– Нет, нет, нет! Изворачиваясь змеей, она все же увидела того, кто ее настиг. Как будто ударили в живот, кулаком, с размаху. Внутри все стянулось в узел, болезненный и одновременно тошнотворно-сладкий. Снова… он. Человек без лица, и только белобрысые лохмы, перемазанные грязью и кровью, торчат во все стороны. Бьянка завопила, но на горле словно удавку затянули. Ни звука. И только руки, терзающие ее, с треском рвущие одежду. И размытое пятно вместо лица. И отчетливый запах сырости и тлена. Он швырнул ее лицом вниз, на живот. Бьянка больно ударилась щекой о камень, ныряя в спасительную темноту… И проснулась. Первое, что она увидела, – букет белых роз, перевязанный синей атласной лентой. Букет стоял в низкой вазе на столике рядом с кроватью, и вся столешница была заставлена склянками с наклеенными лекарскими бирками. Взгляд суматошно скользнул дальше, вбок, вверх… Все было тихо и спокойно. Она по-прежнему находилась в собственной спальне. Светлые обои, местами выгоревшие на солнце. Нежно-лавандовые занавески на приоткрытом окне. А в углу поставлено старое кресло, и там, уронив голову на грудь, сладко посапывает верная Тутта. Бьянка вздохнула и облизнула почему-то потрескавшиеся губы. Сколько она… вот так? Явно больше, чем одну ночь. Нахмурившись, она подняла к глазам руку, которая почему-то казалась ватной и непослушной. Кожа была бледной, сквозь нее просвечивали синие жилки. Пальцы совсем тонкие, вон, скромное колечко с александритом болтается. И вновь накатил страх. Такой, что сердце затрепыхалось в груди, а перед глазами тряхнуло серым полотном приближающегося обморока. Лиззи… там ведь Лиззи убили. А она, Бьянка, нашла ее в беседке в таком виде, как будто перед смертью Лиззи вовсю развлекалась с мужчиной. Бьянка тихо всхлипнула. О, что было потом… Потом она беспомощно висела на руках лорда Сандора, вдыхая запах дорогого табака и не менее дорогого одеколона, свежего и терпкого, с цитрусовой ноткой. А Сандор принес ее в дом, положил на кушетку и умчался куда-то. Над Бьянкой тотчас собрались квохчущие женщины, все искренне сочувствовали, и только маменька гневно поджимала губы, как будто уличила Бьянку в неподобающем для юной леди поведении. Естественно, что можно сказать девушке с испорченной репутацией, когда посреди ночи ее в дом на руках приносит малознакомый мужчина? И вот тогда-то Бьянку и накрыло – тошнотворно-теплой, соленой волной – и смыло в непроглядный мрак, кружа, словно щепку. Мрак, растрескавшийся кошмарами. Девушка закрыла глаза и постаралась дышать глубоко и спокойно, чтобы унять трепещущее сердце. Так нельзя. Все закончилось. Она дома, жива и невредима. И лорд Сандор принес ее из того жуткого места, где, бесстыдно раскинув ноги, умерла Лиззи… Но кто мог ее убить? И следующая мысль заставила Бьянку буквально окоченеть от захлестнувшего ужаса. Лорд Сандор! Он ведь почему-то околачивался неподалеку от той беседки, почему-то не проводил время со всеми прочими. Именно его она встретила первым. Неужели?… Бьянка усмехнулась. Да нет же. Сандор не похож на человека, который задушит беззащитную девушку. Он, скорее, похож на человека, который сперва переломает все ребра, а потом просто оторвет голову, но чтоб так, как Лиззи… нет, невозможно. Но тогда… что он делал в парке? Неужели следил за ней? События той ночи снова мешались, вертелись, смазываясь одним пестрым цветным пятном. Все равно, что катаешься на карусели. Только вот не хочется визжать от восторга, да и сердце замирает отнюдь не от радости. Сперва Левран. Потом Лиззи. И лорд Сандор. Есть от чего сойти с ума. Уняв сердцебиение, Бьянка вновь открыла глаза. Посмотрела на розы и подумала, что их наверняка принес отец. Или передал Дитор Шико. Мелочь, а приятно… Покосившись на