь, и это ужасно сбивает с толку и даже раздражает меня, потому что я тут вообще-то пытаюсь признаться в грехах, извиниться и принять заслуженное наказание. Поэтому я говорю: — Пап! Я намного хуже Гитлера! Ты только посмотри на мои волосы! — Его честь судья Генри Брюс Дрендоуэр, — объявляет пристав. — Прошу всех встать. Все встают, и в комнату заходит судья Дрендоуэр, правда на нем почему-то нет судейской мантии. Он немного старше моего папы, и кажется, что ему совсем не хочется здесь находиться, особенно в воскресенье. Я слышу, как тетушка Нэнси бормочет себе под нос: «Фашистский подстрекатель». Я сама слышала, как эту же фразу она бросала официанту, который принес ей недостаточно хлеба, регулировщику, который убеждал ее подождать зеленого светофора, и продавщице тыкв, обсчитавшей ее на ферме.