— Вы просите меня помочь вам? — Да, — сказал он. За завтраком я спросил Эвелин: — Что в действительности сказала вам Карен в машине? — Она сказала: «Вот же гад!». Несколько раз повторила: «Гад, проклятый гад!». Вот и все. — У вас нет никаких догадок — кого она Имела в виду? — Нет, — сказала Эвелин. — Никаких. — А что вы подумали в тот момент? — Я ничего не думала. Я везла ее в больницу, и она умирала у меня на глазах. Я боялась, что это дело рук Питера, боялась, как бы Джошуа обо всём не узнал. Я много чего боялась. — Но не за нее? — И за нее тоже. Завтрак мне понравился. Под конец, глядя на эту пару, я поймал себя на мысли, что лучше бы мне не приходить сюда и ничего о них не знать. После завтрака мы с Питером пили кофе. Из кухни доносился звон посуды, которую мыла Эвелин. — Боюсь, — сказал Питер, — что с моей стороны это был недозволенный прием — приглашать вас сюда сегодня. — Безусловно, — согласился я. — Эвелин пыталась убедить Дж. Д. отказаться от обвинения, — сказал он. — Но он тверд, а она никак не может… — Придумать объяснение? — Да. Когда я уже шел к машине, Питер сказал: — Если вы не захотите прийти мне на помощь, я не буду на вас в претензии. Я оглянулся: — Вы ведь прекрасно знаете, что у меня нет выбора. — Нет, я не знал, но тем не менее надеялся, — сказал он. 3 Сев в машину, я стал раздумывать, что же предпринять дальше. У меня не было никакого определенного плана, никаких ориентиров, ровным счетом ничего. Я машинально пошарил в карманах и вдруг что-то нащупал. Это оказалась фотография негра в сверкающем костюме. Грек Джонс. Грек Джонс совершенно выскочил у меня из головы. Где-то в спешке, в калейдоскопе лиц он затерялся. Я довольно долго разглядывал фотографию, стараясь по лицу разгадать его характер, понять, что он за человек. Это было невозможно: взгляд обычного пижона, самодовольная, нагловатая ухмылка. Поза, рассчитанная на толпу. Дома я убил два часа, сидя в своем кабинете. Я пытался разобраться во всем, связать одной нитью Карен Рендал, Суперголову и Элана Зеннера, и Баблз, и Энджелу. Я старался понять поведение Уэстона, но под конец вообще перестал понимать что бы то ни было. Вошла Джудит. — Уже девять, — сказала она. Я поднялся и стал надевать пиджак. — Ты куда? — В бар. — Я бодро улыбнулся ей. — Это еще зачем? — Убей меня Бог, если я знаю. «Электрический апельсин» находился почти на самом углу улочки, пересекавшей Вашингтон-стрит. Снаружи это было невзрачное старое кирпичное здание с большими окнами. Окна были заклеены бумагой. На бумаге надпись: «Ежедневно выступает популярный ансамбль «Зефиры». Партнерши для танцев на все вкусы». Внутри стояла жара — влажная, пахучая, звуки рок-н-ролла совершенно оглушали. Казалось, от них вибрируют стены, воздух делается густым и текучим. У меня начало звенеть в ушах. Я остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к полумраку. Посередине стояли простые деревянные столы, вдоль одной стены шли кабинки, вдоль другой был расположен бар. Крошечная площадка для танцев примыкала к оркестру; два матроса танцевали с двумя толстыми неряшливыми девицами. Кроме них, никого в зале не было. На помосте «Зефиры» старались вовсю. Их было пятеро — три электрогитары, ударник, певец. Я подошел к бару и заказал чистого виски со льдом, расплатился и повернулся к помосту — понаблюдать за музыкантами. Грек играл на гитаре, крепкий, мускулистый парень лет под тридцать, с огромной черной курчавой шевелюрой. — Неплохо у них получается, — сказал я бармену. Он пожал плечами. — Вам нравится такая музыка? — Конечно. А вам разве нет? — Ерунда, — сказал бармен — Все это ерунда. — А какую музыку вы любите? — Оперу, — сказал он и отошел к другому посетителю, и непонятно было, шутит он или говорит серьезно. Наконец «Зефиры» кончили играть. Они подключили проигрыватель к усилителям и поставили пластинки. Затем спрыгнули с помоста и направились к бару. Когда Грек поравнялся со мной, я встал ему навстречу и тронул за локоть. — Можно угостить вас? — По какому случаю? — Он удивленно посмотрел на меня. — Я поклонник современного джаза. Он смерил меня взглядом. — Хватит шутить. — Нет, я серьезно. — Водки, — сказал он, садясь рядом со мной. Я заказал водки, и, когда ее принесли, он одним махом осушил стакан. — Давайте выпьем еще, — сказал он, — а потом поговорим про музыку, идет? — Он взял еще водки и понес ее за стол в другом конце комнаты. Я последовал за ним. Его серебристый костюм поблескивал, хотя в помещении было почти совсем темно. Мы уселись за стол; он посмотрел на свой стакан и сказал: — Покажи мне свою серебряную бляху. — Что? Он поднял на меня печальные глаза: — Бляху, детка. Значок такой. От меня ничего не добьешься без бляхи. Вид у меня, вероятно, сделался довольно озадаченный. — Господи, — сказал он, — когда же наконец заведут шпиков с мозгами. — Я не шпик, — сказал я. — Ясное дело! — Он взял свой стакан и поднялся. — Минутку, — сказал я. — Давай, я тебе кое-что покажу. Я вынул бумажник и отыскал свое медицинское удостоверение. Он нагнулся, чтобы получше разглядеть при слабом свете. — Любопытно, — сказал он не без сарказма. Но все-таки сел снова. — Кроме шуток. Я врач. — Ладно, пускай врач. Правда, от тебя полицейским за версту несет, но раз врач, так врач. Тогда давай, чтоб все по правилам. Видишь вон там четырех парней? — Он кивнул в сторону своих коллег. — Если что случится, они все смогут подтвердить, что ты показал мне докторскую карточку, а не полицейский значок. Это называется получение сведений обманным путем, детка. На суде не пойдет, ясно?