— Откуда вы узнали? — спросила она в свою очередь. Родители никогда не смотрели новости. После того, что случилось с ней в юности, они не выносили криминальную хронику. Даже относительно безобидные истории ранили их, подобно бритве. Что тогда говорить про серьезные преступления? — От соседа, — сказала мать. — Ты не поверишь! Мы с отцом возвращались домой после ужина с твоей сестрой, когда к своему дому подкатил Чэд. Он был на какой-то благотворительной акции. Так вот, одна особа, которой до всего есть дело, сказала ему, что в Хиллтопе недавно произошли два убийства. — Особе, которой до всего есть дело? Уж не Тереза ли это? — Разумеется, кто же еще? Ее родители до сих пор не могли простить Терезе резких слов, которые двадцать лет назад, когда Эвелин пропала, та сказала в ее адрес. Мол, Эвелин, «пожала то, что посеяла», когда вступила в добрачную связь с парнем. По мнению родителей, Терезы это никоим образом не касалось. — Чэд хотел узнать, все ли с тобой в порядке. Разумеется, мы всполошились. Ты не давала о себе знать больше недели, с того момента, как… — Мама, успокойся. — Эвелин пожалела, что не позвонила им первая. С другой стороны, их реакция была бы точно такой, если не хуже. — Извините, что я не позвонила вам сама. Мне стыдно, честное слово. Но, надеюсь, вам понятно, что происшедшее не могло не затронуть и меня тоже. — Еще как понятно! Чэд сказал, что одна из жертв — Лоррейн Драммонд. Это ведь твоя подруга, если не ошибаюсь? — Голос матери едва не сорвался на крик. — Ты ведь несколько раз упоминала ее имя. Она даже жила у тебя вскоре после того, как ты приехала на Аляску, когда они с мужем расстались. Эвелин зарылась лицом в ладони. Этот разговор был ей совсем ни к чему. — Эвелин? — Да, я ее хорошо знала, — ответила она, сглотнув застрявший в горле комок. — С нас хватит одного кошмара, — заявила мать, хлюпнув носом. — Со мной все будет в порядке, — пообещала Эвелин, понимая, как глупо это звучит. Как можно говорить такое, когда убиты две женщины? Ведь их уже не вернуть. — Надеюсь, это не Джаспер! Надеюсь, что он не выследил тебя! — На данный момент мы почти ничего не знаем. Это мог быть кто угодно. — Лишь бы не тот, кому нужна ты! Судя по всему, сосед не слышал — или ему не сказали, — что ей в постель подбросили руку второй жертвы. Какое счастье. — Целиком и полностью с тобой согласна. — И когда ты оттуда уедешь? — Не поняла? — Чего ты ждешь? Лоррейн отрезали голову и вырвали глаз! Тебе нужно уезжать оттуда. Прямо сейчас. Ты меня слышишь? Я не понимаю, зачем тебе вообще понадобилось уезжать на Аляску. Эта глушь не для тебя. С твоим образованием ты могла бы найти работу где угодно. Родители никогда не одобряли сделанный ею выбор. Ни тогда, когда она решила посвятить себя изучению психопатии, ни тем более тогда, когда она уехала от них в аляскинскую глухомань. «Не понимаю, как можно забыть прошлое, если постоянно о нем думать», — ворчал отец. «Тебе не кажется, что психопатия — это так… мрачно», — добавляла мать. И мать, и отец были готовы согласиться с тем, что Джаспер был просто «жестокий человек», и этим все сказано. Им не нужны были объяснения его «жестокости». Им хотелось одного: поскорее обо всем забыть и жить дальше. Как будто, если задернуть занавес, то, что останется по другую его сторону, само возьмет и исчезнет. Эвелин тоже предпочла бы жить жизнью нормального человека. Увы, Джаспер украл у нее такую возможность. Зато он открыл ей глаза на проблему, о которой она даже не задумывалась. И вот теперь она задалась целью найти ответ. Если она сможет уберечь от мучений или даже смерти хотя бы одного человека, — будь то шестнадцатилетняя девушка, пятидесятилетняя женщина или девятнадцатилетний парень, — ее самопожертвование окупится сполна. Нельзя допустить, чтобы Джаспер или кто-то другой вновь ушел безнаказанным, оставив после себя боль, унижения и смерть. «Ну что, ты вернулся, — подумала она, представив себе его юношеское лицо, каким она запомнила его со школьных дней: безусый юнец, этакое воплощение невинности и наивности. — Я буду бороться с тобой, причем до последнего дыхания — как то было прошлым летом». Впрочем, если нужно, с Фицпатриком она тоже поборется. — Я оплачу тебе перелет, — сказала мать. — Иди домой и собери