Наполненность вдруг исчезает, и две руки обхватывают мои плечи и тянут на себя, перетаскивая через консоль словно мягкую игрушку. Тугое давление между ног, страстный поцелуй, резкое проникновение на грани боли и наслаждения, мой несдержанный вскрик. Обвиваю шею Ника руками и прикусываю ее, пока он нещадно долбит меня изнутри. — Так хорошо, Ева? — слышу его настойчивое требование. Утвердительно хнычу и вновь опадаю ему на плечо. В такие секунды как сейчас мне вдруг начинает казаться, что я люблю его. Наверное, это какое-то помутнение рассудка, вызванное химией наших тел. Звонок моего мобильного телефона, лежащего на пассажирском кресле, вклинивается в симфонию моих стонов и тяжелого дыхания Ника. Уже не глядя, я знаю, что звонит Джейк. Мы оба замираем и молча слушаем как в тишине голосом Шона Мендеса надрывается совесть. Когда после мучительных секунд, телефон, наконец, смолкает, Ник мягко приподнимает меня за бедра и возвращает в соседнее кресло. Приводит брюки в порядок и переводит тяжелый взгляд на меня: — Я думал отложить этот разговор до того, как мы приедем ко мне домой, но кажется, мы и так слишком долго ждали. Я мысленно напрягаюсь, потому что прекрасно знаю, насколько прямолинейным может быть Ник, и, судя по его взгляду, разговор предстоит не из легких. — Посмотри на меня, Ева. — голос Ника звучит мягко, и я послушно поднимаю глаза. — Ответь честно: что тебя держит рядом с мужем? Помимо того, что вы делите общую жилплощадь. Я закусываю губу и молчу, потому что под дулом пистолета не готова продолжать этот разговор с ним. Ник Златовласка сосредоточенно жует пухлую нижнюю губу, избегая встречаться со мной взглядом. Я вижу, что ее страшит этот разговор, и она бы с удовольствием сейчас выбежала за дверь, но ей все равно придется меня выслушать. — Ева, я всегда способен трезво оценивать свое состояние. — озвучиваю то, о чем думал последние два дня. — Когда я предлагал тебе секс, я наивно не отдавал себе отчета в том, насколько все может запутаться. Так же как и не думал о том, что у меня могут возникнуть к тебе чувства. Златовласка поднимает на меня изумленный взгляд, и я замечаю, как дергается белоснежная кожа на ее шее. Она открывает и закрывает рот, и хлопает светлыми ресницами. Да, малышка, я сам не ожидал. Решаю сентиментальности оставить на потом, и возвращаюсь к сути: — В последнее время я все явственнее ощущаю, что моя жизнь свернула не туда. У меня никогда не было постоянной любовницы, и тем более замужней. Мне приходится врать, а я этого делать совсем не люблю. И мне не приятна… кого я обманываю… Меня приводит в ярость мысль о том, что помимо меня ты спишь с другим мужчиной, даже если это твой собственный муж. — Я не сплю со своим мужем, — тихо говорит Ева, уставившись себе в ладони. — Он не хочет меня и уже давно. Это одна из причин, почему я набросилась на тебя в машине после клуба. Хотела почувствовать себя желанной. Нет, у него глаза совсем на заднице, что ли? Как ее можно не хотеть. Да она даже пахнет как секс. Душистый персиковый секс И я, конечно, догадывался, что у них с постелью у них все печально, и сейчас до широкой улыбки рад тому, что у нее не было с ним секса. Что все это время Ева была только моей. Но…. Есть одно огромное «но», омрачающее мою радость: Ева выглядит абсолютно раздавленной. — Насколько давно, малыш? — спрашиваю как можно осторожнее, чтобы не сильно задевать ее чувства. — Больше трех лет. — безэмоционально отзывается Ева. — Собственно, у нас хорошо-то было лишь первые полгода. Она выглядит такой хрупкой и несчастной, что сердце предательски