— Начальник охраны получил своим самым надежным надзирателям присматривать за своими коллегами. — Надеюсь, он узнает что-нибудь стоящее. А я с удовольствием немного отдохну. Эвелин посмотрела в окно. Сегодня весь день валил снег, а теперь к снегопаду добавился ветер. — Погода совсем неласковая. — Это точно. Но этот снегопад будет не таким сильным. Меня больше тревожит следующий, который надо ждать на выходных. Эвелин вздохнула. — Иногда я спрашиваю себя, почему я не поддалась на уговоры родителей вернуться домой. Она произнесла эти слова машинально, не подумав о своих чувствах к Амароку. Когда же он не ответил, она тотчас поняла: он принял их близко к сердцу. — Вот как? — произнес он в конце концов. — Неужели тебе здесь до такой степени не нравится? — Я не это имела в виду, — возразила она. — Да ладно. Ты здесь ненадолго. Я всегда это знал. Внезапно он повел себя так, будто ему это тоже безразлично. Неужели он на нее обиделся? Она не ожидала, что располагает такой властью над этим красавцем полицейским, и все же… — Амарок… — Не бери в голову, — ответил он. — Конечно, ты вернешься в Бостон. Потому что там твое место. Он вновь занял оборону. Эвелин была готова поклясться, что слышала, как лязгнули цепи, подтягивая перекидной мост. Ей это не понравилась, но что он может с этим сделать? Да, она не подарок. Но поскольку она к нему действительно неравнодушна, ей не хотелось его рас-страивать. — Я нужна моим родителям. Они все время просят меня, чтобы я вернулась. И рано или поздно мне придется это сделать, — сказала она. — Поэтому на меня лучше не рассчитывать. — Я понял, — с наигранным безразличием произнес он. — Извини, я не хотела. Амарок поспешил перевести их разговор в деловое русло. — Начальник охраны все еще на работе? Увы. Узнав то, что она только что узнала, она хотела немедленно поговорить с Феррисом. — Нет, он уже ушел. — Может, мне стоит заехать к нему после того, как я взгляну на эти кости, если еще не будет десяти. — Надеюсь, ты не будешь слишком долго задерживаться. Думаю, тебе нужно хорошенько выспаться, так же, как и мне. — Вернусь домой, как только смогу. — Хорошо. — Она уже было положила трубку, но он ее остановил: — Если ты в течение ближайшего часа не уедешь домой, дождись меня. Я приеду за тобой. Не хочу, чтобы ты вела машину в такой снегопад. Эвелин улыбнулась суровым ноткам в его голосе. Он считал своим долгом взять ее под свою опеку. — Будь я нормальной… — Ты бы не смогла устоять передо мной. Знаю, — пошутил он и дал отбой. 21 Мне неприятно, что вы называете меня женоненавистником. Это неправда. Но я — чудовище. Я — Сын Сэма. Я — жалкое отродье. Дэвид Берковиц Эвелин прислушалась — хотела убедиться, что в ее сторону никто не идет. Она знала, что она все еще на рабочем месте. Когда она уходила домой, то всегда делала отметку в журнале. Всегда имелась вероятность того, что кто-то доложит о состоянии Хьюго или сообщит что-то новое про очередную выходку Гарзы, равно как имелась масса других поводов. Иногда, когда Эвелин задерживалась на работе допоздна, кто-нибудь из охраны заглядывал к ней, чтобы просто поговорить. В конце концов, она психиатр, а работа психиатра — источник постоянного стресса. Но все было тихо. Даже уборщики, и те уже ушли, по крайней мере из этой части здания. Перед тем как они ушли, она взяла их ключи. Сделать это оказалось легко. Куда труднее было найти среди двух десятков ключей на одном кольце нужный, так как на первый взгляд все они были одинаковыми. Трясущимися руками она пробовала их один за другим, пока не смогла отомкнуть собственную дверь. Как только нужный ключ был в ее руках, она положила его в карман, а остальные вернула на место. Если ее застукают, она скажет, что случайно захлопнула дверь и теперь пытается снова попасть внутрь. Но если в кабинете Фицпатрика она что-то положит не туда, а он завтра это заметит или что-то заподозрит, он наверняка поинтересуется у уборщиков. И тогда они вспомнят, что на несколько минут она забирала ключи. Так что им лучше ничего не знать. К тому времени, когда они хватятся ключа, будет уже далеко за полночь. Они не смогут попасть в кабинеты врачей. Но, по мнению Эвелин, даже если те пару ночей останутся без уборки, никакой катастрофы в этом не будет. Уборщикам же придется попросить слесаря поменять замки и выдать новый ключ. В кабинете Фицпатрика стоял затхлый запах — точно такой же исходил и от него самого. В дальнем углу стояла причудливая вешалка, на которую он вешал свое тяжелое пальто, шляпу и зонтик. Противоположную сторону комнаты занимал массивный письменный стол из красного дерева и такое же массивное кожаное кресло. На одной стене — дипломы в рамках. Вдоль другой протянулись книжные полки. Но вместо серванта, как у нее, у Фицпатрика в кабинете стоял высокий канцелярский шкаф. Эвелин всегда считала, что он хранит в нем дела бывших пациентов или же данные своих исследований, потому что для работы в Ганноверском доме такой огромный шкаф был попросту не нужен: для хранения документов рядом с вестибюлем имелась специальная комната. Таким