Тутту, Бьянка несмело кашлянула. Служанка завозилась в кресле, даже всхрапнула, но не проснулась. – Тутта, – позвала она. И уже громче: – Тутта!!! Девушка вскинулась, несколько мгновений смотрела на Бьянку. Взгляд – мутный со сна, и на щеке розовый отпечаток фартука. А затем вскочила, оправляя смятый подол форменного платья, всплеснула руками и засуетилась. – Ах, госпожа, какое счастье, что вы пришли в себя! Ваш папенька уж каких только лекарей не звал! Маменька начала отчаиваться, заказала службу в храме Всеблагого… Давайте вот, попейте водички… Она ловко приподняла голову Бьянки, подсунула под спину подушку, так что Бьянка оказалась в полусидячем положении. Затем подхватила широкий стакан, и Бьянка с наслаждением принялась глотать прохладную воду. Потом отстранилась и спросила: – Тутта… а сколько дней я провалялась вот так? – Трое суток, госпожа, трое суток. Бьянка прищурилась, глядя на свою верную служанку. Медленно приходя в себя, она постепенно начинала подмечать интересные детали – например, заплаканные глаза Тутты и то, как она старательно отводила взгляд. Такое у них уже бывало, тогда, когда Тутта присваивала сдачу из магазина или тогда забывала принести утреннюю почту. – Ты, верно, хочешь мне что-то рассказать, – мягко сказала Бьянка. – Не бойся, я тебя не буду ни ругать, ни наказывать. – Да что вы… госпожа… – Девушка смутилась окончательно. Но стакан в ее руках дрожал столь выразительно, что Бьянка поняла: случилось нечто из ряда вон выходящее. Пока она валялась бревном и смотрела кошмары. – Рассказывай, – приказала она. Тутта всхлипнула. И посмотрела так, как будто на месте Бьянки лежал ни много ни мало хладный труп. – Вас, госпожа… замуж выдают, – почти прошептала Тутта, и по ее розовой щеке со следом от фартука скользнула слезинка. Бьянка рефлекторно сжалась, как будто это была не новость, а ядовитая змея, вдруг оказавшаяся в кровати. Неужели… Левран Шико? И это недоразумение так и предстало перед глазами. Сутулый, с вечно опущенной головой, недобрым взглядом, постоянно ковыряющийся в носу. Женишок тот еще! Кто ж на такого посмотрит? Но именно это недоразумение решилось напасть на нее, полезть под юбку – да и вообще, если бы не вмешался лорд Сандор, понятно, чем бы все закончилось. От одной только мысли о том, что Левран будет ее мужем, Бьянка ощутила приступ тошноты. – Это… жених розы принес? – сипло спросила она, и Тутта кивнула. – Шико? – уточнила Бьянка, и ее голос дрогнул. – Нет, госпожа, – Тутта совсем поникла, – это такой ужас, госпожа. Я слышала часть разговора, но меня тогда с вами здесь не было. Приходил этот… ваш папенька потом его костерил на чем свет стоит… Лорд Сандор. Принес цветы и объявил, что на вас женится. – Да ну. – Бьянка хмыкнула. – А папенька его не спустил с лестницы? Этот простолюдин посмел явиться к графу Эверси и просить руки его дочери? Тутта покачала головой и особенно пронзительно посмотрела на Бьянку. – Он не просил вашей руки, госпожа. Он просто объявил, что собирается взять вас в жены. И все. Папенька ваш рвал и метал, на следующий день отправился во дворец, а вернулся оттуда в таком состоянии, что госпожа графиня его весь вечер отпаивала успокоительным. – Э-и-и-и? – невнятно протянула Бьянка. Внутри все дрожало от недоброго предчувствия. Тутта наклонилась к ней совсем низко, так, что Бьянка ощутила слабый аромат дешевеньких духов, исходящий от девушки. – Я слышала, госпожа, что король издал приказ о том, что вам следует выйти замуж за лорда Сандора. И еще… я не совсем поняла, но вроде бы в приказе говорилось еще и о том, что лорд… он вместе с вами приобретает титул графа, фамилию Эверси и права на все земли вашего папеньки. – Да он совсем берега потерял, – пробормотала Бьянка. – Кто, король? – Тутта