Всё время, что прошло в их сказке, они сражались во имя Сториана. Во имя Пера и судьбы рассказанных им историй. Прежде всего, разумеется, они были обеспокоены сказкой Тедроса. Сказкой о юноше, который пытался доказать самому себе, что он способен быть королём. Но тут в его сказку вмешалась она и всё испортила. Подмяла эту сказку под себя, проглотила, словно кит, всасывающий богатую планктоном морскую воду. Агате очень хотелось бы сказать, что всё это произошло как бы само собой, случайно. Что так уж как-то получилось… Но не так это было на самом деле. Не так. Она увидела выход из ситуации с жемчужиной и воспользовалась им, совершенно не подумав о том, что не её это была сказка, а Тедроса. И теперь пришло время заплатить за этот поступок. Для того чтобы Тедрос стал королём, она должна умереть. И не просто умереть. Это он, Тедрос, должен убить её. Сам! Агата покрылась гусиной кожей так, будто горячая вода в ванне внезапно сделалась ледяной. Для того чтобы её возлюбленный мог победить Яфета и спасти свою жизнь, она должна пожертвовать своей жизнью. Такую же точно жертву в своё время принесла её мама, чтобы спасти свою дочь. Агата вылезла из ванны, обтёрлась полотенцем, натянула на себя вспотевшими пальцами розовую школьную форму. Голова у Агаты кружилась, в ушах звенело. Ядовитый цвет формы частично искупался ощущением, будто она вновь стала первокурсницей и отправляется на урок. Но пустынны были школьные коридоры, не спешили по ним в класс студенты, не раздавались их голоса, шаги, юный безудержный смех. Ни учителей, ни фейри, ни волков – никого. Лишь какая-то одинокая нимфа-уборщица возилась возле Избушки Гензеля, сметая с её стен леденцовую крошку, хрустевшую сейчас под ногами Агаты. Когда-то она была злодейкой из волшебной сказки. Однозначной кандидаткой в Школу Зла. Софи же, казалось, самой судьбой была предназначена для Школы Добра. Но потом произошла огромная ошибка, просто ужасная. Каждую из подруг зачислили не в ту Школу. Правда, Перо сказало тогда, что это вовсе не было ошибкой. Хорошо, Перу видней. В итоге Агата стала принцессой, а Софи ведьмой. А теперь Агата сделалась злодейкой, так ведь? Злодейкой, ведьмой, испортившей сказку своего принца. Пустившей её под откос. И вот что странно: такой исход был ожидаемым, словно она никогда и не чувствовала себя настоящей принцессой, в отличие, например, от той же профессора Доуви, которая настаивала на том, что Агата на все сто процентов принадлежит Добру. И в отличие от всех остальных, по умолчанию считавших правильным всё, что она решает или делает. Проще говоря, сама себя Агата никогда не ощущала настолько Доброй, как думали о ней остальные. Теперь её истинное лицо увидят все, и все поймут, что та огромная ошибка действительно произошла и оказалась роковой – Агата в конечном итоге оказалась на стороне Зла. Продолжая вспоминать своего старого декана, Агата дошла примерно до середины одного из застеклённых переходов между школьными башнями, и тут её внезапно настигла неожиданная, заставившая остановиться мысль. То видение внутри жемчужины… загадка, которую спрятал в ней Артур… Что, если ей удастся разгадать её? Найти связь между Змеем и Зелёным рыцарем… между двумя Яфетами и Эвелин Садер. Тогда, быть может, она сумеет разоблачить Змея! Тогда, возможно, ей удастся всё исправить! Но тут же её плечи поникли, надежда угасла так же быстро, как и пришла. Потому что не имело никакого значения то, кем был Яфет. Теперь, когда она втянула своего принца в невыполнимое для него задание, – совершенно не имело значения. Выбор, стоящий теперь перед Тедросом, был прост – либо убить свою принцессу, либо отдать трон Змею. Другими словами, принц оказался в западне, которую она устроила ему своими собственными руками. Разумеется, Тедрос станет защищать её. И пожертвует короной Камелота ради своей – их! – любви. Но ведь не одного только Тедроса касался второй тест короля Артура, верно? Вот почему так злобно, так радостно улыбался Змей, когда принц убегал прочь. Улыбался, зная, что сам Тедрос никогда с этим заданием не справится, даже браться за него не станет. А вот Змей расправится с Агатой без раздумий, с превеликим удовольствием даже. Выследит принцессу, убьёт её, а затем Экскалибур отрубит голову претендующему на трон принцу-неудачнику, и всё. Так сказать, две птички одним выстрелом. Вот в какой смертельный узел она завязала своим поступком две судьбы – свою и принца. Это она, Агата, по праву должна называться Ведьмой из-за Дальнего леса. Она, а не Софи. С этим теперь даже декан Доуви согласилась бы. Агата посмотрела сквозь застеклённые панели перехода на башни Школы Добра и Зла, соединённые между собой Мостом-на-Полпути, на прозрачное, как хрусталь, голубое небо над ними… И тут у Агаты защемило сердце, потому что мелькнула вспышка, и на небе загорелась золотая надпись, сделанная Пером Львиная грива. «Тедрос хотел обманом выиграть первый тест с помощью своей принцессы. Теперь ему придётся заплатить за это. Второй тест – это сама его Агата. Помогите мне, мои Леса. Куда бы ни убежала Агата, где бы она ни появилась — Задержите её и приведите ко мне. Живой». Грудь Агаты сдавило так сильно, что затрещали рёбра. Она почувствовала, что