Она пошла за кофе из автомата. Не имея ни зацепок по поводу местонахождения или передвижений женщины, ни свидетельских показаний, ни предсмертной записки, ни тела, она, как и сама прекрасно понимала, никак не могла оправдать дальнейшую трату времени на это дело… вероятно, она уже и так потратила на него слишком много времени. Анджела Рэндалл исчезла, и, пока она не объявится где-нибудь в том или ином виде, она будет оставаться всего лишь числом, которое ей присвоили… Пропавший человек BH140076/CT. Шесть Последняя неделя перед Рождеством, ночи холодные и ясные, и перед рассветом склоны Холма покрыты тонкой корочкой льда, а Камни Верна блестят от инея, будто полоски слизи, оставленные улитками. В это время земля еще слишком скользкая, и бегунов нет, но молодые люди на горных велосипедах уже преодолевают склон за склоном, и пар от их дыхания клубится в морозном воздухе. Женщина с доберманами пока не на Холме, но Джим Уильямс с йоркширом здесь, потому что ему не спится. Последнюю неделю или две он начал приходить сюда все раньше и раньше, иногда задолго до рассвета, закутанный, как и его собака, в теплую одежду. Джим обещал своей сестре заботиться о Скиппи, хотя понимал, что никогда не полюбит эту собаку, у которой неприятно пахнет изо рта и которая тявкает на него, когда он надевает ошейник. Но Фил не могла спокойно умереть, пока не была полностью уверена, что Скиппи не отдадут незнакомцам или не усыпят. Этим утром велосипедисты носились на жуткой скорости с опущенными головами. Пока не было бегунов, чтобы за ними гоняться, и других собак, Скиппи можно было спустить с поводка, хотя Фил никогда в жизни этого бы не сделала. Она слишком заботилась об этой собаке, не отпускала ее от себя, словно это был ребенок, а не животное; но это делало ее счастливой. А теперь Джим просто наблюдал, как маленькая собака пускается быстрой рысцой в густые заросли, а потом выбегает оттуда и кидается на деревья. Ему казалось, что теперь Скиппи живет лучше, свободнее, наслаждаясь тем, чем должно наслаждаться животное. Ветер острыми лезвиями хлестал его по лицу, пока он стоял здесь, на вершине Холма; вскоре совсем рассветет, а вид на Лаффертон – на темную полоску реки и на собор, возвышающийся на фоне холодного неба, – стоит и того, чтобы подняться, и того, чтобы померзнуть. Но вот откуда-то со стороны дорожек внизу Джим услышал лай доберманов. – Скиппи… Скиппи… – он услышал свой собственный голос, звенящий в морозном воздухе, и свой свист, из-за которого снова оживились доберманы: – Сюда, мальчик… Скиппи… Но маленького терьера нигде не слышно и не видно, только гавкающие доберманы становились все ближе, взбегая вверх по склону, а внизу, на дороге, раздавалось тихое ворчанье удаляющегося автомобиля. Семь Кэт Дирбон стояла у окна своей приемной и смотрела сквозь полоски жалюзи на стоянку стационара. Дождь струился по стеклу. Было почти девять часов, но до конца так и не рассвело. Было утро понедельника – все часы приема на сегодня были расписаны, также ее ждали две встречи с торговыми представителями фармакологических компаний, дневной визит в пренатальный центр, а еще она должна была отвести Ханну к дантисту после школы… и она считай что и не начинала готовиться к Рождеству. Но все это не очень сильно ее беспокоило на фоне того, что сегодня был прием у Карин Маккафферти. Кэт резко отпустила шторки жалюзи, и они стукнулись друг о друга. «Я не смогу это сделать», – думала она про себя, а эта мысль посещала ее настолько редко, что одно ее появление беспокоило ее. Карин Маккафферти было сорок четыре, и она стала другом семьи после того, как мать Кэт, доктор Мэриэл Серрэйлер, пригласила ее, чтобы привести в порядок сад в Галлам-хаус. Сейчас она так и стояла у нее перед глазами – высокая, с непокорной копной рыжих волос, с длинным овальным лицом и нежной кожей кремового цвета. Ее лицо было простым, но почему-то очень запоминающимся. Карин отказалась от серьезной карьеры в банковской сфере, чтобы стать ландшафтным дизайнером и выращивать цветы, и эта перемена очень повлияла на нее, как она сама всегда говорила. Ее новая карьера расцветала вместе с ее морозоустойчивыми растениями. Дорогие журналы по садоводству время от времени публиковали фото с ее работами, а один ее сад даже показали по телевизору. Карин была замечательной собеседницей, она интересовалась еще множеством вещей помимо садоводства. Они с ее мужем Майком Маккафферти – глуповатым, по мнению Кэт, – были женаты уже двадцать два года. Детей не было. «Мы испробовали все прямые и обходные пути, но так и не достигли цели; ЭКО тогда еще совсем редко давал положительный результат, а я хотела только собственного ребенка – усыновить бы я не смогла». Сэм Дирбон обожал Карин, хотя Ханна быстро уставала от нее: «Она слишком любит командовать». – Что правда, то правда, – отвечала она, когда ей об этом говорили. Карин Маккафферти. Рентгеновский снимок и заключение онколога Бевхэмской центральной лежали у Кэт на столе. – Ты не должна позволять пациентам становиться друзьями, – сказал ей Крис накануне вечером. Вероятно, он был прав, но отстраненность – это не то, в чем Кэт была сильна. Она принимала проблемы