* * * Тем временем Сева уже медленно перемещался по двору, рассматривая растения и выискивая Лешу. Нормальность отключили словно по щелчку. Они разговаривали. Разговаривали, точно, лежали где-то рядом, а потом… Потом трава начала дышать. Громко, с надрывом сопела. Так его бабушка сопела, когда он у нее ночевал в детстве. – Бабушка! Бабушка! Не смотри на меня. Огромное чувство вины вонзилось штыком, горячим железом стекало по горлу. Сева в ужасе закрыл лицо руками. – Мне так жаль. Мне так жаль. Не смотри на меня. Мне так стыдно. Сева вдруг почувствовал, что и земля сделала вдох и выдох. Он испугался. Вдруг он начал мешать ей? Вдруг она подавится им? Или втянет воздух вместе с ним? – Простите. Простите. – Он поднялся на ноги. Листва вокруг оказалась слишком. Просто слишком. Ее стало больше. Всех этих пальм. Растений. Цветочков. Камешков. Травинок. – Леша! Леш, ты где спрятался? Газон обхватил лодыжку Севы. Нет. Не обхватил. Лизнул. Засосал. Он пытался его съесть. Откусить лодыжку. – Я овощ! Леша, слышишь? Я овощ! Эта логика вспыхнула в его мозгу внезапно. Это какая-то детская игра. Чтобы его не съела природа, надо притвориться природой. – Я овощ. Я овощ. Я такой же. Он должен стать с ней одним целым. Озарение рухнуло на него. – Как же я сразу не увидел? Все оказалось живым. Все. Постоянное живое движение, у каждой молекулы было сознание, каждая травинка имела свою историю. Вдруг Сева ощутил себя небывало «общим». Он продышался фактом, что любая единица этой Вселенной была столь же целостной, столь же важной, столь же насыщенной, как и он сам. За каждой скрывались боль и история, мысли, желания и страхи. Это восхитило его. А затем наступило спокойное душещипательное принятие. Все оказалось правильным. Правильным. Абсолютно правильным и живым. Кроме Глеба. * * * Леша угадывал мелодии во вдохе синеротого квадратного демона. Его холодная слюна тоже падала в ритме лучших треков. – Ты на вкус как старое радио. Он лежал в кустах на небольшой лужайке за бассейном, недалеко от системы фильтрации воды. Именно она в сочетании с шумом волн давала такой эффект. – Тише, тише, – шептал Леша, слыша, как где-то вдалеке его зовет Сева. – Ты спугнешь. Знаешь, что все состоит из волн? И мы на самом деле волны? Звуковые волны в телесной оболочке. Кожа – тоже особо плотная волна. Музыка – менее плотная. Демон – волны, наоборот. Хорошо, что они вышли. Такие мирные, добрые демоны. Марго вышла с опухшим мокрым лицом, она икала, не могла вдохнуть, а слезы все лились. Удушающий рев, содраное горло. Он берет ее в плен и бесконечно насилует. Этот плач не ее. Не ее часть. Она в плену. Что-то чужое душит ее. В комнате было темно, а дверь на улицу – чуть приоткрыта. Она присела на кровать напротив двери и смотрела, как ветер развевает плотные шторы. – Пожалуйста, умоляю, пусть все прекратится. Я так больше не могу. Пожалуйста, умоляю. – Больше ей ничего не оставалось. Она мечтала, чтобы все это закончилось. И перед ней было только два варианта: хорошенько попросить или остановить все самой. Этот мир, в котором она оказалась по щелчку, был ужасен. Он умирал каждую секунду, разрушался, грыз ее. Он был неправильным. Жутким. Все было до бесконечности уродливым. Она ненавидела свое тело, душу. Ощущала всю ее тяжесть и грязь, она знала ее на вкус. Потому что душа лезла вверх по горлу и пыталась выскочить из нее. У нее привкус пыли, хозяйственного мыла, плохого, дешевого виски, соплей и крови. Много-много крови. На Марго все это время смотрели. Силуэт. Волосы. Темные волосы. Голова под странным углом. – Ты виновата. – Нет! – Марго завопила. – Ты виновата. Губы не шевелились. Не было губ. Следы от белой пены. Платье. То платье. Волосы. Повсюду были волосы. На следующий день она увидела длинный волос на своей кофте. Мокрые-мокрые волосы в сливе. Ее душа состоит из этих волос. В теле больше нет никаких органов. Только мокрые комья волос под кожей, оплетающие кожу. Волос полз у нее по пищеводу. Марго коснулась своего лица. Губ нет. Носа нет. Лица нет. – Ты виновата. Это говорила не она. Все говорило. Звук шел отовсюду. Она лишь видела окно, да-да, это называлось окно, белую ткань падающую. Ее. Ее. Окно выходило на асфальт. На московскую улицу. – Это твоя вина. – Нет! Марго завизжала и бросилась вон из комнаты. * * * Сева был счастлив найти Лешу. Он так радостно пытался поднять его с земли, что, не рассчитав сил, упал рядом. – Слышишь? – Слышу. – А я ему просто говорю: не переживать. Я никому не расскажу, что демоны уже у нас в саду. – Ну да. Правильно. – Это же просто воображение. – Да. Глеба нет, ты заметил? – Заметил. – А заметил, что его никогда не было? – Не-е-е. Этого я не видел. – Как можно увидеть, что его нет? – Не знаю. – Глеба не должно быть. – Правда? – Правда. – Я могу попросить демонов забрать его, если ты хочешь. – Трава его не примет. – Еще трава? – Все живое, а он – нет. – А я живой. – Живейший. Сверхживейший. – Я всегда это чувствовал. Но боялся признаться. – Я тоже боялся. – А сейчас боишься? – Ты спросил – и тут же забоялся.