вещи. Когда Джаспер сделал с ней то, что он сделал, ее родители пережили самые страшные дни в своей жизни. В течение трех дней никто не знал, где Эвелин и три ее подруги. Все, и в первую очередь ее родители, Лара и Грант, страшились того, что полиция обнаружит уже мертвое тело. Или же не найдут ничего — даже следа. Мать как-то сказала, что больше всего ее пугала перспектива того, что им до конца своих дней придется мучиться вопросом, куда исчезла их дочь. Неудивительно, почему они так переживают за нее сейчас. Разве поставишь им это в упрек? С другой стороны, она основала Ганноверский дом и до сих пор верила в свое начинание. Как может она собрать вещи и уехать? Это означало бы… поражение. — Мам, успокойся, — она приложила трубку к другому уху. — Мы ведь обе знаем, что ужасные вещи случаются и в Бостоне. И я тому доказательство. Помнишь прошлое лето? Джаспер приедет за мной куда угодно. — При условии, что будет знать, где тебя искать. То, что ты делаешь сейчас, — это игра с огнем! — Судя по голосу, мать была на грани истерики. — Ты общаешься с садистами. Когда мы познакомились с Джаспером, это был такой милый семнадцатилетний паренек! В том, что произошло с тобой, нашей вины не было. Откуда нам было знать, что он за человек! Зато нам хорошо известно, с какими типами ты имеешь дело сейчас. Это самые страшные убийцы во всей Америке! — По крайней мере я знаю, что они опасны. Им не застать меня врасплох, как то было с Джаспером, — сказав эти слова, Эвелин тотчас вспомнила, как не далее как вчера Хьюго прижал ее стене. «Хорошо все, что хорошо кончается», — подумала она. Увы, ее ответ мать не удовлетворил. Эвелин поняла это по молчанию в трубке. На миг она даже подумала, что это прервалась связь. — Мам? — И твой отец еще удивляется, почему я сижу на успокоительных таблетках, — пробормотала в трубку мать. Эвелин затаила дыхание. Она не ослышалась? — Ты принимаешь лекарства? Это с каких пор? Кстати, сестра в курсе? Даже если да, Брианна ничего ей об этом не сказала, когда они разговаривали с ней за пару дней до убийства Лоррейн. — Мам? — Никакого ответа. — Отвечай! — Это выше наших сил, — наконец ответила мать. Эвелин со всех сил сжала телефонную трубку. — Дай мне поговорить с отцом. — Он только что вышел из комнаты. Я скажу ему, чтобы он позвонил тебе завтра, — сказала Лара и положила трубку. Эвелин осталась сидеть, глядя на телефон. Не хватало ей теперь волноваться по поводу матери! Она уже собралась перезвонить ей, попытаться ее успокоить, как телефон зазвонил снова. — Алло? — Эвелин вся напряглась, ожидая услышать в трубке материнский или отцовский голос. Но это был не отец, и не мать. — Привет! Амарок. Она откинула голову на спинку стула. — И тебе тоже, — ответила она, пытаясь говорить как можно спокойнее, хотя живот скрутило узлом. Может, оно даже к лучшему, что это не родители. Кстати, это еще одна причина, по которой она приехала в Хиллтоп. Ее родители перенесли не меньшую психологическую травму, чем она. Что, в свою очередь, обязывало ее заботиться о них, ограждать от излишних волнений. — Ты дома? — Пока нет. Заехал в «Лосиную голову», чтобы позвонить тебе. Я тут собрался кое-куда съездить и кое-что проверить. — Кое-что? — Пес Билла Дженкинса нашел какие-то кости. Но ты особенно не надейся. Вдруг это кости животного? — Есть что-то новое про Даниэль? — Да. Именно поэтому я и звоню. Эвелин мгновенно напряглась. — Ты опознал руку? Это ее кисть? — Окончательный ответ даст тест на ДНК, а это займет время. Но некоторые парни из ее списка узнали этот необычный лак. Эвелин закрыла глаза. — И на том спасибо. Можно сказать, шаг в нужном направлении. Что ж, теперь им точно известно, что обе жертвы были сотрудницами Ганноверского дома. — Ты раздобыл информацию по тем сотрудникам, чьи имена я тебе прислала? — Да, а как насчет других? Тех, рядом с которыми прочерк? — Если по ним нет контактной информации, то лишь потому, что у нас нет людей с таким именем. — Я так и знал, что ты это скажешь. Черт, теперь, если получится, придется отслеживать их каким-то иным способом. В трубке возникло молчание, затем послышался зевок, потом он что-то почесал — наверно, лицо. — Эх, почему день такой короткий! — Судя по голосу, ты устал. — Ты тоже. Ты готова уехать с работы?