Бурко остался в одиночестве и снова подошел к окну. Он увидел, как вышедший из дома Пасечник уселся в один из служебных внедорожников вместе с двумя охранниками, и машина поехала к воротам. Остальные машины остались у подъезда дома – Пасечник усилил охрану резиденции хозяина, поэтому во дворе попарно прохаживались два патруля в черной форме, с дробовиками на плечах. В распоряжении СБ концерна «Фармкор» имелось оружие и посерьезней, но Пасечник решил, что пока не следует нарушать установленные для частной охраны правила. Мало ли чем это обернется в преддверии грядущего хаоса. Бурко задумался. Никто посторонний не смог бы догадаться, что сейчас ощущает этот человек. Скорбь? Беспокойство? Страх? Разочарование? Предположил бы и попал пальцем в небо. Или в задницу – это уж у кого как. А Александр Бурко ощущал радость. Самую настоящую. Она охватывала его какой-то легкой, пронизанной мелкими электрическими искрами волной, он словно готов был взлететь. Всю свою жизнь нынешний олигарх занимался не тем, чем ему хотелось заниматься, а тем, к чему его вынуждали обстоятельства. Саша Бурко с детства мечтал о приключениях, зачитывался книгами великих путешественников и авантюристов, а сам при этом получал пятерки в школе, учился в институте, защищал кандидатскую диссертацию, работал с утра и до позднего вечера, исполнял «светские обязанности», которые тяжело и злобно ненавидел. Когда в его руки попал «материал», как он его именовал, которого он добивался, после того как узнал о результатах некоего американца, он обратился к Домбровскому. И друг детства Александра, Коля Домбровский, гений системного программирования и системной же аналитики, смоделировал ситуацию, что будет, если «материал» покинет пределы лаборатории. С вероятностью «единица» получался конец света. Бурко пообещал Домбровскому усилить меры безопасности и… ничего не стал делать, а доступ к выводам аналитиков закрыл. Зато отдал Пасечнику распоряжение об активизации деятельности по плану «Ковчег». О «Ковчеге» следует рассказать отдельно. Еще года три назад, когда «Фармкор» окончательно превратился в транснациональную компанию, а его отделения разбросало по всей стране да и по всему миру, Бурко решил создать на базе своей достаточно компактной и эффективной для того времени службы безопасности небольшую армию. Дело в стране шло к тому, что рано или поздно частные военные компании должны были стать легальными, как произошло уже во многих местах на Западе. Пример того же «Блэкуотер» или «Эринис» впечатлял. Но пока еще властное «добро» на это не поступило, даже для «Газпрома». И как это сделать и при этом не попасть в тюрьму? Такого бы и олигарху не простили. Но если ты сделаешь это первым и будешь готов к моменту легализации первым же оказаться на рынке этих услуг – рынок твой. Кроме того, Бурко, по своему характеру, всегда ждал и был готов к неприятностям. Любым. Немилости властей, революции, эпидемии, пришествию инопланетян и четырех всадников Апокалипсиса. Никакая аналитика и прогнозы в стиле «все будет хорошо» его ни в чем не убеждали. Поэтому, наряду с армией, он хотел создать для нее серьезную базу. Выход предложил сам Бурко, а доработал и претворил в жизнь Пасечник. Пасечник обратился к своему другу и бывшему сослуживцу, тоже генерал-майору, Александру Богданову, который сейчас служил в системе Федеральной службы исполнения наказаний. В последние годы это ведомство, принадлежащее Минюсту, обзавелось собственным спецназом, который даже действовал в первую и вторую чеченские войны на территории мятежной республики. Появились опытные и обстрелянные кадры. И тогда, в рамках помощи «бизнес – правоохранительным органам», совершенно официально и при поддержке высокого федерального руководства, на территории Тверской области, к северу от областного центра и совсем рядом с новой