– Открывай шлагбаум Федотка! – крикнул скачущий впереди всех вестовой. – Не видишь, их высокоблагородие с Елизаветграда изволит возвертаться! А с ним наш новый интендант едет рядышком. Теперяча Степану Матвеевичу все какое-никакое, а облечение будет. Глава 7. Воскресенье – Папа, папа, помнишь, ты обещал нас с Настюхой в свой выходной на лодке покатать? – Ильюшка, словно игривый козленок, прыгал возле отца. – Сегодня воскресенье, а ты в прошлое сказал, что вот в это у тебя выходной! – Обещал детям? – спросила с подковыркой Катарина. – Вот и выполняй все теперь! – Да, дорогая, я всем и всегда должен, – с улыбкой сказал Лешка. – Ла-адно, съезжу к Платону на пристань, скажу ему, что после обеда за лодочкой вернусь, пусть он ее к воде пока выставит. – Папа, а можно я с тобой? – попросился Илья. – Я ведь уже научился в седле сидеть. Я тихонечко. – Ла-адно, так-то и правда, большой уже, только обещаешь, как в прошлый раз, от меня не отъезжать и рядом, чуть позади держаться? – отец строго посмотрел на сорванца. – Так точно, господин подполковник! – лихо топнул тот ножкой и понесся в дом. – Бабуля, а меня папа с собой на коне верхом берет! Ура! – раздался восторженный крик мальчишки. – Ой, ну как же это? А если ты упадешь?! – из дома послышался встревоженный возглас тещи. – Не-ет, бабуля, я уже хорошо верхом умею ездить. Меня дядя Федор, это тот, который смуглый и со шрамом на щеке, изрядно научил конем управлять. Я ни за что с него не упаду! Алексей с сыном подкатили к пристани, туда, где базировалась речная Бугская флотилия. Часть казаков из ее состава в это самое время смолили большой речной баркас, перевернутый кверху дном. А пара десятков с помощью специальных блоков и подобия небольшого крана устанавливала на палубу недавно полученного галиота шестифунтовый блестящий единорог. Орудие было тяжелое, и деревянные балки крана с натянутыми канатами аж стонали от усилия. – Давай, давай, тягни! А теперь опускай трохи! – кричал пожилой бритоголовый запорожец, командуя установкой орудия. – Богдан, ну ти чого послабив блок? Василько, а ну заводь, розвертай гармату сюди! – раздались его громкие крики, и под кряхтение, уханье всей команды орудие наконец-то оказалось на палубе. – Ну, как дела, Платон, продвигается подготовка галиота? – Егоров показал на снующих на палубе казаков. Казачий старшина удовлетворенно кивнул чубатой головой. – Просувается, Ляксей Петрович. Потроху, не поспішаючи, зато правильно и без поломок. Ще скілька днів повозимося и корабель на службу встане. – Ну и хорошо, вон какое у вас прибавление удачное. Нравится? – спросил казака Егоров. – Вы-то ведь привыкли больше на гребных судах ходить, а тут уже чисто парусное оснащение. – Нии, пане підполковнику, дуже гарний корабель. Восім великих гармат. Все нове. Впораємося[11], - уверил Платон. – А у вас до мене якась справа? – Да вот, семье обещал, что на выходной на лодке всех покатаю, так они меня теперь в оборот взяли, – ответил Алексей. – И ведь не вывернешься. Одолжишь небольшую? – Та ми вас самі покатаємо, Ляксею Петровичу! Зараз я козаків покличу. – Платон уже было повернулся к ремонтирующим баркас людям, чтобы их позвать. – Нет, нет, старшина, не отвлекай никого, пускай все работают! – одернул его подполковник. – Я сам хотел тихонько, недалеко от берега и только лишь с семьей, чтобы спокойно и безо всякой суеты. Если у тебя маленькой лодочки нет, то я вон у Леонтьева Дорофея Архиповича рыбацкую спрошу. – Не треба. Ми и самі знайдемо! – воскликнул казак. – Буде вам найкращий човен. А Леонтьєві ще з риболовлі не повернулися. Дід з овнуком на цілий день у плавні пішли. Ну, що, козак, сам будеш веслом гребті? Покатаєш батьків із сестричкою? – потрепал он волосы на голове у стоявшего рядом Ильюшки. – Да, дядко Платон, покатаю! – воскликнул малец. – Я уже сильный, вон у меня какие крепкие руки, – показал он сжатые кулаки казаку. Время неспешно бежало. Ворочая веслом, Лешка лишь чуть подправлял лодочку. Течение было несильным, и широкий в этих местах Буг неспешно нес на себе небольшое суденышко. Ильюшка потрудился на славу и сидел теперь, отдыхая, возле сестренки. Алексей сначала увел лодку вверх, к устью Ингула, а затем, перекусив на бережку, семья Егоровых неспешно сплавлялась к пристани. – Как же тут хорошо, Алексинька! – воскликнула Катарина. – Как будто я Саву и Дунай сейчас увидела. Помнишь, как