режет. — Тогда почему ты терпишь? — поглаживаю ее по щеке, пытаясь немного расслабить, — Не проще просто уйти? — Есть обстоятельства. Кажется, я даже догадываюсь какие. Материальные. Она неработающая студентка последнего курса, и, судя по моим наблюдениям, вряд ли может похвастаться тем, что скопила приличную сумму за годы, проведенных с мужем. Потому что такие, как он редко, напрягают зад, чтобы дать своей семье лучшее. Даю себе еще немного времени на раздумья, и, не найдя конфликта с собой, твердо предлагаю: — Ева, я догадываюсь, что сейчас тебе не под силу снимать жилье, и я предлагаю тебе с этим помочь. — Ева сражает меня наповал голубым сиянием глаз, но я стараюсь не терять пришедшей в голову мысли. — Я бы соврал, если бы сказал, что готов попробовать жить вместе, но в будущем такой возможности не исключаю. Я ловлю ее уткнувшийся в грудь подбородок и тяну к себе. — Ты должна согласиться. Мы можем видеться каждый день, смотреть кино до ночи и устраивать трах марафоны, пока кровать не развалится. Нам хорошо вместе, и мы оба это знаем. Губы златовласки начинают трястись и по щекам крупными каплями льются слезы. — Я не могу так, Ник. — Почему? — переспрашиваю как можно спокойнее, хотя Бог свидетель, она только что словно двинула мне по яйцам. — Я не могу принять от тебя помощь. — Ева. Только слепой не увидит, что ты несчастна в браке. Я знаю, что девочкам часто внушают, что мужчина — это навсегда. Но, черт возьми, тебе всего двадцать два, а жизнь одна. — Мне двадцать три, Ник. — поправляет Ева. — Пусть так. Сколько ты еще готова терпеть? Я понимаю, что тебе страшно. Да, черт, даже мне было страшно порвать с Дженной, хотя эта стерва уж точно того не стоила. Просто наберись смелости сделать шаг в другую жизнь, и, уверяю тебя, оглянувшись назад через полгода, ты задашься вопросом, как вообще могла в этом существовать. Ты и так потеряла слишком много времени. Лично я не слишком этим опечален, потому что в противном случае бы не встретил тебя. Но ты… Тебе должно быть эгоистично жаль потерянных впустую лет. Только ты в конечном итоге решаешь, что лучше для тебя. Не твоя мама, ни твой муж, ни я. Жизнь одна. Просто вдумайся в эти слова. Она, мать твою, одна. Сегодня тебе двадцатью, а завтра уже тридцать, через неделю — сорок. Никто не выдаст тебе маховик времени, чтобы вернуться назад. Ева трясется от всхлипываний, но я настолько на взводе, что все же решаю довести начатое до конца: — Я дам тебе денег. Собирай вещи и уезжай. Тебя ничего не держит возле твоего олуха Джейка, кроме твоего страха и нерешительности. — Ты ничего обо мне не знаешь, Ник. — рявкает Ева сквозь слезы. — И я собираюсь уйти от Джейка. Но прямо сейчас я этого сделать не могу, так же как и взять твои деньги. Мне не нужна твоя благотворительность. Я прекрасно знаю, что она сейчас делает. Откладывает проблему в долгий ящик, как привыкла делать все эти годы. — Ева, ты… — Ник, — перебивает златовласка, вытирая слезы. — Отвези меня домой. Нам больше не стоит видеться. Грудь раздирает так, словно ее полили кислотой. Блядь, вот это сценарий. — Ты просто трусиха, Ева. Ева не пытается возражать. Просто согласно кивает, и я молча везу ее к дому. Я не нахожу себе покоя целые сутки. Не могу спать и есть. Впервые за столько лет я встретил женщину, с которой готов попробовать большее, нем просто секс, и тут такой поворот. Кто-то должен быть умнее и вытащить Еву из этой трясины, если у нее у самой не хватает духу. В течение пары часов я выясняю ее точный адрес и еду к ее дому. Я сам поговорю с ее благоверным. Мудак? Да. Но черт знает, когда я еще