за нею кто-то наблюдает. Посмотрев вокруг, она остановила свой взгляд на стоявшей посреди залива башне Школьного директора. В верхнем, под самым шпилем, окне был виден Билиус Мэнли, он стоял рядом со Сторианом – волшебное Перо неподвижно зависло над раскрытой книгой. Но не на книгу и не на Перо смотрел профессор, а на Агату. Долго, пристально смотрел до тех самых пор, пока не набежали низкие облака и не скрыли за собой вершину башни вместе с окном. Агата взяла себя в руки и двинулась дальше, а подходя к тому месту, где застеклённый переход пересекался с ведущим наружу туннелем, услышала голоса. На Поляне, как всегда во время ланча, было людно. Только на сей раз не было здесь невидимой границы, разделяющей всегдашников и никогдашников, Добро и Зло. Все – друзья Агаты, преподаватели, первокурсники – собрались вместе возле ворот Синего леса. Выйдя из туннеля, Агата сразу заметила в толпе знакомые лица – здесь были всегдашники Бодхи, Лейтан, Деван, Берт, Беккет и Приянка. А рядом с ними – никогдашники, тоже первокурсники Валентина, Айя, Боссам, Ларалиса. И тут же – четверокурсники, экипаж, вывозивший их когда-то из Путси, – Векс, Раван, Мона и другие, уже оправившиеся от ран, полученных ими во время того приключения, включая широкого в кости, круглоголового Броуни, нога которого всё ещё была в гипсе. («Почему они до сих пор не вылечили его с помощью чёрной магии?» — подумала Агата.) Рядом с ними сидела команда самой Агаты – голый по пояс Хорт с ледяными компрессами на натруженных ногах и обожжённым на солнце лицом и руками. Ворча что-то себе под нос, он то и дело прикладывался к запотевшему стакану с сидром, превратившись из волка-оборотня в подобие сваренного в кипятке пирата. Рядом с ним были Богден и Виллем, перебинтованные и намазанные разноцветными мазями. Затем Эстер, Анадиль и всё ещё постаревшая Дот, прижимающая к груди младенца Мерлина. Ближе к краям лужайки расположились преподаватели – профессор Эмма Анемон, профессор Шиба Шикс, пёс Кастор и другие из Школы Добра и Зла. Отсутствовали только Юба, принцесса Ума и, как только что сообразила Агата, не было здесь Софи. И студенты, и учителя, бывшие до этого друзьями и старшими товарищами Агаты, смотрели на неё сейчас молча и хмуро. Раньше они были её семьёй, сейчас превратились скорее в присяжных на суде. А над их головами, словно золотой шрам на голубом небе, горело сообщение Львиной гривы. Собравшиеся дружно повернули головы к своему лидеру, сидевшему на пеньке между двумя туннелями. Тедрос. На нем, как и на Хорте, не было рубашки. Тело принца покрывали многочисленные резаные раны и царапины, к разодранным бриджам прилипла грязь, в его золотистых волосах всё ещё белели листья волшебного дерева. На правой щеке алел шрам, оставленный скимом. В отличие от Агаты он ещё не успел выспаться, поесть, вымыться. Найдя своими помутневшими голубыми глазами Агату, принц выпрямился на своём пеньке. Агата хотела что-то сказать, но Тедрос опередил её. – Сядь, – приказал он. Агата повиновалась и, поискав ещё раз – безрезультатно! – взглядом Софи, она присела рядом с Хортом. – Привет, Фатима, – пробормотал Хорт. Агата непонимающе взглянула на него. – Фатима из Неверленда, – пояснил Хорт. – Классику знать нужно. У этой Фатимы, как рассказывает Сториан, было очень много друзей. Но затем она стала совершать глупости и терять из-за этого своих друзей, одного за другим. В конце их у неё вовсе не осталось. – Хорт отхлебнул ледяного сидра и добавил: – Фатима, у которой нет друзей. Это ты теперь. Агата пыталась не обращать на него внимания, но как это сделаешь, когда Хорт продолжал говорить, почёсывая свои солнечные ожоги: – Ты знала, что Софи там. Знала и не сказала мне об этом. Поэтому, вместо того чтобы помогать ей, я заделался волком-шофёром. Перевёз через холмы Махадевы этого бездельника Богдена с его приятелем и ребёнком. И это в самую жару, заметь, в самое пекло! Потом вёз по лесам тебя с Тедросом и в результате получил солнечный удар, причём такой сильный, что Кастору пришлось положить меня в ледяной гроб, чтобы я пришёл в себя и вспомнил для начала хотя бы своё имя. И я вспомнил не только то, как меня зовут, но и всё, что ты сделала. Да-да, всё вспомнил и всё понял. Ты хотела придержать Софи для одной себя, и потому не дала мне помочь ей. – Он неприязненно взглянул на Агату. Точно с тем же выражением смотрел на неё сидевший на пеньке Тедрос. – Ведьмы говорят, что это они одни догадались взять стимфов, чтобы прилететь нам на помощь, – лишённым выражения голосом произнёс Тедрос. – Не обижайся, но мы тебе больше не верим, – объяснила Агате Эстер. – Тем более пока Змей на свободе. Добравшись до Школы, мы обо всём рассказали преподавателям. Решили, что они должны собрать команду вам в помощь. – Рад, что от вас была хоть какая-то польза, учитывая, что вашей задачей было найти средство для старения, – хмыкнул Хорт. – И мы нашли его, – резко перебила его Анадиль. – Не знаю, что вы там нашли, но оно не работает, – фыркнул Хорт. – Дот по-прежнему старуха, а Мерлин ходит под себя – я даже отсюда слышу, как его подгузники воняют. – Потому что это средство постепенно действует, не сразу, креветка ты варёная, – проворчала Эстер.