одиннадцать лет назад ты увозил нас из Сербии? Как отбивались тогда от погони? – Мама, мама, расскажи! – закричали хором дети. – Наш папа – герой, он спас тебя, бабушку, тетю и всех остальных наших от страшных турок! – А потом ты в него влюбилась и вышла за него замуж, да? – с придыханием и восторгом проговорила Настенька. – Уф, да вы уже сто раз эту историю слышали, – вздохнул Алексей. – Мама, ну расскажи, – канючили дети. – Это так интересно! – Хорошо, хорошо, – рассмеялась Катарина. – Только сидите в лодке смирно, иначе если будете так скакать, то выпадете из нее в воду, и папе придется вас спасать, прямо вот так же, как и меня. А вообще, если честно, я влюбилась в него не потом, а вот сразу, как только увидела. Еще тогда, когда он зашел в наш дом в Белграде, весь такой серьезный и мужественный. – Ого! – воскликнул Лешка. – А вот об этом поподробнее! Сто раз я уже эту занимательную историю про погоню слышал, а вот про любовь с первого взгляда – впервые. – Вообще-то это мне ты должен был рассказывать, как влюбился в прекрасную девицу, только лишь взглянув на нее первый раз! – строго нахмурила брови Катарина. – Ну, будешь еще перебивать мой рассказ? – Хос-споди-и! – вздохнул Алексей. – Да ни за что в жизни, дорогая! А мы тут, кстати, не одни, – кивнул он на реку. Не первый раз уже его глаз отмечал мелькавшие на середине русла реки небольшие суда. – Казаки нас на всякий случай прикрывают. Так что, дорогая, и захочешь даже уединиться, а на этой пограничной линии ни за что не получится. Все и всегда здесь как на ладони. Подходя сплавом к пристани, Алексей отметил ожидавшего прямо у пирса своего вестового. Особой тревоги на его лице не наблюдалось, поэтому и причаливали спокойно. – Ваше высокоблагородие, разрешите обратиться?! – Матвей подскочил к вышедшему на берег командиру. – К нам около часа назад два офицера по Елизаветградскому тракту пожаловали. Молодые и при нарядных гвардейских мундирах. Вас перед главным нашим фортом стоят, дожидаются. – Та-ак, ну, вот и пополнение, – хмыкнул Алексей. – Только почему же их двое? Разговор ведь только об одном, об Потемкинском хлыще был. О-очень странно! Дорогая, давай-ка заскочим к форту, поглядим, кого там к нам принесло, ну а потом сразу домой? – предложил супруге Егоров, и уже через несколько минут их двуконная бричка подкатила к главным станичным укреплениям. На площадке перед въездом в форт стояли два высоких молодых офицера в красивых гвардейских мундирах. – Господин подполковник, подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка Самойлов представляется вам по прибытии на службу. – Господин подполковник, подпоручик лейб-гвардии Измайловского полка Милорадович… – Радован, братишка! – от повозки с криком радости подбежала Катарина и бросилась в объятия высокого смуглого офицера. Другой светловолосый и голубоглазый красавчик в это самое время смотрел на трогательную сцену встречи с какой-то легкой отстраненностью и иронией. – Ильюшка, Настя, идите сюда скорее, поздоровайтесь со своим дядей! – позвала детей супруга Алексея. Лешка, глядя на все это, радостно улыбался. – Родственники, сколько лет сестра с братом не виделись, – кивнул он на них. – Понимаю, – ухмыльнулся Самойлов. – Радован мне много о вас рассказывал. – Так эта радость для нас такая нежданная, – признался Егоров. – Господа, сейчас мы определимся с вашим квартированием, довольствием и всеми прочими бытовыми вопросами. Ну а вечером я приглашаю всех на семейный ужин. Господин подпоручик, я надеюсь, вы не будете против того, чтобы присутствовать на нем? – задал он вопрос Самойлову. – Отнюдь, господин подполковник, – ответил тот с улыбкой. – Я буду только рад. Столы накрыли в большой беседке во дворе Егоровых. Женщины хлопотали, расставляя яства и напитки, а мужчины спокойно беседовали в тени сада. – Я уже и не чаял выбраться к вам сюда, – признался Радован. – Просился ведь сразу же на Буг, как только выпустился из шляхетского корпуса. Но нас всех разом, одним приказом по гвардейским полкам распределили. «Никаких военных действий ведь нынче не происходит, поэтому и служить вы будете в столице», – вот так нам тогда пояснили. Да что там за служба! – и он с досадой махнул рукой. – Я все сюда рвался, а эти вон надо мной только смеялись, – кивнул он на стоящего рядом Самойлова. – А чего это ты?! Самая что ни на есть служба в гвардии! – не