фармацевтической фабрикой, принадлежащей концерну «Фармкор», появился так называемый «Центр подготовки сил специального назначения Главного управления ФСИН». Компания Бурко, не скупясь, оплатила обустройство полигонов, весьма комфортабельных казарм, на самом деле – семейных общежитий, построила боксы для техники и склады для вооружения. Службу в Центре несли исключительно «контрактники», которых лично отбирал Пасечник и которые, на самом деле, никакого настоящего отношения к ФСИНу не имели, за исключением формы и документов. Все они прекрасно понимали, что служат в «Фармкоре», который и платит им настоящую, полноценную зарплату помимо той, что они получали через финчасть. Затем настала пора закупки оружия и техники. Бурко не скупился и на это. Центр получал все самое лучшее и самое современное из того, что выпускалось в России. ФСИН был бы счастлив, если бы из этого ему что-то и вправду попадало, а не оставалось на складах Центра. Бурко поначалу хотел закупать что-то и на Западе, но Пасечник его быстро отговорил. Российские образцы в большинстве случаев были лучше западных, просто у военных ведомств не хватало средств для того, чтобы снабжать ими войска. А у Бурко средств хватало. К тому же закупка западных образцов для российского ФСИНа выглядела бы подозрительно. Затем Центр начал проводить семинары по спецподготовке для сотрудников частных охранных структур, которые стоили неимоверно дорого. Стоит ли добавлять, что обучались в Центре исключительно люди из СБ «Фармкора» и еще одного дочернего охранного агентства, а оплата услуг Центра позволила легализовать финансовый поток между двумя никак не связанными официально между собой структурами. Центр приносил прибыль ФСИНу, поэтому никто не рвался его проверять или закрывать. Да и не дали бы так поступить союзники главы «Фармкора» в этом ведомстве. Что же до самого ФСИНа, то те люди, которые могли задать вопросы, получали щедрое ежемесячное вознаграждение и вопросов не задавали. Центр же продолжал усиливаться, совершенствоваться, укрепляться и к настоящему времени превратился в настоящую крепость, на складах которой в полной готовности хранились оружие и техника, которых хватило бы на целую бригаду легкой пехоты. Продовольственные склады могли кормить не одну тысячу человек, и не один год, а достаточно было обрушить пару секций бетонного забора, как Центр получал прямой проход на территорию фабрики, сливаясь с ней в единую огромную территорию, которую при необходимости можно было укрепить за один день. Зачем это все? Пасечник лишних вопросов не задавал, удовлетворившись прямым указанием Бурко и объяснением о предстоящей легализации частных военных компаний, а сам же глава компании «Фармкор» ждал «чего-то». Ждал и всегда хотел этого. Что хорошего в том, чтобы быть одним из многих богатых людей в этом мире? Богатство не развеивает скуку, и скорее оно управляет тобой, чем ты им. Богатство заставляет тебя делать то, что тебе делать не хочется, льстить людям, которых тебе хочется просто послать, посещать места, навевающие на тебя тоску. А Александр Бурко хотел совсем другого – жизни яркой и полной опасностей, как в раннем Средневековье, когда люди ощущали себя в безопасности лишь в крепостях и замках, когда каждый правитель имел право жизни и смерти над каждым. И когда Бурко узнал, во что превратит мир имеющийся у него «материал», он лишь удвоил выделяемые на создание своей армии средства. Планировал ли он что-то совершить с «материалом»? Он и сам не знал. Скорее всего, нет, но вдруг… А может, и планировал, чего уж теперь скрывать. Все равно все произошло без его участия, надо лишь правильно воспользоваться плодами. Теперь территория Центра, расположенного на берегу Волги, могла вместить в себя несколько тысяч человек, защитить их и прокормить. Бурко создавал эту базу, исходя из того, что там