Дело было такое громкое, что возле того места, где работала группа по осмотру места преступления, скопились десятки журналистов, простых граждан и разгневанных родственников жертв. Еще немного, и ситуация вышла бы из-под контроля. По словам оперативников, собралось вдвое больше народу, чем на эксгумации останков жертв Ю Ёнчхоля. Как только туда в полицейской машине привезли Ли Бёндо, журналисты нацелили свои камеры прямо на него, а родственники жертв рванулись к нему, несмотря на все усилия полиции их остановить. Трое или четверо полицейских, окружив Бёндо, пытались пробиться сквозь толпу, но тщетно. — Все орали на него как сумасшедшие, а он и глазом не моргнул, — поведал один из оперативников. Неважно, насколько жесток серийный убийца, — перед лицом разъяренной толпы он наверняка должен стушеваться. Но Ли Бёндо был слишком уж спокоен. Полицейские считали, что у него просто стальные нервы. — Он их всех моментально заткнул, — сказал один из оперативников и ненадолго погрузился в размышления, наверняка вспоминая то, что произошло в тот день. — Посмотрел на людей, которые осыпали его ругательствами, и улыбнулся им. Это их еще больше разозлило. А он этим просто наслаждался. Был абсолютно спокоен. Но потом вдруг показал на кого-то в толпе и чиркнул себя пальцем по горлу. Люди, которые все это видели, были в полном шоке и не знали, что сказать, просто таращились на него. Вмешался его коллега, сидящий рядом с ним. — Ну да, помню. Видел, какая у него была физиономия, когда он это сделал? Блин, у меня по всему телу мурашки пошли! Если б мы не держали его как следует, он наверняка бросился бы на кого-нибудь и наделал бы дел. Опытный оперативник, проработавший в отделе тяжких преступлений больше пятнадцати лет, покачал головой. Он наверняка уже имел дело с десятками дерзких и наглых преступников, но, похоже, Ли Бёндо сумел произвести неизгладимое впечатление даже на него. — А почему он вдруг так отреагировал, хотя секунду назад был на редкость спокоен? — поинтересовалась Сонгён. — Ну, с ходу не скажу… Кто-нибудь помнит? Все переглянулись и помотали головами. — Все к нему бросились, орали и крыли почем зря, так что кто его знает, почему он это сделал, в такой-то свистопляске… Оперативника вполне можно было понять, но Сонгён пожалела, что они упустили важный ключ к тому, что могло бы помочь им докопаться до сути Ли Бёндо. Жаль, что нельзя было сейчас затащить их куда-нибудь выпить, чтобы они как следует припомнили все, что видели и слышали в тот день. Так что же все-таки заставило Ли Бёндо, сохранявшего поначалу олимпийское спокойствие, вдруг неожиданно сорваться? Должно быть, брошенное кем-то слово спровоцировало его. Кто-то попал ему в больное место. Если б она только могла выяснить, что это было за слово или действие, было бы гораздо проще разговаривать с ним… Но, похоже, теперь уже этого не узнать. Правда, к счастью, этот припомнившийся кому-то эпизод, похоже, подстегнул память остальных. Пока оперативники продолжали перебрасываться словами, что-то в их разговоре вдруг заставило Сонгён навострить уши. — Вот что меня реально зацепило на следственном эксперименте… Нет, это был даже не эксперимент. Он как будто опять полностью вернулся в то время. Словно не просто механически повторял то, что делал тогда, а будто впал в транс, будто не видел ничего остального, несмотря на полицию и граждан вокруг. Это было так реально… настолько реально, что инспектор Цой даже попытался схватить его за шею, чтобы он не испортил манекен. Выражение лица у него в тот момент… Гм, даже сейчас передергивает. Сонгён заметила, как в глазах говорившего промелькнула искорка страха. Что же это было, если даже оперативник из отдела тяжких преступлений скривился от отвращения? Сонгён очень хотелось знать, что за выражение было на лице Ли Бёндо в тот момент. Она никогда этого не узнает, если только не увидит собственными