— Талли, — начала Хеллер. Я поняла, что Хеллер называет ведущую по имени, пытаясь поддержать дружелюбную и приземленную манеру разговора. — Мне семнадцать лет. Я кручусь в этом бизнесе с детства и отдаю этому всю свою душу. Я неизмеримо благодарна за все возможности, которые у меня есть. Что же касается моей личной жизни, я отвечу вот что… Хеллер хитро улыбнулась. — Пусть мое имя Хеллер, сейчас я играю ангела. Так что давайте оставим все как есть. — Молодец! — воскликнул Уайатт. Все это время мы цеплялись за руки друг друга в нервном напряжении. — Очаровательно, — ответила Талли, — и интересно. Но ты так и не ответила на мой вопрос. Ты была Анной Бананой, теперь ты Линнея. Эти роли делают из тебя ролевую модель для многих молодых людей по всему миру и в особенности для девушек. Неужели ты искренне веришь, что они должны следовать примеру той, кто превратила свою жизнь в грустную и беспокойную голливудскую катастрофу? Лицо Хеллер напряглось, она сощурила глаза. Хеллер была хорошей актрисой, но сейчас ее лицо отражало все, что она испытывала. Она пыталась держать себя под контролем, следуя плану игры, но сейчас она кипела от злости, вцепившись в подлокотник, и мелко и часто дышала — как тигр, готовящийся напасть на джип с хихикающими туристами, которые превысили допустимый лимит фотографий. — Знаешь, что, Талли, — сказала она, — прежде чем говорить о моей жизни, что я с радостью сделаю, давай вначале поговорим о тебе. Правда ли, что прямо перед разводом твой муж, если я не ошибаюсь, твой четвертый муж, неожиданно придя домой, застал тебя в постели с парой… — Вот черт… — пробормотал Уайатт, впиваясь ногтями мне в руку. Я начала паниковать. Странно, но может быть впервые за всю свою жизнь я боялась не за себя, а за Хеллер. Первая мысль, пришедшая мне в голову, была: «Даже не пытайся ей помочь». Все трудности и проблемы Хеллер — секс, наркотики, уголовные преступления — во всем этом виновата только она сама. Хочешь быть большой звездой, готовься отвечать на вопросики с подвохом. К тому же, четыре года назад Хеллер дразнила, задирала, а потом пыталась задобрить меня так, что я чуть не умерла, так что уж я-то ей ничего не должна. Смотреть, как Хеллер растаскивают на кусочки на национальном телевидении, будет чем-то вроде справедливого возмездия за все то, что она мне сделала. Однако Хеллер задирали и подкалывали перед миллионами людей. Я тотчас прекратила размышлять и паниковать и буквально выпрыгнула перед камерами, будто срикошетив с трамплина, и уселась рядом с Хеллер. — Привет, Талли! — выпалила я. — Меня зовут Кейтлин Синглберри, и я кузина Хеллер. Я одна из Поющих Синглберри, и мы веселая, здоровая, американская христианская семья. Мне бы хотелось кое-что сказать, но я так рада находиться на… на этой программе, я ее обожаю, хоть, по правде сказать, никогда ее не смотрела. Но я думаю, что вы очень милая и очень… очень-очень милая и вы, ну… очень милая блондинка… то есть очень милый человек… Хеллер часто мне говорила о том, как восхищается вами как журналистом и сильной женщиной… ну и тем, что вы такая страшно худая. Один из операторов фыркнул, но притворился, что это был кашель. — Я хочу сказать, что… я просто обычная девочка из Парсиппани, Нью-Джерси — привет всему Парсиппани!!! Конечно, я люблю Хеллер, ведь мы родственники, да и моя мама говорит, что я должна ее любить. Тем не менее, больше всего на свете я люблю «Войны ангела». Мне кажется, я фанат номер один на всем свете. Я люблю «Войны ангела» сильнее своей мамы — а ведь однажды я видела, как она целуется с яблоком со словами: «Толвен, это неправильно! Мы не должны…» Когда я узнала, что Хеллер будет играть Линнею, то сначала очень расстроилась: мне казалось, что Хеллер не вполне подходит на эту роль. Я так расстроилась, что… э-э… меня начало тошнить. И знаете, я ненавижу, когда меня тошнит. По мне, пукать и то лучше. Господи, неужели я только что сказала «пукать»? Да само слово «пукать» уже звучит, как будто кто-то пукнул. Вы ведь вырежете эту часть, где я сказала «пукать»? Ученые давно должны были изобрести средство против пуканья! Ну, или мы могли бы организовать