побледнела. – Да нет же, Сандор… И задумалась. То, что сейчас поведала Тутта, просто не могло быть правдой. Впрочем, судя по всему, и неправдой тоже не было. Лорд Сандор, этот грязный мерзавец, простолюдин, наверняка выходец из торгашей, собрался войти в семью Эверси! Человек, который сломал всю ее жизнь, теперь собирался присвоить и ее, словно какую-то тряпку! – Так это Сандор… розы притащил? – тихо спросила она. Тутта энергично закивала. – В окно. – Что, госпожа? – В окно их, – Бьянка ухмыльнулась, – мне не нужны подачки от этого… этого… И она даже не смогла подобрать слово, которое бы в полной мере отразило ее отношение к лорду Сандору. Грязный простолюдин. Хам. Нахальный выскочка. Да кто он, в конце концов, такой, чтобы посягать на ее свободу? Пусть даже и от репутации ничего не осталось… Злость, ярость и страх плескались внутри, смешивались, образуя какой-то особенно едкий раствор, от которого предательски щипало глаза и сжималось горло. Ха! Ты думала, что все кошмары остались позади? Да нет же! Вот он, твой главный кошмар. Только-только начинается… Бьянка молча проводила взглядом букет, который отправился в открытую форточку. А потом сказала: – Тутта, помоги мне одеться. Мне нужно поговорить с отцом. * * * На пороге коричневой гостиной Бьянка задержалась. Отец был там, совершенно один, сидел в кресле напротив камина. Плотные шторы почти не пропускали свет, и оттого казалось, что сейчас не день, а поздний вечер и солнце давно село. Роланд Эверси развалился в кресле, сюртук разошелся на животе. Красноватые отблески углей делали его одутловатое лицо неестественно красным, а лысина блестела, словно отполированная. Бьянка сглотнула. Отчего-то видеть отца таким было неприятно. Она привыкла к тому, что граф Эверси, хоть и был полноват, но в любой ситуации излучал энергию и уверенность в себе, катался этаким шустрым колобком. А тут вдруг расплылся в кресле, как подтаявшее желе, двойной подбородок лежит некрасивыми складками на груди, и внезапно приходит понимание, что вот он, ее отец – стареющий и беспомощный. Бьянка решительно шагнула в коричневую гостиную, словно окунулась в розовато-золотистый сумрак. Роланд Эверси не шевельнулся, как будто и не заметил – а может быть, погруженный в невеселые мысли, и правда не заметил. – Папа, – осторожно позвала Бьянка. Он вздрогнул, как от удара. Затем медленно повернулся на звук ее голоса, близоруко щурясь, и Бьянке теперь уже точно не понравилось его отекшее, похожее на мятую подушку лицо. Граф Эверси явно пил все эти дни, пил беспробудно, безнадежно и отчаянно. – Оклемалась, – медленно констатировал он, смерив Бьянку оценивающим взглядом, как будто примерялся к покупке очередной породистой кобылы. И от его взгляда Бьянка зябко поежилась. А в душе стремительно вызревало непонимание. Как же любовь? Как же родительская светлая любовь? Разве она не должна быть бессмертной? От знакомых она не раз слышала, как мужчина свинским поведением может убить любовь женщины. Но ведь родители – они должны любить просто так, всю жизнь. Или нет? А отец ведет себя так, словно она и не дочь ему вовсе, а так… совершенно чужая девушка, почему-то ставшая обузой. Или товар, который не самого лучшего качества, но который надо обязательно сбыть, пока окончательно не испортился. Впрочем, всегда ведь что-то такое и было. Они хотели наследника, а родилась девочка. Нежеланная дочь. Так ведь тоже бывает. – Садись, – мрачно сказал граф, кивнув на свободное кресло. – Как себя чувствуешь? Бьянка пожала плечами. Сносно, вполне сносно. Только вот душа болит – оттого, что папа в таком состоянии, и оттого, что над ней тяготеет королевский указ. – Тебе уже Тутта рассказала? – помолчав, спросил отец. Бьянка вдавила беззаботную улыбку.