глазами. Видно, его даже не описать словами, хоть сотню слов перепробуй в попытках это сделать — останется лишь ощущение, будто блуждаешь в тумане. Сонгён могла только предположить, что это было за выражение, глядя на лицо инспектора. — Да, мы его все-таки взяли, но я не уверен, что это действительно произошло. Кажется, что хотя его тело физически в тюрьме, его разум все равно продолжает убивать в каком-то его собственном мире. Оперативник все правильно понял. Темная душа Ли Бёндо полностью сохранила свою жестокую силу, и он постоянно рисовал у себя в голове последние минуты жертв, которых убивал, вновь и вновь смакуя испытанное. Сонгён попыталась представить ту тьму, что завладела его сердцем. Он не сознает ни своего тела, скованного кандалами, ни насмешек и оскорблений, сыплющихся на него из толпы… Ли Бёндо опять там, где существуют только он и его жертва, — наслаждается моментом, когда забирает человеческую жизнь. Он все еще весь в этом моменте, все с тем же чувством в руках, и смотрит в женские глаза, полные страха, ощущает на себе дыхание, прерывающееся от страха… Распрощавшись с оперативниками и направляясь к выходу, Сонгён чувствовала, что стала ненамного ближе к живому, дышащему Ли Бёндо — не к тому Ли Бёндо, что заперт в папках уголовного дела. Едва она вышла на улицу, как ее остановил начальник отдела тяжких преступлений. — Вот пытаюсь решить, сказать вам или нет… Но, если вас не затруднит, хотелось бы попросить о помощи. — Да, конечно, чем смогу. Какой именно помощи? — Честно говоря… Есть еще несколько эпизодов, которые до сих пор не раскрыты. В его доме оставались кое-какие улики, указывающие на неопознанных жертв, но мы так и не смогли к кому-либо их привязать. — Выходит… вы хотите сказать, что были еще жертвы? Но в полицейском отчете говорится… — Он молчит, как рыба, и мы ничего не можем от него добиться. Получается, что миру известны лишь те эпизоды, которые подтверждены его собственным признанием. — Не знаю, станет ли он говорить, но, может, у вас получится набрести на какие-то зацепки, когда будете с ним общаться. Буду очень благодарен, если поделитесь услышанным. Сонгён поняла, к чему он ведет. «Висяки» никогда не хоронят наглухо. Как знать — вдруг кто-нибудь из тех, кто погиб от рук Ли Бёндо, до сих пор лежит брошенным где-то на том холме? Это вполне может быть один из тех людей, чьи лица сейчас смотрят на них с доски «Пропал человек» у входа в отдел, перед которым они сейчас стоят. — Хорошо. Я позвоню, если получится что-то выяснить, — пообещала она. — Спасибо. * * * Когда Сонгён съезжала с развязки возле станции метро «Индонвон», ливень вдруг прекратился, как отрезало. А может, туча зависла только лишь где-то между районами Садан и Индонвон. Нигде не было и следа сильного дождя, словно Сонгён оказалась в совершенно ином мире. С неба вновь ослепительно сияло солнце. Ведущая к следственному изолятору дорога была такой сухой, что повсюду висела пыль. Подъехав к главному входу тюрьмы, обсаженному покачивающимися на ветру деревьями гинкго, Сонгён припомнила недавний разговор с директором Ханом в офисе ассоциации. Тот попросил ее обязательно заскочить к нему перед встречей с Ли Бёндо. — Ну как, помогли материалы? — поинтересовался он. — Да, спасибо. Наверное, было непросто собрать всё так с ходу… — Аналитический комитет провел кое-какую предварительную работу перед беседой с ним, когда его направили в изолятор после суда. Так что все было готово. Сонгён уже приходилось слышать про аналитический комитет, в состав которого входили психологи, криминологи и специалисты по психоанализу из различных университетов, сформированный научным отделом Национального полицейского управления десять лет назад. Входили в него и ряд членов психологической ассоциации, в том числе и директор Хан. Обычно этот комитет организовывал беседы с осужденными преступниками для глубоких