соревнования по многоборью, распродажи выпечки и карнавалы для сбора денег на изобретение средства против пуканья! Уайатт стоял позади камер с вылезающими из орбит глазами и широко открытым ртом. — Я имею в виду, понятно, что Хеллер заработала определенную репутацию, — продолжила я. Я понимала, что нужно продолжать говорить и наконец закончить повторять слово «пукать». — Хеллер бывала на самых безумных вечеринках, где все танцевали, будто животные в брачных плясках, что могло привести даже к поцелуям в засос. Вполне возможно, что она выпивала целую бутылку пива — и речь идет совсем не о светлом или безалкогольном пиве — и, мне даже стыдно это произнести, но готова поспорить, что Хеллер хлестала из горла, как… как гиена! Но знаешь что, Талли? Кстати, классное имя! Талли — это сокращенно от Таллихо или Талейран? Ну, это тот французский дипломат, которому удалось достичь мира с Австрией, заключив Люневильский договор 1801 года. Я знаю о Талейране благодаря обучению на дому. Некоторые считают домашнее обучение странным, но ведь это не так! Да вы посмотрите на меня! Разве я хоть капельку странная? Ведь НЕТ??? Все, включая Талли и Хеллер, глазели на меня так, будто мои волосы внезапно загорелись, но я знала, что должна продолжать, вот только я не имела никакого понятия, куда меня несет. — Ладно, давайте вернемся к Хеллер и ее роли в качестве Линнеи, — произнесла я: нужно же и фильм рекламировать! — Жизнь Линнеи тоже была нелегкой, совсем как у Хеллер. Люди постоянно смеялись над ней, потому что она хотела быть лесником и… и потому что у нее болела спина из-за того, что росли крылья, и найти удобное положение, чтобы делать уроки, было довольно сложно. Хотя, лично я предпочитаю заниматься, сидя на стуле с прямой спинкой за кухонным столом. К тому же, Линнея узнала, что ее родители — на самом деле вовсе не ее родители, она обнаружила, что является Избранным Крылом, и что ей нужно спасать мир. Неудивительно, что иногда она испытывала страх и бывала ужасно раздражительной, да вы сами подумайте, если вас заставят спасать мир, неужели вы не будете жутко нервничать? Я так рада, что мне не нужно спасать мир, хотя… не должен ли каждый из нас каждый день пытаться спасти мир, пусть и в более мелком масштабе? Мы, например, можем использовать старые шнурки, чтобы подвязывать сплющенные картонные коробки для переработки отходов, ведь переработка отходов может спасти реку, оцелота и даже голодного дельфинчика от исчезновения навсегда! Вы, когда видите голодного дельфинчика, разве не хотите его обнять, купить ему бутерброд, если, конечно, этот бутерброд его не убьет? Я понимала, что кажусь ненормальной и нужно либо прекратить нести чушь, либо, прокричав: «Спасем голодных дельфинчиков!», выпрыгнуть из окна. Надо попытаться каким-то образом связать вместе все, что я наговорила. — Все это означает, что Хеллер — самый подходящий человек для роли Линнеи, ведь она может ее понять, потому что Хеллер и есть Линнея. Талли, не делайте выводов до того, как вы посмотрите фильм, потому что после просмотра, я… мне пришлось молиться Богу, чтобы он позволил мне посмотреть его еще хотя бы раз десять — вместо ежедневной молитвы, например. Я хотела бы сказать всем, кто смотрит сейчас это шоу, и я даже готова поспорить, что вы самые замечательные люди в мире… Я уставилась в одну из камер, с горящей красной лампочкой наверху. — Когда вы увидите этот фильм с моей кузиной в главной роли, вы вознесетесь прямо на небеса! Ох, нет, не потому что вы умрете, нет! Потому что вы будете благословлены, спасены и очищены святым духом… э-э… святым духом «Войн ангела» — лучшего фильма на земле! Ура!!! Ура вейз мир!!! Аминь, шалом, или что там говорят мормоны, мусульмане и адвентисты седьмого дня! УРА!!! Я замолчала. Мне было больше нечего сказать, так что я просто обняла Хеллер, чтобы показать, как сильно я поддерживаю ее. Затем я сложила руки на коленках и улыбнулась идиотской улыбкой. — О! — молвила Талли. — Вот вам и самый первый эксклюзивный восторженный отзыв на «Войны ангела» от милашки Кеймден, кузины Хеллер Харриган! Какой неожиданный подарочек от девчонки, которая, кажется, выпила