образом, если кому-то случалось заболеть или не прийти на работу, любой коллега при необходимости всегда мог забрать личные дела его пациентов, чтобы ознакомиться с историями болезни. Их медицинская команда не всегда отвечала этому идеалу. Вместо того чтобы поставить папку на место, они таскали ее с собой или забывали на столе или в портфеле, объясняя это тем, что-де еще не закончили отчет. Но в одном Эвелин была уверена точно: ни у кого из ее коллег не было в кабинете такого огромного канцелярского шкафа, как у Фицпатрика. Интересно, что же в нем находится? Она попыталась это выяснить, но шкаф оказался заперт. На ее счастье, в отличие от стола. Эвелина основательно перерыла его, но ничего интересного не нашла, кроме небольшого ключика. Она подумала, что он подойдет к шкафу, но не тут-то было. — Черт! — Где же Фицпатрик может хранить этот чертов ключ? Или он на ночь уносит его домой? Неужели в этих ящиках таятся какие-то секреты? А если да, то почему? Заинтригованная, она даже порылась в мусорной корзине. Кстати, ради этого ей и хотелось попасть к нему в кабинет в первую очередь. Она надеялась найти листы, на которых он «оттачивал» ее подпись — точно так же, как когда-то в детстве делали они с сестрой, пытаясь подделать для школы подпись матери. Эвелин сомневалась, что Фицпатрик настолько глуп, чтобы оставить в корзине десять разных вариантов подписи «Эвелин Тэлбот». Наверняка он отправил их в шредер. Но вдруг она найдет отпечаток собственной подписи — либо в его рабочем блокноте, либо на промокашке или чистом листе бумаге. Она не раз видела, как это делается, на занятиях по криминалистике. Детектив водил карандашом по чистому, на первый взгляд, листу бумаги, и на нем проступало ранее написанное. Она внимательно изучила каждый лист, который не попал в шредер, но единственным ее «уловом» была записка Расселу о ее «непредсказуемом поведении». Она как раз читала ее, когда какой-то звук заставил ее замереть на месте. Кто-то шел по коридору… — Доктор Тэлбот? Страх сжал ее с такой силой, что в первые мгновения ей было даже больно дышать. Она прижалась к стене. Интересно, ее видно через матовое стекло? Она оставила дверь в свой кабинет открытой, чтобы могло показаться, что она просто вышла и закрыла эту дверь. Кто бы это ни был, внутрь ему не войти. Да… но ведь здесь горит свет… Вдруг он подумает, что это уборщики забыли его выключить? Или с ее стороны даже наивно на это надеяться? — Доктор Тэлбот? Гленн Уиткомб. Возможно, он пришел доложить ей, удалось ли ему что-нибудь выяснить по поводу злополучного приказа о переводе Гарзы из одиночной камеры. Но нет, никто не должен знать, что она в кабинете Фицпатрика, даже Гленн. Его спросят о ней, он наверняка ответит честно. Когда раздался стук в дверь, она была уверена, что он ее заметил. Но затем шаги зазвучали снова. Он двинулся дальше, все так же окликая ее по имени. — Что я делаю? — прошептала она, соскальзывая по стенке на пол, чтобы заползти под письменный стол Фицпатрика. Здесь ее точно никто не увидит. Сидя под столом, она слышала шаги Гленна и его голос, полный недоумения и любопытства. Затем он вернулся и подергал ручку двери. Эвелин сжалась в комок. Она не хотела объяснять ему свои действия. Зачем ставить себя в дурацкое положение? Ведь даже друг — а Гленн ей друг — вряд ли поверит ее оправданиям. — Доктор Тэлбот! Эй! Док, вы где? Прикрыв рот ладонью, чтобы не издать ни звука, она сидела, не пошелохнувшись. «Он скоро уйдет», — пообещала она себе самой, и спустя несколько минут, похоже, так и случилось. Подождав на всякий случай еще немного, она вылезла из своего укрытия. Ей нужно выскользнуть из кабинета Фицпатрика прежде, чем Гленн вернется, так нигде ее не найдя. Она уже собралась встать, когда краем глаза заметила какой-то серебристый блеск. Это оказался еще один небольшой ключ, клейкой лентой приклеенный к нижней поверхности выдвижного ящика. * * * Амарок не находил себе места. От Эвелин не было ни слуху ни духу. Ее рабочий телефон не отвечал. Вряд ли она решилась поехать домой в такую пургу. Этак недолго застрять где-нибудь по дороге. Он внимательно всматривался во все проезжающие мимо машины. Увы, «дворники» на лобовом стекле работали слишком быстро, мешая что-либо разглядеть. — Черт! — Этак он сам рискует увязнуть. В спешке он не успел прикрепить к пикапу гидравлический снегоочиститель. И все равно он поехал к тюрьме за Эвелин. Если он вернется домой, то только с ней. Увидев занесенную снегом машину Эвелин на ее обычном месте на стоянке, он облегченно вздохнул. Похоже, что из здания она еще не выходила. Но это еще не значит, что с ней все в порядке. Учитывая то, что творится в их городке, возможно, внутри она подвергает себя даже большему риску, чем снаружи. «Не дай бог, Фицпатрик с ней что-то сделал», — подумал Амарок, паркуясь под навесом главного входа, и выскочил из кабины. От холода у него перехватило дыхание. Впрочем, внутри было тепло. Охранники поздоровались с ним. Пройдя обычную в таких случаях проверку, он направился к лифту, чтобы подняться на второй этаж.