в своей жизни встречу такую златовласку. Вероятнее всего, никогда, а разбрасываться уникальными возможностями я не привык. Нажимаю на кнопку звонка и просто жду. Хорошо бы тюфяк был один дома, и мы могли бы поговорить по-мужски. Хотя не уверен, что он на такое способен. За дверью слышен топот шагов и дверь, наконец, открывается. На пороге стоит олух Джейк в домашних штанах и футболке. — Чем могу помочь? — уточняет он, и по бесцветному тону становится ясно, что он совершенно меня не узнает. Я не могу ему ответить, потому что впервые в жизни все слова покидают мой лексикон. Я как идиот таращусь в его колени, где к синей ткани трико розовой щечкой прижимается крошечная девочка. Светлые кудряшки и голубые глаза не оставляют шанса усомниться: передо мной дочь Евы. Моей златовласки. — Мистер? — переспрашивает олух. — Ошибся квартирой, — хриплю и на нетвердых ногах разворачиваюсь к лифту. Я убит. 25 Ева — Ты скучала по маме, Камилла? — улыбаюсь, поправляя розовые резиночки на торчащих хвостика дочери. — Потому что я очень по тебе скучала. Камилла издает смешные булькающие звуки и скалит маленькие зубки, дёргая меня за волосы. — Скучала, — выговаривает на тарабарском языке, который понимаю только я. Вот уже два дня как Камилла дома, и я с облегчением отмечаю, что ее приводящие в ужас приступы астмы пока не дают о себе знать. — Папа, — бурчит дочка и нетвердо переставляя маленькие ножки, идёт к Джейку. — Папа, — повторяет, дёргая его за домашние трико. Джейк отрывается от экрана ноутбука и с улыбкой усаживает дочку к себе на колени. По крайней мере, одна из нас способна вырвать его из компьютерной вселенной. Я смотрю, как мило они воркуют друг с другом, и сердце больно сжимается. Эта картина — то, что стирает годы безразличия между мной и мужем. Моя дочь очень любит своего отца, и за это я со многим готова мириться. Была готова мириться. — Я сварила кашу, — трогаю Джейка за плечо. — Мама передала какие-то органические хлопья. Говорит, что в них содержится большое количество пребиотиков, которые ей очень полезны. Надеюсь, ты уговоришь Камиллу их поесть. Джейк кивает и целует меня в щеку. С сегодняшнего дня он в отпуске, чтобы присматривать за дочкой. Полгода назад мы волевым решением отдали Камиллу в детский сад, где ее хроническая бронхиальная астма неожиданно дала о себе знать страшнейшими приступами. Мы мотались по врачам и дорогостоящим процедурам, посещали даже детского психотерапевта, чтобы исключить психосоматику, но эффекта от лечения было мало. Так как Джейк постоянно был на работе, заниматься здоровьем дочери приходилось мне. Учеба отошла даже не на третий план, и я с трудом дотянула до конца семестра. В конце концов, на семейном совете было решено отправить Камиллу во Флориду к родителям Джейка. Два года назад они купили небольшой дом на побережье, и врач, наблюдающий дочь, уверила нас, что несколько месяцев курортного климата пойдет ей на пользу. Бросаю прощальный взгляд на Камиллу, задорно хохочущую у своего отца на руках, и не могу сдвинуться с места. Сердце жалобно ноет, прося побыть с ней ещё. Если бы человека можно было уменьшить и засунуть в карман, я бы без сомнения это проделала с моей малышкой. Она моя душа, моя радость, мое обезболивающее. Та, ради которой я, не задумываясь, убью. Первая лекция — финансовые риски. У меня от чего-то дрожат руки, когда я вхожу в аудиторию. Мне страшно за свое сердце и свою реакцию при взгляде на него. Куда проще порвать все связи с человеком и больше никогда его не видеть, чем встречаться дважды в неделю и сгорать в огне чувств и воспоминаний.