слишком много кофе! Однако мы просто не можем ей не верить, потому что… да вы взгляните на эти гольфы! Что ж, это все на сегодня! — Снято! — крикнул один из операторов. Лампы перестали слепить глаза. Талли встала, поправила юбку, взбила волосы и протянула руку — мне, не Хеллер. — Спасибо вам, юная леди, — сказала она. — Спасибо за свежайший, подробный и такой личный рассказ о своей знаменитой кузине. Настоящий лакомый кусочек для всей Америки! Неплохо сыграно, Хеллер. — Спасибо, Талли. Приятно было вновь увидеться с тобой, — ответила Хеллер. — И большое спасибо, что пригласила нас на шоу. Глава 18 С каких это пор меня зовут Кейдмен? — Ты в своем уме? — набросился на меня Уайатт, оттащив нас с Хеллер в уголок, пока съемочная группа подготавливала комнату для следующего интервью. — Поверить не могу, что ты это сделала, и что Талли на это повелась! — Ты… что… вообще… творишь… черт… тебя… возьми? — произнесла Хеллер спокойным, но натянутым и полным надвигающейся опасности голосом. — Я пыталась тебе помочь. Исцелить тебя. Я хотела вернуть тебя на путь истинный, — ответила я, невероятно гордясь собой. — У меня и так все было нормально! — взорвалась Хеллер. — Ситуация была полностью под контролем, а тут ворвалась ты и начала лопотать, как обкуренный шимпанзе! Я была сбита с толку. Как Хеллер не могла понять, что я просто пыталась ей помочь в трудной ситуации? И что я ей не враг? — Но… но… — произнесла я, — ты чуть все не испортила! — Все шло по плану! Я готовилась и репетировала месяцами! Ты в этом вообще ничего не понимаешь, дилетантка! — Я тебя спасла! Ты должна быть мне благодарна! А я даже «спасибо» не слышу! — Благодарна? За что? За то, что ты влезла в мое интервью? Что завладела вниманием камер? За твою речь о голодных дельфинчиках? Ты такая же, как и все. Неужели тебе настолько завидно? — Ничего мне не завидно! Я просто делала свою работу! — Да нет у тебя никакой работы! Поверь мне, ношение гольфов, чтобы не брить ноги, за работу не считается! — Девочки, дорогие мои дамы, — вклинился Уайатт. — Давайте успокоимся. Хеллер, у тебя действительно все шло просто прекрасно, но в какой-то момент ты позволила Талли себя разозлить, спровоцировать себя. Именно поэтому Кейти и вмешалась. Кейти, спасибо, что протянула руку помощи, но на будущее: возможно, тебе следует посоветоваться со мной, прежде чем… действовать. Думаю, все со мной согласятся, что интервью прошло удачно, что мы все пришли к согласию. Так что не надо набрасываться друг на друга в этой крайне опасной манере, которая может довольно-таки серьезно испортить наши профессионально уложенные прически и макияж. Хорошо? — Ладно, но держите ее подальше от камер, — сказала Хеллер, — где ей и место. — Прекрасно, — ответила я, пытаясь не выдать дрожь в голосе, — все оставшиеся выходные я… я просто позволю тебе продолжать губить свою жизнь. — Погодите-ка! — воскликнул Уайатт. — А вот и Том Фарлинг из развлекательного выпуска, нашего следующего чудесного интервью. Хеллер, ты знакома с Томом… Напряженность сохранялась все утро, но Уайатт держал меня за пределами видимости камер так, чтобы Хеллер не могла меня видеть. Я была очень-очень зла на нее за неблагодарность. Хотя, признаться честно, я все еще не могла отойти от своего первого в жизни появления перед камерами. У меня никогда раньше не брали интервью, и уж тем более я никогда не появлялась на экране телевизора. Так что эти новые впечатления вызвали у меня легкое головокружение. Что-то вроде последствия панической атаки, когда ты еще не восстановила дыхание, но опасность уже миновала. Я никак не могла поверить, что действовала так безрассудно, но все же спасла положение, ну или, как минимум, интервью. Я вела себя как Хеллер — из-за этого она и расстроилась. Она пыталась выглядеть уравновешенной и вежливой — эдакой хорошей девочкой, в то время как я решилась на огромный риск. Эта не я завидовала Хеллер, а она мне. Я видела, как у Хеллер брали интервью опытные журналисты из газет, журналов и развлекательных ТВ-шоу, подростки с посвященных «Войнам ангела» интернет-сайтов, блогов и аккаунтов в твиттере, восьмилетки, ведущие