соберутся не только бойцы его армии, но и их семьи, жены и дети, и только за то, что все эти люди получат безопасное убежище среди всеобщего хаоса и падения мира, Бурко рассчитывал получить от них взамен абсолютную лояльность. Свое княжество, свой народ. И было кое-что еще… «Материал». Тот самый, который мог вызвать вселенский катаклизм. Он же мог дать и вакцину против самого себя. Тот же, кто будет владеть вакциной, будет владеть и грядущим миром. Именно поэтому Пасечник и поехал в институт на Автопроездной. За «материалом». Если бы Бурко устроил все это сам, «материал» уже хранился бы у него в сейфе. Крамцов Сергей, аспирант 20 марта, вторник, вскоре после полуночи Ненавижу, ненавижу, когда меня будят вот так, лишь дав уснуть. В последний раз такое со мной проделывали без риска для жизни лишь мои командиры. И наряд дурным криком: «Рота, подъем!» Спросонья я схватил телефон с прикроватной тумбочки, тупо посмотрел на мерцающий экранчик. «Шеф». Ох, не нравится мне такой звонок, да в такое время, да еще на фоне недавних событий. Я ткнул пальцем в кнопку «Прием». Спать уже не придется, я это чувствую. – Доброй ночи, Владимир Сергеевич, – пробурчал я в трубку. – Недоброй, Сережа. Недоброй. Приезжай в институт. – Что случилось? – Кто-то взорвал бомбу. Виварий разбежался. Хранилище уцелело, правда. Как будто ведро ледяной воды вылили на спину, и она побежала вниз от затылка, окатывая все тело. Дыхание перехватило так, что следующую фразу я смог из себя выдавить только через минуту, да и та большой глубиной мысли не отличалась: – Куда… куда разбежались? – В город, Сережа. Забор разрушен, вот они и разбежались. – Все животные? Вопрос – лучше некуда. А если не все, а только часть – мы что, спасены? – Все, Сережа. И они успели перекусать друг друга, перед тем как разбежаться окончательно. – Кто-то укушен из людей? На кого-нибудь напали? – спросил я осторожно. – Нет вроде бы… – Дегтярев явно задумался. – У Коли Минаева рука перевязана, я забыл спросить, что случилось. Он забыл. Профессор Дегтярев в своем амплуа. Что он еще забыл? Забыл, чем это может закончиться? – Я сейчас приеду, а вы обязательно спросите. Милиция уже там? – Только приехали. Я задумался. Затем сказал то, что уже помочь не могло. Сказал, чтобы что-то сказать. – Пусть убивают обезьян. Плевать на нас, скажите, что вырвались чумные животные или еще что-нибудь. Пусть объявляют карантин, чрезвычайное положение, что угодно. Можно даже наврать, лишь бы остановить бедствие. – Я понимаю, Сережа, именно это намерен сделать. Дегтярев отключился, а я пару минут неподвижно смотрел в пространство перед собой. Конечно, можно было сказать самому себе, что все образуется, что животных изловят, что ничего страшного, но это не так, и я это понимал. Я вообще не дурак. И я понимаю лучше всех в этом мире, что случилось, потому что я знаю, что вырвалось на свободу. В город вырвались зараженные животные, причем с явно выраженной склонностью к агрессии. Если крысы-зомби на людей реагировали слабо, предпочитая бросаться на своих товарок, то обезьяны пытались атаковать всегда, когда была возможность. Но зараженные крысы станут источником заразы в городе. Другие крысы, вороны, голуби, кто угодно, разнесут заразу дальше. Что это значит, если говорить честно? Это значит, что начинается апокалипсис и следует быть готовым к худшему. Я сел на кровати, помотал головой, сгоняя остатки сна. Так, спешка хороша при поносе и ловле блох, но сейчас она нам только будет мешать. Попробуем разложить ситуацию на составные части. Например, сейчас я поеду в институт. Чем я там буду полезным, кроме того, что буду с шефом хором жалеть о случившемся? Ну возьмут сначала у меня показания назначенные к тому должностные лица из соответствующих органов. А затем возьмут меня под стражу. Почему? Потому, что фигура ученого, занимающегося