и трудности пациентов близко к сердцу, так же как и их радости, и не хотела меняться. Но иногда это приводило к тяжелым разговорам, типа того, который предстоял ей с Карин. Телефон на ее столе зазвонил. – Прошло уже почти пятнадцать минут… – Это была Джин с ресепшен. – Прошу прощения, прошу прощения… приглашай. Она отодвинула результаты Карин на край стола. Помимо этого в ее внимании нуждались еще четырнадцать человек. С улыбкой она посмотрела на первого из них, входившего в ее дверь. Айрис Чатер постарела после смерти своего мужа. Но Кэт понимала, глядя сейчас на скорбную фигуру, входящую в кабинет, что этот процесс обратим. В данный момент шок и стресс от потери, слезы, недостаток сна и непривычное одиночество иссушили ее, вытянули из нее все жизненные соки. Но она была не настолько стара, чтобы время и отдых были неспособны восстановить ее силы. Она вздохнула и села на стул. Ее глаза были пустыми, обращенными внутрь себя, – у нее был взгляд человека, недавно пережившего утрату. – Как вы держитесь? – Я справляюсь, доктор, я не так плоха. И я знаю, что Гарри сейчас хорошо, там. Я правда это знаю. – Ее грустные глаза наполнились слезами. – Это тяжело. Конечно, это тяжело. – Кэт пододвинула к ней коробку с салфетками. – Я все еще слышу его по ночам… Я просыпаюсь и все еще слышу его дыхание. Я чувствую его рядом с собой, в комнате. Полагаю, для вас это звучит как бред сумасшедшего. – Нет, это звучит нормально. Я бы начала беспокоиться, если бы вы сказали, что этого не происходит. – Значит, я не схожу с ума? – Определенно нет. Этот вопрос они всегда либо задавали прямо, либо оставляли висеть в воздухе непроговоренным, чтобы доктор сам его озвучил и сам же на него ответил. Айрис Чатер расслабилась, и на ее лицо вернулся слабый румянец. – Не считая того, что вы скучаете по Гарри, как ваше собственное здоровье? – На самом деле я просто устала. И много есть я тоже не могу. То хочется, то нет. Она поерзала на стуле, подняла с пола свою сумку, а потом поставила ее на место. Кэт ждала. – Гарри потерял аппетит. – Я знаю. Он потерял его, потому что у него был рак, и он очень долго с ним боролся. А ваш вы потеряли, потому что вы переживаете. Не стоит об этом беспокоиться. Вы сказали, что вам то хочется есть, то нет, так что просто ешьте, когда вам угодно. Ешьте что вам нравится… Аппетит вернется в норму, когда ваш организм будет к этому готов. – Понимаю. – Вам тревожно оставаться ночью совсем одной в доме? – О нет, доктор Дирбон. Он всегда здесь, со мной, понимаете… Гарри всегда рядом. Как и многие другие пожилые пациенты Кэт, Айрис Чатер не была больна, ей просто нужны были слова поддержки и внимательный собеседник. Тем не менее Кэт чувствовала, что она что-то ей недоговаривает, обходя все ее ненавязчивые вопросы. Она подождала еще немного, но больше ничего сказано не было. – Что же, заходите повидаться со мной еще через месяц. Я хочу знать, как вы справляетесь, и если вдруг в течение этого времени вам хоть что-нибудь понадобится… Айрис Чатер медленно поднялась, собралась и уже пошла в сторону двери, как в самый последний момент повернулась. – Есть что-то еще, на так ли? – мягко спросила Кэт. Глаза женщины снова наполнились слезами. – Если бы я только могла знать, доктор. Если бы я только могла быть уверена, что с ним все хорошо. Есть какой-нибудь способ узнать это наверняка? – А вы не уверены? В своем собственном сердце? Ну что вы… Гарри был хорошим человеком. – Был, был же? Он правда им был. И все же она не уходила. – Я вот думаю… Она взглянула на Кэт, а потом быстро отвела взгляд. Что же это было, все никак не могла взять в толк Кэт, что же она хотела у нее спросить, в чем хотела удостовериться? – Я тоже стала так странно дышать. С Айрис Чатер все было в полном порядке. Она просто боялась… боялась умереть так же, как умер ее муж, и она была очень чувствительна после его смерти. Кэт провела быстрый осмотр. У нее не было никаких симптомов, не было болей в груди или проблем с дыханием, и ее легкие были чистыми. – Я не хочу выписывать вам снотворное или транквилизаторы. Я искренне полагаю, что они вам не нужны. – О нет, я ничего такого и не хотела, доктор. – Но вам надо успокоиться. – Вот этого я как раз и не могу, понимаете? – Вы когда-нибудь слушали такие записи для релаксации… с успокаивающей музыкой и дыхательными упражнениями? – Как во всяких восточных религиях? – Нет, они работают на самом элементарном уровне – просто помогают расслабиться. Боюсь, что я не могу прописать их, но они продаются во всяких магазинах для здорового образа жизни. Они недорогие. Почему бы вам не сходить и не выбрать что-нибудь… не спросить, что они порекомендуют? Если вы купите одну такую запись и попробуете слушать ее хотя бы по пятнадцать минут в день, чтобы расслабиться, я думаю, вам это действительно поможет. Но вы потеряли мужа, с которым прожили пятьдесят лет, миссис Чатер. То, через что вы сейчас проходите, – это нормально. Вы не будете чувствовать себя как прежде еще некоторое время, вы должны это понять. Остальная часть приемов была посвящена проблемам в диапазоне от больного горла и периодических болей до детских ушных инфекций и артрита.