собственные ютуб-каналы, и еще такое огромное количество людей, что я уже сбилась со счета, и их лица слились для меня в одно. Все они задавали Хеллер одни и те же вопросы: «Каково это — расти Анной Бананой?», «Думала ли ты когда-нибудь, что станешь Линнеей?», «Что ты отвечаешь своим ненавистникам?», «Ты замужем?», «А парень есть?», «Но ведь есть кто-то особенный, с кем ты встречаешься?», «Долго ли ты сидела на диете, чтобы играть ангела?», «Ты ведь одна из плохих девочек Голливуда, так?», «Какую музыку ты слушаешь?», «А можно с тобой селфи сделать?» и «А почему та девочка в гольфах? Она что, ноги обожгла?». Несмотря на то, что Хеллер раздавала всем улыбки и снова и снова отвечала на одни и те же вопросы, можно было почувствовать страшную усталость уже при одном взгляде на нее. С каждым журналистом Хеллер приходилось притворяться, что ей впервые в жизни задают такой вопрос. Для этого она замолкала на секунду, как будто бы ей требовалось время подумать о том, любит ли она заниматься спортом, действительно ли она закоренелый веган и правда ли, что Мерил Стрип — ее кумир. — А люди еще удивляются, почему актерам так много платят, — сказал мне Уайатт. — Гонорар не за актерскую игру, а за вот это вот все. Уже близилось последнее на сегодня интервью, когда один из ассистентов подбежал к Уайатту и выпалил: — Мы только что получили запрос от некоего Генри Фиренце, который утверждает, что у него более восьми миллионов подписчиков в твиттере и что он огромный фанат Хеллер. Он спрашивает, не сможем ли мы его втиснуть куда-нибудь? — Кто? — переспросил Уайатт. — Генри кто? Первый раз слышу это имя. Да и мы загружены вплоть до последней секунды. Генри Фиренце… как-то подозрительно… Позовите-ка охрану. — Я поговорю с ним, — произнесла Хеллер. Впервые за это утро она выглядела по-настоящему счастливой. — Все нормально, не беспокойтесь. В комнату вошел парень, который выглядел всего на несколько лет старше нас с Хеллер. Это был американец азиатского происхождения, очень привлекательный, с острыми скулами и легкой походкой. При взгляде на него сразу становилось ясно, что ему комфортно в своем теле, и он не испытывает ни малейшего стеснения от того, что заходит в комнату, полную незнакомых ему людей. Я заметила белую прядку в его черных волосах и сначала подумала, что это такой модный тренд, и ему приходится постоянно подкрашивать отросшие корни. Однако прядка выглядела очень естественно, и я вспомнила, что где-то читала, что белый вихор может быть генетической особенностью. — Генри Фиренце, — представился парень, глядя на Хеллер, — Спасибо, что согласились встретиться со мной. Буду быстрым. Большой фанат. — Не вопрос, Генри, — ответила Хеллер, и то, как она произнесла его имя, показалось мне очень подозрительным. — Две минуты, Генри, — сказал Уайатт. — Больше времени у нас нет. — Понимаю, — ответил Генри. — Итак, мисс Харриган, это довольно нервное время для вас, ведь люди закидывают вас кучей разнообразных вопросов. Как вы держитесь? — Я… справляюсь, — заверила его Хеллер. По ее голосу было понятно, что это был взвешенный ответ, а не заранее подготовленная и заученная информация, которую ей нужно было жизнерадостно внушать всем остальным журналистам. — Вы смотрели фильм? — спросил Генри. — Еще нет, — ответила Хеллер, хотя незадолго до этого она сама рассказывала журналистам, что смотрела фильм бессчетное количество раз, что он великолепен, что он совершенно соответствует книге и что она от него в восторге. — Уверен, что фильм стоящий, — сказал Генри Хеллер. — Я знаю, насколько он важен для вас и как усердно вы над ним работали. Только не доводите себя до белого каления, хорошо? — Э-э, Генри, а у вас есть какие-нибудь реально стоящие вопросы? — спросил Уайатт. — Только один, но сначала хочу спросить: кто это? Он показал на меня. — Никому неизвестно, — ответила Хеллер. — Появилась откуда-то и теперь таскает маффины из буфета. Вон видишь, под футболкой три пончика спрятала. И не собирается уходить. Для справки: я съела только два маффина, а пончик завернула в салфетку на всякий случай — мало ли что может произойти. — Правда? — удивился Генри.