опытами со смертельно опасными вирусами в центре гигантского мегаполиса, слишком соблазнительная добыча. А зараза уже вырвалась наружу, мой арест вовсе не сможет ее остановить. Зато снимет ответственность с ведущих следствие. Они «отреагировали». Какая от меня будет польза, если я проведу ближайшие дни в камере с бродягами, а потом, когда бедствие охватит весь город, на мне сорвут злость? А никакой. И для себя самого – в особенности. Другой вариант – меня не берут под стражу, а связи господина Оверчука простираются так высоко, что милиция не среагирует на происшествие. Тогда я попадаю в списки лиц, знающих о том, что частная компания вела опасные эксперименты в городе. Долго я так проживу? Сложно сказать, но не думаю, что тот же Оверчук сильно задумается, если получит команду на ликвидацию свидетелей. Идеализмом компания «Фармкор» и лично господин Бурко никогда не страдали. Им по должности не положено. Третий вариант – Оверчук проявляет высокую гражданскую сознательность, шеф проявляет сообразительность, органы не прикрывают задницы бумажками, а включаются в работу, и благодаря этому государство предпринимает все, чтобы остановить опасность. Тогда они справятся и без меня. Не велика шишка, какой-то аспирант-биолог. Несмотря на то что по сюжету любой книги аспиранту Крамцову следовало быть наивным деятелем науки, идеалистом и книжным червем, на деле я совсем не такой. Разве что определение «книжный червь» ко мне еще как-то подходит. Атак мой жизненный опыт давным-давно излечил меня от наивности, а освободившееся место заполнил здоровым цинизмом. «Не верь, не бойся, не проси» – истина не только тюремная, но и простая житейская. Из этого и будем исходить. Не верим никому, не боимся ничего, а просить нам и так некого. На хрен мы кому нужны? Я натянул растянутую футболку и спортивные брюки, в которых обычно ходил на тренировки, и босиком прошлепал на кухню, варить кофе. С кофе лучше просыпается и лучше думается. Пожужжал кофемолкой, набил металлический фильтр, нажал на кнопку с нарисованной кофейной чашкой. Темная струйка крепкого «эспрессо» полилась в чашку. Итак, чего следует ожидать? Главный вариант один – конец света. Я два дня и так крутил ситуацию на случай утечки заразы, и эдак, и все равно выходил конец света, других вариантов нет. А тут и утечка случилась. Винить в этом себя или того же Дегтярева не хочу – никто такого результата не ждал и не планировал, «Шестерка» в своем исходном виде безопасен стопроцентно. А что случилось в институте, что взорвалось – не знаю. Лично я ничего там не взрывал. Зато я знаю, что через пару – тройку дней Москва станет одним из самых смертельно опасных мест в мире. Почему? Да потому что здесь больше десяти миллионов потенциально инфицированных. Ад разверзнется именно здесь. Что из этого далее следует? Что могут перекрыть въезды и выезды из города. И перекроют наверняка. Из этого и будем исходить. От скончавшейся четыре года назад бабушки мне осталась дачка на шести сотках по Ленинградскому шоссе, в пятидесяти километрах от столицы, в самом простом «институтском» садовом товариществе, без нормальной дороги, далеко от станции. Сейчас март, все раскисло, грязи там по колено. Но это как раз не проблема, мой «Форанер» пролезет там, где и танк завязнет. Зато как загородная база для дальнейших действий дача подходит лучше некуда. Печка у меня там есть, даже баня есть, и с последних заработков я там все очень даже неплохо отремонтировал. Если честно, я только после устройства на работу в «Фармкор» зажил по-человечески. Спасибо Дегтяреву, который меня с первого курса тащил и на работу еще студентом взял, диплома не дожидаясь. Платят они очень хорошо, грех отрицать. Просто невероятно много для обычного аспиранта, хотя какого-нибудь «специалиста по ценным бумагам» такая сумма даже зад оторвать от