исследований в области особо тяжких преступлений, включая серийные убийства. — Учитывая то, что происходило во время ареста и позже, по-моему, у него есть много чего рассказать про свои преступления, — заметил директор. Но, в полную противоположность его ожиданиям, Ли Бёндо тогда так и не дал согласия не только на серьезное исследование, но и даже на простую беседу. А вот теперь почему-то выделил Сонгён и сам вызвался пообщаться с ней. — Касательно всего этого в аналитическом комитете был целый диспут, — сказал Хан. — Да ну? — Мне хотелось бы еще раз у вас спросить: вы точно никаким боком не пересекались с Ли Бёндо? — Как я уже говорила по телефону, все, что мне о нем известно, — исключительно из прессы. Я никогда не встречалась с ним лично. Директор Хан секунду смотрел на Сонгён, потом кивнул. — Я тоже так думал. Это как раз то, чего опасаются в комитете. В ответ Сонгён бесстрастно посмотрела на него, не совсем понимая, что он имеет в виду. — Вы с ним незнакомы, но он-то отлично знает, кто вы такая. И тот факт, что он выбрал именно вас, означает, что в голове у него не одна только беседа на психологические темы, — объяснил Хан. Подозрение и тревога, которые после его звонка она сознательно затолкала поглубже, опять вылезли наружу. — И что же еще, по-вашему, у него может быть на уме? — поинтересовалась Сонгён. — Ну… То, чего мы не узнаем, пока вы с ним не встретитесь, так ведь? Я позвонил вам, несмотря ни на что, поскольку это может быть единственным шансом услышать про его преступления непосредственно от него, и… — Директор задумчиво почесал лоб, после чего продолжил: — Если мы выясним, почему он выбрал и даже потребовал именно вас, то, может, лучше его поймем. Сонгён поняла, что он пытается сказать. Да, сама она не знает Ли Бёндо, но он откуда-то знает ее. Было неясно, что в ней привлекло его внимание, но он настолько хотел встретиться с ней, что решил наконец открыться. Уже только одного этого было достаточно, чтобы понять: на Сонгён у него явно есть какие-то планы. — Мы не знаем, что может произойти при данных обстоятельствах, но я уверен, что вы со всем отлично справитесь. Неважно, какие у него намерения, — просто постарайтесь, чтобы он не добился своего. Директор Хан посмотрел на Сонгён, как на маленькую девочку, стоящую на берегу реки. Совершенно непонятно, что там, в этой реке. Насколько она глубока, какая опасность таится под ее гладкой поверхностью… Он мог лишь надеяться, что Сонгён в полной безопасности доплывет до намеченной точки и благополучно вернется назад. Сонгён вдруг испугалась, что не справится с этой задачей. Но она едва ли не лучше всех остальных понимала, что обратного хода нет. Возможность побеседовать с таким типом, как Ли Бёндо, — редкостная удача. Да, определенный риск есть, но если она будет вести себя осмотрительно, то не угодит ни в какую ловушку. «Все у меня получится», — повторяла Сонгён про себя. Однако, вернувшись после встречи с директором домой, она долго не могла уснуть — мозг продолжал лихорадочно работать, размышлять и прикидывать. Так и проворочалась до рассвета, когда мужа разбудил телефонный звонок и тот с утра пораньше умчался к себе в клинику. После этого Сонгён тоже выбралась из постели, прошла в кабинет и уселась за письменный стол. Материалы по делу Ли Бёндо были разложены там же, где она оставила их вчера. Чтение еще не закончено, но не хотелось листать все эти бумаги в такую рань. Сонгён принялась раскладывать их по папкам, когда вдруг на пол упала какая-то фотография. Подобрав ее, она увидела, что это снимок Ли Бёндо, вырезанный из газеты. На нем его заталкивали в полицейскую машину — очевидно, после того самого следственного эксперимента. Он смотрел назад через плечо прямо в объектив, и на лице у него не было написано никаких эмоций. Глаза его словно нацелились куда-то далеко в пространство. На что это он мог так смотреть?