— А ваш отец? — Он был занят в больнице. Рендал сказал это очень сухо, и я не стал углублять тему. — Так или иначе, — продолжал Уильям, — Карен попросила машину на уик-энд, а Эв отказала *— ей не хотелось, чтобы Карен пропадала где-то всю ночь. Тогда Карен обратилась к дяде Питеру — тот вообще не умеет отказывать — и попросила машину у него. Восторга это у него не вызвало, но она пригрозила, что сейчас изобразит его, и он тут же уступил ей. — А как же Питер? — Вечером я подвез его по дороге сюда. — Так что в субботу вы провели с Карен несколько часов? — Да. Приблизительно с часу дня до десяти вечера. — И потом уехали вместе с вашим дядей? — Да. — А Карен? — Осталась с Эв. — Она куда-нибудь поехала в тот вечер? — Надо думать. Иначе зачем же было брать машину? — Говорила, куда собирается? — В Гарвард. У нее там в колледже есть знакомые. — Вы видели ее в воскресенье? — Нет, только в субботу. — А вам не показалось, что она внешне как-то изменилась? — Нет. — Уильям покачал головой. — Такая же, как была. Конечно, она немного потолстела, но мне кажется, все девчонки толстеют, когда начинаются занятия в колледже. Летом все время была в движении — играла в теннис, плавала. Все это прекратилось с началом учебного года, вот, наверное, она и прибавила несколько фунтов, — он улыбнулся. — Мы посмеивались над ней по этому поводу. Она стала жаловаться, что их отвратительно кормят, и мы тогда спросили, с чего же ее так разнесло? — Ей приходилось следить за своим весом? — Карен? Нет, что вы! Она всегда была худенькой, подвижной, настоящим сорванцом. А потом вдруг расцвела. — Сознаю, что мой вопрос может показаться вам странным, — сказал я, — но скажите, у вашей сестры всегда был темный пушок на губе и волосы на руках? — Забавно! — протянул он. — Вот вы упомянули, и я вспомнил. Я заметил их в субботу. Питер посоветовал ей обесцветить их или снять воском. Она в первый момент ужасно на него рассердилась, а потом засмеялась. — Значит, раньше их не было? — Наверное, нет. Может, и были, только я не замечал. — Где она проводила это лето? — спросил я потом. — Точно не знаю. Официально Карен жила на Мысе, работала в какой-то картинной галерее в Провинстауне, только, думаю, много времени она там не проводила. По-моему, она все время торчала на Хилле. Со своими чокнутыми друзьями: она любила окружать себя странными типами. — Друзьями? Или подругами? — И теми и другими. — Он пожал плечами. — Но в точности не знаю. Она всего раз или два мимоходом упомянула об этом. — Не упоминала ли она какие-нибудь имена? — Вроде бы да, я толком не запомнил. Какие-то Хэрби и Су Су и Элли. — Он вдруг рассмеялся. — Помню, как-то она стала изображать девушку, которая любила пускать мыльные пузыри. — Значит, фамилий никаких вы не помните? Он покачал головой. Уже уходя, я спросил: — В какой больнице вы проходили акушерскую практику? — В Линкольнской. — Он взглянул на меня и нахмурился. — И чтобы полнее ответить на ваш вопрос — да, я ассистировал при нескольких абортах. Я сумел бы и сам. Но в воскресенье вечером я дежурил в больнице. Всю ночь. Вот так-то! Выйдя из общежития, я увидел высокого, сухощавого с серебристыми сединами человека, шедшего мне навстречу. Я сразу же узнал его — даже на расстоянии. Чем-чем, а внешностью Дж. Д. Рендал, безусловно, выделялся. 11 — Доктор Бэрри? Тон был чрезвычайно дружеским. Дж. Д. протянул мне руку. Я пожал ее — сухую, чистую, которую скребут на пять сантиметров выше локтя в течение десяти минут. Руку хирурга. — Приветствую вас, доктор Рендал. — Вы хотели видеть меня? — сказал он. — Секретарша говорила, что вы заходили ко мне в кабинет. — Да, — сказал я. — Насчет карточки. Рендал благосклонно улыбнулся. Он был на полголовы выше меня. — По-моему, нам с вами надо кое-что выяснить. Пойдемте со мной. Он вовсе не собирался отдавать мне команду, но прозвучали его слова именно так. Это напомнило мне, что хирурги — это последние самодержцы в обществе, последний класс людей, наделяемых в какой-то момент абсолютной властью. Мы шли по направлению к автомобильной стоянке. Мне казалось, что он вышел специально затем, чтобы поговорить со мной. Я не имел представления, откуда ему стало известно, что я здесь, но такое чувство меня не покидало. — За последнее время несколько человек говорили мне о вас, — сказал он. — Да что вы? — Представьте себе. Его автомобиль был серебристый «порше». Рендал небрежно облокотился о сверкающее крыло. Что-то в его позе говорило, что мне не стоит следовать его примеру. Секунду он молча разглядывал меня, затем произнес: — О вас очень хорошо отзываются. Вы, говорят, обладаете знаниями и трезвым умом. Я пожал плечами. Он снова улыбнулся и сказал: — Вы ведь из Линкольнской больницы? Мне говорили, что вы там на хорошем счету. — Благодарю вас. — Его маневр сбивал с толку; я не понимал, куда он гнет. Но долго ждать мне не пришлось. — Вы не думали о том, чтобы перейти в другую больницу? Ведь могут быть другие… возможности. Вакансии. — Я вполне доволен своей теперешней работой. — Это в данное время, — сказал он. — Безусловно. В данное время. — Вы знаете Уильяма Сьюола? Уильям Сьюол был главным патологоанатомом Мемориальной. Ему шел шестьдесят второй год, и ему предстояло вскоре удалиться на пенсию. Я почувствовал разочарование в Дж. Д. Рендале. Вот уж не ожидал, что он будет действовать так грубо. — Да, знаю. Немного. — Он скоро уходит на пенсию. — Тимоти Стоун — его заместитель, он великолепно знает свое дело.