стула не подвигла бы. Но мне, с моими запросами, хватало за глаза. Квартиру, эту самую, на «Бабушкинской», на улице Изумрудной, что еще от родителей осталась, до ума довел. Не «евроремонт» так называемый, но все чисто и симпатично, все своими руками. Ну что сумел, разумеется. Сам стенки между комнатами ломал, сам белил, сам красил, сам обои клеил, и получилась удобная студия. Хватило и подкопить, и с друзьями скинуться, чтобы «бизнес» завести – магазинчик снаряжения, пусть и маленький, но все же что-то приносящий. Правда, все, что приносит, на оплату кредита уходит, без него все же не обошлось. Думали, что потом отобьется, но… Ладно, собираться будем и начнем с самого важного. Подставив табурет, я залез на антресоль и извлек оттуда ружье в чехле. Очень хороший ижевский помповик МР-133, «мура», если по-простому. Его мне все тот же Леха, друг мой, насоветовал. До того как он взялся с недавних пор заправлять своим собственным магазином, он оружейником в гарантийке работал. Сам выбрал, сам провел требуемый «напилинг» после того, как я отходил всю требуемую процедуру от участкового до магазина. Короткий ствол, чуть длиннее пятидесяти сантиметров, с кронштейном под фонарь, сам фонарь, удлиненный магазин, вмещающий шесть патронов 76 мм, то есть «магнум». Хорошее оружие. Пять коробок патронов, с восьмимиллиметровой картечью, у меня имеются, по десять патронов в каждой. И еще пять с дробью «четыре ноля», то есть по пять миллиметров, что не хуже картечи. Так что сто полноценно-боевых патронов у меня есть. Уже сало. Еще чехол не слишком тяжелый, в котором лежит ижевская мелкашка «Соболь» с прицелом «Барска». Не супер, но после доводки и «напилинга» вполне нормальная игрушка для стрельбы по банкам. Мы с Лехой на природе частенько соревнования устраивали, поскольку у него тоже мелкашка имеется. К ней у меня патронов еще сотни четыре, расход двадцать второго калибра всегда был у нас высоким, так что закупался при любом удобном случае. Затем новый чехол появился на свет. Не удержался, раскрыл – последняя гордость, свидетельство того, что я достойно пять лет владел гладкостволом. Нарезное, одновременно с «Соболем» купил. С виду ни на что не похоже: полимерная ложа цвета хаки, телескопический приклад, как на американском карабине М4, а на самом деле – «глубокий тюнинг» ижевского СКС[1] выпуска 1954 года, выбранного вручную и проверенного всеми возможными способами. Полимерная американская ложа от «ТАРСО» установлена неизменным Лехой. На цевье сверху и с боков планки под всякое. На верхнюю ставлю коллиматорный прицел «BSA». Лично мне так даже больше нравится, чем близкая установка, – быстрее целишься. А оптический «Bushнеll» с переменной кратностью ставится нормально – на этой ложе еще и крепление под него предусмотрено, вместе с отражателем стреляной гильзы, чтобы по оптике не колотила – у СКС она вверх вылетает. Снизу и сбоку цевья еще по планке, на которые есть фонарь и сошки. На стволе компенсатор, как у АК-74. И магазин в два раза больше стал, теперь на двадцать патронов, торчит эдаким изогнутым пластиковым огрызком. Да еще и отъемный, у меня таких шесть штук. С прицелом и отражателем обойму в карабине теперь не заполнишь сверху. Плохо, что сменить его невозможно, пока затвор на задержку не встанет. Это, правда, не так чтобы законно, скорее и вовсе незаконно, но есть и десятизарядные, «парадные», парочка всего. И поди узнай теперь старичка Симонова. Серьезное и вполне современное оружие получилось. Ладно, не о том речь сейчас. Пересчитал только патроны по-быстрому – больше трех сотен имеется. Нормально. Заряжать ничего не стал. Не положено нам перевозить заряженное оружие. Если остановят, то будут проблемы. Оружие – отдельно, патроны – отдельно. Что еще? Коробка с батарейками разных размеров – в сумку. Тактический фонарь для дробовика с