согласился с Радованом Николай. – Я вот, например, совсем даже сюда не рвался, и вот куда, скажи мне на милость, нас только что занесло?! Неужели в эдакой дыре да еще и достойно служить можно? – Эко вы выразились, молодой человек, – неодобрительно покачал головой Гусев. – По-вашему, главная воинская служба состоит только лишь в выполнении церемониальных обязанностей? В парадах, шествиях и в организации торжественных выездов для высочайших особ? – Ну а почему бы и нет? – пожал плечами Николай. – Вообще-то главное предназначение лейб-гвардии – в охране монарха и в несении караульной службы подле него. Что может быть важнее этого вообще? Вы так пренебрежительно отозвались сейчас о церемониале! – возмущенно воскликнул гвардеец. – А известно ли вам, сударь, насколько это все серьезно?! Даже одному лишь только внешнему виду в нашей гвардии какое особое внимание уделяют! Вы не увидите у нас худых, мелких, кривых или кособоких, как вон во всех прочих армейских частях. Потому как предпочтение в отборе отдается только лишь высоким и отлично сложенным новобранцам. В гвардии существуют даже своего рода экстерьерные градации. Например, в Преображенский полк берут только лишь самых высоких и русоволосых рекрутов, а в Семеновский – со светлым волосом, вот как у меня. Ну и в Измайловский только лишь черноволосых, как ваш Радован. А вот в конногвардейских полках значение придается не только лишь одному цвету волос лейб-гвардейцев, но и даже масти их лошадей. Так в Кавалергардском полку служат лишь блондины на гнедых лошадях, а в Кирасирском – рыжие, и только на рыжих. А у вас тут все вразнобой, и совсем мелких полно. – Да при чем здесь мелкие?! – воскликнул Живан. – Главное, чтобы они умелыми и дисциплинированными солдатами были, а уж стать – это вторично. Я уже не говорю про цвет их волос! – Господа, не спорьте! – прервал спор Егоров. – Вот Николай послужит у нас немного, и вы потом продолжите эту свою полемику. А может, даже ее и продолжать вам нужды не будет. Пока же прошу отойти от беседы на такую спорную тему, ибо наши дорогие женщины зовут нас к столу. Они все уже накрыли и приготовили, а теперь и переоделись во все праздничное. Семейный ужин был с традиционными тостами и застольными разговорами. Хозяйки строго следили, чтобы у всех были полные тарелки. Йована не отходила ни на шаг от Радована, подкладывая ему самые лучшие куски. – Кушай, кушай, сыночек. Вон как ты похудел в этих столицах. Уж я тебя откормлю, мой хороший, – гладила она здоровенного парня по его жестким черным волосам. – Эх, дяди Михайло с тетушкой Антонией здесь не хватает, – огорченно произнес Живан. – Знали бы, что ты приедешь, так оповестили бы их заранее. Тут до Херсона всего одни сутки пути, если поспешать. А ведь как хорошо дядя на скрипке играет! Слышал бы ты его сам, Николай, – наклонился он к сидящему по соседству подпоручику. – Думаю, он ничем не уступит скрипачу даже из столичного театра. Мы бы и попели, и потанцевали, да и просто послушали его чудную музыку. – Ну, насчет сравниться со столичными музыкантами – это уж навряд ли, – покачал головой гвардеец. – А вот потанцевать да, здесь у вас весьма интересные дамы имеются. И я бы не против… – тихо произнес он, пристально вглядываясь в идущую от дома с кувшином вина Милицу. Вечер продолжался до позднего вечера, и гости расходились уже в сумерках. – Матвей, проводишь господина подпоручика до той хаты, что ему выделили для постоя, – отдал распоряжение своему вестовому Алексей. – Только осторожнее, видишь, их благородие немного устал. – Есть, ваше высокоблагородие, – козырнул тот в ответ. – Даже не сумлевайтесь, в самый аккурат их доставлю, – и тактично придержал пошатывающегося офицера. – Эй, человек, ты чего, ты куда меня тащишь?! – послышался возглас уже из-за ограды. – Веди меня в ресторацию, или где тут у вас еще бывает весело? Хочу музыки, мамзелей и шампанского! – Будет ему скоро и музыка, и мамзели, и шампанское, – проворчал Гусев. – Послал же господь бестолочь. И на тебя ведь весь вечер пялился! – сказал он с укором жене. – Еще и шуточки его эти сальные, ужимки. – Сережа, ты никак меня ревнуешь? – улыбнулась мужу Милица. – Оставь. Ты бы лучше подумал, почему я отказалась даже от самого малого глотка вина. – Ну и почему же? – все еще хмурясь, проворчал Гусев. – Ну а сам-то головой подумай! – и она зашептала ему что-то на ухо.