Звуки этого заведения были тише обычного, что заставило его насторожиться. Зная, что она часто задерживается на работе, он надеялся увидеть Эвелин за рабочим столом. Однако когда она сказала ему, что хочет устроить обыск в кабинете Фицпатрика, в нем тотчас проснулась тревога. Что, если ее застукали? Его страхи лишь усилились, когда он не смог попасть в кабинеты тюремных психиатров. В ее кабинете горел свет, но все остальное — включая вестибюль — было погружено во тьму. Как может это место быть закрыто, если она еще не уходила с работы? — Эвелин! — постучал он по стеклу двери. Ответа не последовало. Амарок повернулся, чтобы найти кого-то, кто впустил бы его внутрь. Он уже было зашагал прочь, когда услышал какой-то звук, и, вернувшись назад, сквозь стекло увидел, как она идет к нему по ту сторону двери. — Я здесь. — Она не стала включать свет, лишь высунула голову. — В чем дело? — спросил он. — Почему здесь кромешная тьма? — Объясню в машине. Можешь посторожить здесь пару секунд? Главное, никого не впускай. — Почему? — Жди меня, — сказала она и снова исчезла. Амарок увидел, как свет в ее кабинете погас, зато тут же зажегся в другом. Потом показалась и она сама. — Все готово, — сказала она. В полумраке было невозможно рассмотреть ее лицо, но ему показалось, что она взволнована. — Надеюсь, все в порядке? Эвелин прижала палец к губам, мол, тсс, молчи! Однако когда заговорила сама, то сделала это громко, пожалуй, даже чересчур громко. — Ну, конечно! Спасибо, что приехал за мной. В такую погоду мне ни за что одной не доехать до дома. — Да мне нетрудно. — Ты был у Тима Хэнкока? — пробормотала она, когда они шагнули в лифт. — Пока нет. Было уже слишком поздно. — А кости? — Медвежьи. Эвелин нахмурилась: она была явно разочарована его ответом. Прежде чем двери лифта открылись, она чертыхнулась. — Что такое? — не понял Амарок. — Надеюсь, там нет офицера Уиткомба. — Это почему? — Он недавно поднялся наверх, чтобы принести мне пирожное, я же его так и не съела, что покажется ему странным. Я была слишком занята, делая копии. — Ты переживаешь из-за пирожного? — Он также оставил мне записку, что, похоже, про подделанный приказ никто ничего не знает. — Он с кем-то разговаривал? Эвелин вновь жестом велела ему молчать. Двери лифта распахнулись, и они вышли в главный вестибюль. На ее счастье, вместо Гленна Уиткомба на вахте дежурил Брэмбл. Амарок тотчас понял, что это к лучшему, хотя и не был уверен почему. Эвелин вежливо улыбнулась Брэмблу. Тот, в свою очередь, пожелал ей доброй ночи. Увы, стоило им с Амароком сесть в его пикап и взять с места, как ее улыбки как не — бывало. — Так что там насчет Уиткомба и подделанного приказа? — Амарок описал круг и покатил по главной дороге. Эвелин на всякий случай обернулась и посмотрела через плечо на тюрьму. В Ганноверском доме имелась своя команда уборщиков, которые расчищали от снега подъезды к заведению. Так что пока ехать было легко и просто. Впрочем, стоит выехать на обычную дорогу, как они поползут с черепашьей скоростью. — Не волнуйся. Я все объясню потом, — сказала Эвелин. — А сейчас ты этого сделать не можешь? Что происходит? — Сегодня вечером я нашла кое-что в кабинете Фицпатрика, — сообщила Эвелин. — В запертом на ключ ящике. Амарок покосился на нее. — Если он был заперт, то как ты в него влезла? — Я случайно обнаружила ключ. — Надеюсь, ты вернула его назад? — Разумеется. А вот уборщики вряд ли завтра попадут внутрь. — Но они не заподозрят тебя? — Нет. — И что ты нашла? Эвелин вытащила из портфеля пухлый конверт. — Вот это. Не доезжая до поста охраны, Амарок притормозил, включил в салоне свет и быстро пролистал пачку фото-копий. — Что это? Похоже, на досье. О ком оно? — Обо мне! — воскликнула Эвелин. — Похоже, Фицпатрик следил за мной, приставил ко мне соглядатаев. — Зачем ему это? Эвелин покачала головой. — Ума не приложу. Это бессовестное вторжение в частную жизнь! Ты посмотри на эти снимки! Кто-то сфотографировал меня в окно моего дома, когда я переодевалась. Это здесь, на Аляске! Амарок посмотрел на размытый снимок Эвелин в — лифчике. — Ты не опускаешь жалюзи? — Обычно опускаю. Но ведь вокруг меня пустыня! Те немногие соседи, которые у меня есть, не могут заглянуть ко мне в спальню — для этого им нужно незаметно подкрасться к моему дому, как этому фотографу. Как мне кажется, в тот день я просто хотела быстро поменять блузку. Амарок пробежал глазами еще несколько страниц. На них содержалась информация о ее семье, ее сестре и родителях, а также их адреса. — Скажи, а на других членов вашей команды тоже имеются такие дела? — Там была папка о каждом из нас. Но, в отличие от моей, там помимо резюме было лишь несколько листков — список наград и служебных назначений, комментарии к интервью о приеме на работу или что-то типа того. Как я понимаю, он хранит это на тот случай, если ему придется писать какой-нибудь отчет о нашей команде. Я тоже держу такую информацию под рукой, когда хочу получить грант или другой источник финансирования. Разница в том, что в их папках нет ничего личного, и уж точно никаких снимков, на которых они не одеты! — Это верно и в отношении другой женщины, доктора Уилхайм? — Стейси? Единственный ее снимок в папке у Тима — это профессиональное фото для документов. Амарок достал еще один лист с именами и адресами. — Кто все эти мужчины? Эвелин потерла ладони, пытаясь их согреть. Она так увлеклась своей находкой, что забыла надеть рукавицы. — Это те, с кем я встречалась в Бостоне. Все до единого. — Это шутка? — Список был не так велик. Однако учитывая ее нелюбовь к романтическим отношениям, Амарок не ожидал, что таковой вообще будет. — Вообще-то некоторые из них даже не подпадают под это определение, — уточнила Эвелин. — В основном это коллеги, которые хотели познакомиться со мной ближе; те, с кем я иногда встречалась во время обеденного перерыва. Амарок перелистал еще несколько страниц и нашел копию ее водительских прав. — Сколько лет охватывают эти документы? — Пять. С того момента, как я познакомилась с Тимом. Впрочем, нет, он откопал и более ранние вещи. — А это что такое? — Он поднял рекламное объявление. — Когда-то я жила по этому адресу. Эту листовку выпустил риэлтор, когда я продавала свою квартиру. — На обороте есть даже ее планировка.