кронштейном. Два ножа, один армейский, с вороненым лезвием и рубчатой резиновой рукояткой, второй – тяжеленный золингеновский тесак, которым башку срубить можно. Тесак дорогущий, но мне его подарили, сам бы ни в жизнь не купил. Поверх всего – отличный восьмикратный бинокль «Штайнер» с многослойным просветлением, компактный и крепкий, в сумерках чуть ли не как ночник работает, а стоит меньше пяти тысяч рублей. И гвозди им заколачивать можно – такой прочный. Откуда у меня это все? Зачем столько? Во-первых, для охоты и поездок в глухомань, а во-вторых… А вот на случай, если такой, как сейчас, Великий Пушной Зверь придет. И, в отличие от всех остальных, я к его приходу если и не готов на сто процентов, то встречать мне его легче, с оружием, запасом патронов и с отличной экипировкой. Невелик был труд разрешения и справки собрать. А все это купить – даже не труд, а удовольствие. И на стрельбище в Алабине я немало времени провел, и тоже, судя по всему, не зря. И в машине у меня еще два топора разных размеров, лопата и пила. В кучу на кровати в спальне полетели вещи и обувь. Нашлась охотничья разгрузка подвесная под патроны двенадцатого калибра. А вот под СКС не удосужился пока запастись, но это исправимо. Дай только до нашего магазина добраться, а там… И сам я оделся заодно, по принципу «и в пир, и в мир, и в добрые люди». Теперь только куртку накинуть, и можно выскакивать из квартиры. Упаковал рюкзак и две большие спортивные сумки. Сумки пока брошу в прихожей. Подгоню машину к дому и затем их вынесу. Еще что? В холодильнике пусто. Только два пакета кофе в зернах, я их в рюкзак закинул. Надо будет едой запастись. Теперь «дачный медианабор». Портативный телевизор и радиоприемник. Без этого никак теперь нельзя, и вообще все куплено специально для дачи. А оставлять у нас там что-то ценное не стоит. И бомжи там шарятся, и шпана из окрестных деревень, так что «все свое вожу с собой». Ну и последнее – ноутбук. Я на него скачал все, что есть у меня в лабораторном компьютере, так что может пригодиться. Все, можно идти. Я натянул охотничью двухслойную куртку, привычную еще с армии круглую вязаную шапочку системы ШПС («шапка-пидорка спецназовская»), повесил на спину рюкзак, на плечо – чехол с ружьем, патронами и запасными стволами-прикладами и вышел в подъезд. Спустился на лифте, вышел на улицу из нашей допотопной панельной «свечки» и пошел в сторону стоянки. На улице было необычно тепло для конца марта, я даже куртку расстегнул. Это плохо. При понижении температуры зомби теряют активность, они же, как ни крути, а «холоднокровные», а тут, как назло, потепление. На часах уже второй час ночи, в нашем районе – никого, пустота на улицах. Ну и хорошо, зато если кто ненужный подъедет к моему дому, то будет как на ладони. Прошел через сквер, где выгуливают ранним утром собак, срезал по дорожке через газон и через пять минут зашел в ворота стоянки. Сторожем был Федотыч – болтливый, но бдительный мужичок, всегда вкусно пахнущий водкой. Мы с ним были в хороших отношениях, и ему я «слил» версию о том, что уезжаю на охоту далеко-далеко, поэтому и выезжаю в ночь. Он пожелал мне «ни пуха ни пера», я ответил ему традиционным «к черту» и пошел к машине. Вот он, моя главная надежда на спасение, – старый добрый «Форанер» с трехлитровым дизелем. Купил я его сам, аж в Испании, куда в первый и последний раз съездил в отпуск со своей девушкой. Купил по объявлению в маленьком городке возле Мурсии, выложив за него семь тысяч евро, которые честно скопил за три года. Машина оказалась и вправду в хорошем состоянии, хоть и было ей восемь лет, довезла меня до Москвы без проблем и в процессе растаможки не сильно убила мой бюджет. А уже потом, в течение двух лет, я окончательно довел ее до ума, проведя умеренно-разумный внедорожный тюнинг, такой, чтобы и по городу ездить не мешал.